Флот в Белой борьбе. Том 9 - Сергей Владимирович Волков
Я очень хорошо помню мысли и чувства, которые меня тогда волновали, и очень жалею, что ныне, после стольких потрясающих событий, не в состоянии восстановить всего нашего разговора, длившегося почти до полуночи и принимавшего временами очень бурный характер. Некоторые отдельные фразы Норриса были, однако, столь знаменательны, что врезались мне в память навсегда, и я считал бы очень полезным, если бы их запомнили хорошо все истинные русские патриоты.
На вежливый вопрос командора о целях моего прибытия я объяснил, что русское командование нашло своевременным восстановить нашу Каспийскую флотилию, чтобы преградить большевикам доступ из Волжской дельты в Каспий; что, вероятно, ему известно уже, что наш первый эшелон находится в Петровской, что начальник флотилии, так же как и я, будет двигаться со вторым эшелоном, который из-за перерыва железнодорожного пути был вынужден выйти к берегу у Старотеречной. Дальше двигаться можно только морем. Я очень рад видеть здесь наших союзников, которые, как я понимаю, прибыли сюда для оказания нам содействия в установлении порядка в России, поэтому, продолжал я, командор, вероятно, не откажет мне в своем согласии доставить нас в Петровск. Общий смысл ответа был довольно сух и гласил, что командор очень сожалеет, но не может самостоятельно решить этот вопрос, а должен телеграфно запросить указаний адмирала лорда Сеймура, который стоял в это время в Батуме.
На это я заметил, что опасаюсь, что на такие переговоры может уйти много дорогого времени, кроме того, по общему смыслу пребывания здесь англичан перевозка эшелона в Петровск ни в какой мере не может противоречить общим нашим целям. На это получился очень странный ответ, что английская эскадра имеет целью не только помогать нам, но и охранять неприкосновенность Горской республики. Я заметил, что существование такого государства мне неизвестно и что я пребываю в незыблемом убеждении, что Кавказ является неоспоримым достоянием Российской империи. Дальнейший наш разговор я помню довольно точно:
Командор. Адмирал Сеймур поставил меня в известность, что британское правительство признало существование Горской республики.
Я. Это тем более странно, что вам не может быть неизвестно, что командование Русской Армии относится к таким произвольным самообразованиям совершенно отрицательно. Во всяком случае, я позволю себе спросить, как думает английское командование согласовать помощь нам и горскому правительству, понимая, несомненно, что наши интересы взаимно противоположны.
Командор. Это, конечно, очень трудно, но я здесь поделать ничего не могу, ибо таковы полученные мною инструкции.
Я. Не будете ли вы, по крайней мере, так любезны объяснить мне, из кого состоит правительство этой чертовой республики (Литвинов так и передал devi’s republic), каковы ее границы и размеры?
Командор. Я в этом еще не разобрался.
Я. Во всяком случае, я не понимаю, каким образом наше стремление уничтожить большевиков мешало бы процветанию и благополучию кавказских народов.
Командор. Горская республика претендует на владение городом Петровском и очень обеспокоена увеличением в этом городе количества русских войск.
Я. В таком случае я не вижу смысла пребывания в каспийских водах английской эскадры, которая, как мне говорят, находится здесь для содействия Русской Армии. Я полагаю, что вы не можете запретить нам работать над освобождением нашего отечества так, как мы считаем наиболее целесообразным, и ваша задача сводится к содействию нашим операциям, выработанным по определенному плану.
Командор. Я желал бы знать ваш план.
Я. Я рассчитываю по прибытии в Петровск приложить все усилия к скорейшему восстановлению Каспийской флотилии, с которой и двинуться вверх по Волжской дельте для занятия Астрахани. В дальнейшем нам предстояло бы двигаться вверх по Волге для поддержки наших сухопутных сил, которые в некоторых пунктах уже вышли к берегам реки. Для выполнения этой операции нам необходимо, конечно, ваше содействие.
Командор. История не знает подобного прорыва вверх по реке.
Я. Наоборот, я напомню вам о действиях адмирала Фаррагута во время междоусобной войны в Соединенных Штатах, когда он с полным успехом и при несравненно более тяжелых условиях прошел с боем вверх по Миссисипи гораздо большее расстояние.
Командор. Откуда у вас такие сведения?
Я. Я окончил курс в Морском кадетском корпусе в Петербурге.
Командор. Англия поклялась, что не допустит появления вновь на Каспийском море Андреевского флага.
Я. На это я вам отвечу, что я и мои друзья поклялись в противном, вы же вашим заявлением даете мне повод считать вас не союзниками, а врагами, о чем я безотлагательно уведомлю начальника Каспийской флотилии.
Наш разговор становился все резче и резче, и тон его повышался; при последней фразе мы оба вскочили и как два разъяренных петуха взъерошились; и командор и я стучали при этом кулаками по столу. Не знаю, чем бы кончилась эта сцена, если бы не вмешался спокойный и уравновешенный флаг-капитан, который всеми силами старался меня успокоить. Он сказал, что я напрасно так волнуюсь и что вопрос, вероятно, можно решить к общему благополучию. Я сейчас же опомнился и просил меня извинить за мою горячность, прибавив, что ему, как военному и патриоту, вероятно, понятно мое волнение, когда дело касается чести и интересов моего отечества.
Командор тоже остыл и просил в свою очередь извинить его.
Я имел удовольствие заметить, что несомненно проскальзывавшее до сего времени несколько пренебрежительное отношение ко мне англичан понемногу сменилось выражением искреннего уважения. Тотчас появилась откуда-то бутылка виски, и дальнейшее время прошло в обсуждении, что можно бы было сделать для удовлетворения моих домогательств. Наконец командор встал, сказал, что уже поздно, а назавтра утром он назначает съемку с якоря для следования в Петровск. Он просил меня и моих спутников быть его гостями и заявил, что согласен перевезти меня в Петровск на своем корабле. Относительно же дальнейшего он настоял на необходимости предварительного сношения с адмиралом, ибо, как он заявил, он человек подчиненный и не считает себя вправе преступать данных ему инструкций.
Мы расстались друзьями, после чего мне отвели прекрасное помещение в верхней рубке. Весь этот день и волнения последних часов утомили меня бесконечно. Отдых меня манил, но предстояло еще написать подробное донесение в Старотеречную, и о сне нельзя было думать. Я горячо благодарил Литвинова за его содействие и просил достать мне чернил и бумаги. Приказавши Цветкову быть готовым к 5 часам утра ехать обратно курьером с моим докладом, я засел за его писание. Было уже светло,