Братья Нобели - Федор Юрьевич Константинов
Той же осенью 1894 года Альфред Нобель, находясь в Австрии, в последний раз встретился с Софи и увидел ее маленькую дочь. Судя по всему, он простил ей шантаж, они помирились, но в итоге все как обычно свелось к жалобам и претензиям «бедняжки Софи». 12 сентября он отправил Гесс внешне очень теплое, дружеское письмо, но расставляющее все точки над «i” в их подошедших к концу отношениях – все ее претензии напрочь отметались:
«Дорогая Софи!
Мой внезапный отъезд был вызван ужасной аварией (взрывом) во Франции. У меня не было времени, чтобы попрощаться.
Я нашел тебя в лучшем здравии, чем когда-либо прежде, и я не понимаю, на что ты жалуешься. Конечно, тебе многого недостает, и твое окружение не самое лучшее и не самое приятное. Но в целом ты не принадлежишь к числу несчастнейших людей, хотя и сделала все шаги в этом направлении.
Тебе несказанно повезло, и это наверняка понимают все, кто знаком с твоим положением, ибо любой другой на моем месте без сожаления бросил бы тебя в беде, которую ты на самом деле навлекла на себя собственными стараниями…
…Твоя малышка очень милая, теперь ей только нужно дать правильное воспитание. Я не знаю, каковы твои отношения с отцом ребенка, а потому не могу судить, кто из вас двоих прав, а кто виноват. Впрочем, это не имеет ко мне никакого отношения.
Сердечный привет от А. Н.».
* * *
В течение 1893–1894 годов продолжалась интенсивная переписка Альфреда Нобеля с Бертой фон Зуттнер. Еще в письме от 7 ноября 1893 года, сразу после новогоднего поздравления, он поделился с Бертой идеей создания специального фонда мира: «Мне бы хотелось пожертвовать часть моего состояния на создание фонда мира, распределяемого каждые пять лет, может быть, всего раз шесть, поскольку, если нам за тридцать лет не удастся преобразовать существующую систему, нас с фатальной неизбежностью ждет варварство. Эта премия будет присуждаться мужчине или женщине, внесшим наибольший вклад в развитие идеи всеобщего мира в Европе…»
В ответ Берта наивно надеется, что приближающийся ХХ век «покончит с анархией и варварством», так что она делает большую ставку на то, что эра мира начнется уже в 1900 году. Одновременно уже в качестве лидера европейских пацифистов она подвергает критике его идею премии раз в пять лет, напоминая, что деньги борцам за мир нужны «здесь и сейчас»: «Ваша идея о вознаграждении людей доброй воли каждые пять лет (через 20 лет) мне представляется не самой лучшей. Во-первых, тем, кто трудится на благо мира, нужна не премия, а средства. Если бы я, например, не поехала в Рим, Австрийского общества мира не было бы.… Нет, идея избавить мир от этого бича божьего, каким будет будущая война, мне кажется настолько прекрасной и блаженной, что служение ей не требует вознаграждения. Нужно только знать, как ей служить…»
В последующие месяцы Берта делится с Нобелем своими успехами в издании пацифистского журнала, продвижении своих идей на страницах мировой прессы. Но вот 28 апреля она пишет письмо, в котором явно просит у своего богатого друга материальной поддержки, жалуясь на жизненные обстоятельства:
«Мой почитаемый Друг.
Долгое время Вы не проявляли признаков жизни – сообщайте, как Ваше здоровье? Что касается моего здоровья, то мне лучше, но я все еще слаба и совсем упала духом. Угнетают домашние заботы и долги: вероятно, мы потеряем свой дом. Харманнсдорф должен быть продан, то есть уже принудительно продается. Это наше несчастье. Стоимость сильно занижена, каменоломня, цемент включены в стоимость не будут. Мы очень старались найти кого-то, кто инвестировал бы капитал с более низкими процентами, нежели нынешние кредиторы, которые хотят вернуть свой капитал, несмотря на гарантии. Какой-то злой рок преследует нас на жизненном пути. Возможно, вы хотели бы приобрести владение в Австрии? Это не просьба, не предложение, это просто сообщение, чтобы Вы вдруг не сказали мне потом: почему ты мне не сообщила об этом?..»
Согласитесь, что письмо отдает откровенным ханжеством: конечно же, в нем содержалась просьба о денежном подарке или по меньшей мере ссуде. Помог ли Альфред Нобель фон Зуттнерам выбраться из этой ситуации, документально неизвестно, но исходя из того, что Харманнсдорф не был продан ни в том году, ни в последующие, а также исходя из того, что в июне 1893-го, сообщая о том, что ей исполнилось 50 лет, Берта одновременно пишет: «Пользуюсь случаем, скажу Вам спасибо за ту великодушную поддержку, которую Вы мне не раз оказывали», – видно, что Нобель оказал фон Зуттнерам необходимую помощь деньгами.
Вслед за этим в том же июне она пишет Нобелю, что готовит к публикации список жертвователей 1893 года и хотела бы увидеть там и его имя. «При этом я, разумеется, не имею в виду ту огромную сумму, которой Вы пожертвовали в прошлом году – небольшой доли ее достаточно, – речь идет скорее о появлении Вашего имени, это будет хорошим примером…» – спешит добавить она.
Напомним, это было как раз в то время, когда «панамский скандал» находился на пике, Нобель обнаружил, что его, по сути, попросту ограбили и в какой-то момент посчитал себя разоренным, и Берта не могла об этом не знать. Тем не менее он со свойственным ему благородством поспешил ответить:
«Дорогой Президент!
В этом году по сравнению с предыдущим мои расходы превышают прибыли, а убытки исчисляются огромными суммами. Тем не менее, я не хочу лишать Ваше общество моей помощи и прошу Вас передать ему чек на скромную сумму, который и прилагаю».
Сумма, кстати, оказалась совсем не скромной, о чем Берта и написала в ответном письме, одновременно выразив надежду на то, что Альфред, несмотря на все свои жалобы на здоровье, еще увидит, «как мы покончим со всем этим зверством и наступит благословенный мир. Я понимаю, что в мире еще много глупости и жестокости, но доброта и разум выше их. У меня есть все основания верить, что социал-демократия победит».
Этот оптимизм сохраняется и в последующих ее письмах, например, от 11 апреля 1894 года, в котором она подробно делится тем огромным размахом, который, как ей кажется, приобретает деятельность миротворческого движения на международной арене. Однако Альфред, похоже, отнюдь не разделял этого оптимизма баронессы. Для него, наоборот, в мире с