Лаша Отхмезури - Жуков. Портрет на фоне эпохи

Единственным лекарством было преобразование крупных соединений в совокупность меньших, более слабых, конечно, но легче управляемых в бою. Механизированные корпуса в 1000 танков, разгромленные в три недели, уступили место танковым дивизиям в 200 танков. Когда те тоже окажутся чересчур тяжеловесными, их разделят на бригады по 70 танков, а часто и на более мелкие полки, придаваемые пехотным соединениям. Фронты, армии, авиация подвергнутся той же операции. Необходимо понять, что этот процесс делал практически для Красной армии полностью невозможным проведение крупномасштабных наступательных действий, за редким исключением. Выстоять, научиться, затем создать заново инструмент для наступления – таким было крайне важное видение проблемы[418], содержавшееся в директиве от 15 июля. Того, что слабые места Красной армии были выявлены и проанализированы во время самых ожесточенных боев XX века, к тому же после всего лишь трех недель, а затем намечены пути исправления ситуации, было бы достаточно, чтобы сделать Жукова военачальником высочайшего класса. Но ведь надо было, чтобы противник предоставил время, необходимое для реорганизации и обучения, а это не входило в его намерения летом 1941 года.

Глава 12

Возвращение на фронт. От Ельни до Ленинграда

В своих «Воспоминаниях» Жуков рассказывает о Ельнинском сражении, первом с начала войны, которым он непосредственно руководил, в цезаревском стиле: veni, vidi, vici (пришел, увидел, победил (лат.).  – Пер.). Если поверить ему, все было просто: Георгий Константинович приехал, реорганизовал, вдохновил и одержал первую победу Красной армии в Великой Отечественной войне, после чего уехал спасать Ленинград.

Отрезок времени с 31 июля по 7 сентября 1941 года заслуживает более внимательного рассмотрения. Жуков выехал из Москвы на «Паккарде», за рулем которого сидел Александр Бучин, его шофер из НКВД. Через три часа, в 22:30, он был уже в Гжатске, небольшом городке в 180 км от столицы, возле которого укрылся штаб Резервного фронта. Его встретили начальник штаба фронта Петр Ляпин и член Военного совета фронта Сергей Круглов. Присутствие Круглова свидетельствовало об особом внимании Кремля к Резервному фронту, занимавшему вторую линию обороны на подступах Москвы. Круглов был заметной фигурой в аппарате госбезопасности. Он был заместителем наркома внутренних дел СССР по кадрам и одним из наиболее приближенных к Берии человеком. Жуков опасался козней Мехлиса и не знал, как Сталин решит его судьбу. Еще не высохла кровь Павлова. Трое хорошо ему известных генералов: Штерн, Смушкевич и Проскуров – были арестованы, допрошены с применением пыток и в середине июля вывезены в арестантском вагоне в Куйбышев (они будут расстреляны 28 октября). В ходе «чисток июня 1941 года» погибли и другие высокопоставленные военные, в том числе командующий Северо-Западным военным округом Локтионов, адмирал Самойлов… (генерал-лейтенант А.Д. Локтионов, арестованный 19 июня 1941 г., также был вывезен в Куйбышев и там расстрелян 28 октября 1941 г. вместе с группой других высокопоставленных военных. Контр-адмирал К.И. Самойлов, арестованный 8 июля 1941 г., умер в заключении в 1951 г.  – Пер.)  – всего 300 офицеров, в том числе 22 Героя Советского Союза. Под самым пристальным контролем политических органов Жуков сумеет успешно провести операцию под Ельней, которую сам же предложил, и этим восстановит свою репутацию в глазах вождя.

Ситуация, о которой Жукову доложил Ляпин, была не блестящей. Немцы 18 июля внезапной атакой захватили Ельню и теперь укрепляли, ожидая завершения Смоленского сражения позади городка. Их позиции образовывали вклинившийся в советские линии выступ, имевший форму эллипса длиной 40 км и шириной 20, с центром в Ельне. 15 августа моторизованные соединения Гудериана были заменены XX пехотным корпусом (5 дивизий, 70 000 человек), снабженным мощной артиллерией. Если фельдмаршал фон Бок, испытывавший сильную нехватку пехоты, отправил к Ельне такие крупные силы, то сделано это было потому, что он желал удержать «сухопутный мост» между Днепром и Десной и таким образом сохранить возможность прямой атаки на Москву. По этой же причине советская Ставка считала необходимым отбить город, через который к тому же проходила важная железнодорожная линия Смоленск – Тула. «Московское направление» приковывало к себе – и обоснованно!  – все внимание Сталина и Жукова, которые в данном случае были единодушны. Предшественник Жукова на посту командующего Резервным фронтом, Богданов, назначил наступление 28-й и 24-й армий на 20 июля. Оно началось с опозданием и, несмотря на несколько атак, не дало результата. К моменту прибытия Жукова на фронте установилось затишье.

Резервный фронт не совсем заслуживал свое название, потому что из шести входивших в него армий (24, 31, 32, 33, 35 и 43-й) две (24-я и 43-я) находились на передовой. Остальные оставались в распоряжении Ставки и находились еще в стадии формирования. Они создавались из плохо снаряженных и слабо или вообще не подготовленных частей. 24-я и 43-я армии стояли между Западным фронтом под командованием Тимошенко (справа) и Центральным фронтом Еременко (слева). Еременко, недавно еще занимавший у Тимошенко должность начальника штаба, был одним из молодых генералов, на которых возлагал особые надежды Сталин, окрестивший его, бог весть почему, «русским Гудерианом». Жуков не задержался в штабе фронта, а выехал на КП 24-й армии, расположенный примерно в 120 км юго-западнее Гжатска. Была ночь. Вдали небо было красным от пожара – горело Ярцево. Слышался грохот артиллерии Тимошенко, пытавшегося продолжать наступление на Смоленск.

В штабе 24-й армии Жуков познакомился с ее командующим, генералом Ракутиным.

«Докладывая дислокацию, он произвел на меня хорошее впечатление, но его оперативно-тактическая подготовка была явно недостаточной»[419]. Этот недостаток Жуков объяснял принадлежностью Ракутина к пограничным войскам НКВД, послужившим в конце июня 1941 года ядром для формирования резервных армий: политически надежные, они были не слишком хороши в военном отношении. Жуков знал свое дело, и одним из его достоинств было умение правильно оценивать своих подчиненных. Он подверг Ракутина настоящему допросу: «Что вам известно о противнике? Вы проводили разведку? Где конкретно находятся ваши войска? С какими соединениями у вас есть связь? Какими резервами вы располагаете?» То ли его не удовлетворили ответы, то ли он хотел показать, что сам будет все проверять, только он немедленно отправился на передовую вместе с Ракутиным и с его штабом. Они попали в самый разгар артиллерийской дуэли. Но никто не смел упасть на землю и укрыться: Жуков стоял прямо и, казалось, игнорировал разрывы снарядов. Он понаблюдал в бинокль за противником, потом повел свою штабную свиту на КП ближайшей дивизии. Он снова расспрашивал офицеров, наблюдал за передним краем и расположением неприятеля. Его водитель Бучин так вспоминал этот эпизод: «Бои под Ельней и за Ельню продолжались более пяти недель. Это было исключительно тяжелое сражение. Я не преувеличу, если скажу: комфронта Жуков все это время был с небольшими промежутками чуть ли не на линии огня, доходил не только до штабов полков, но и до траншей переднего края. Да иногда возвращался весь в пыли, а в непогоду с грязными подтеками на коленях, гимнастерке, особенно на локтях. Значит, опять ползал. Конечно, в любой момент мог быть убит. Передний край! В эти недели он был сосредоточен как никогда больше в годы войны, хотя потом последовали сражения много масштабнее, чем Ельнинская операция»[420].