Флот в Белой борьбе. Том 9 - Сергей Владимирович Волков
Вскоре мы добрались до берега. Местность была пустынна и уныла; Каспийское море, дотоле мне совершенно незнакомое, тихо плескалось у отлогого и совершенно ровного побережья. Мы подъехали к какому-то большому по тем местам деревянному дому, казалось, недавно построенному. Из него на некоторое расстояние тянулась телеграфная проволока, которая шла дальше по столбам. Несколько поодаль и правее, у самого берега, виднелась жалкая бедная деревушка, казавшаяся совершенно вымершей, – это и была станица Старотеречная – цель нашего путешествия.
Мы начали с обследования загадочного дома, не имевшего ни одного стекла в окнах. Он оказался совершенно пустым: казалось, что постройка его была по каким-то обстоятельствам прервана и он так и остался незаконченным. Мы нашли внутри некоторый запас плотничьих гвоздей и веревок. Снаружи был сложен разного рода лесной строительный материал. Тут же неподалеку начиналась проложенная железнодорожная ветка, которая, идя рядом с телеграфной линией, внезапно резко обрывалась. Железнодорожный материал – рельсы и шпалы – тоже были в беспорядке сложены в разных местах поблизости. Складывалось впечатление, что здесь строилась кем-то железнодорожная станция и намечался железнодорожный путь. Еще более поразило нас то, что дом, по-видимому, подвергался артиллерийскому обстрелу с моря. При ближайшем обследовании он оказался сильно попорченным снарядами – были вырваны целые куски досок, а внутри от разрыва гранат сильно пострадал пол.
Мы не имели понятия, какая драма и когда разыгралась здесь и кому могло прийти в голову бить снарядами по этому мирному и пустынному уголку Русской земли. Впоследствии мне удалось выяснить лишь кое-что. Мы прибыли сюда через несколько месяцев после того, как окончилась на Каспии эпопея значительно нашумевшего в Прикаспийском районе генерала Бичерахова. Слухи о нем доходили до нас уже в Екатеринодаре, но определенного о его деятельности никто ничего не знал, и даже до сих пор не знаю, в какой степени он был генерал. Как бы то ни было, это был человек незаурядного размаха. В Баку он владычествовал довольно долго и сумел объединить вокруг себя все враждебные большевизму круги. Ему подчинились и Каспийская флотилия, и все военные чины, случайно застигнутые в Баку и его районе. Военные действия его по обороне города и прилегающего к нему нефтяного района были довольно удачны. Он располагал значительными средствами, добытыми, как говорят, в Персии. Это тоже привлекало к нему сторонников. Он вел себя маленьким царьком и не стесняясь раздавал чины и Императорские боевые ордена. В разное время я встречался с разными его сподвижниками, и не могу сказать, чтобы отзывы о нем были особенно неблагоприятны. По-видимому, это был чистой воды авантюрист, каковых немало выкинуло на свою поверхность русское безвременье. Постройка станции у Старотеречной и проведение оттуда ветки на Кизляр были, как говорят, затеяны им. Мне совершенно неизвестно, почему этот человек, назначенный даже, с некоторым запозданием, адмиралом Колчаком своим представителем в Прикаспийском районе, был вынужден внезапно оборвать свою деятельность и уйти в неизвестность. Мне кажется, что одной из основных причин было то, что он, подобно многим крупным русским людям этой эпохи, действовал исключительно «во имя свое», не во имя Христово, не во имя Царя и Родины. Деятельность его, как бы кипуча и разностороння она ни была, по существу своему была беспочвенна и лишена будущего.
Все эти мысли пришли мне на ум гораздо позже, теперь же в ожидании подхода эшелона приходилось спешно готовить для людей сколько-нибудь надежное убежище. Я знал, что Петровск был извещен о нашем вынужденном движении на Старотеречную и что Пышнов получил распоряжение прислать какие-нибудь плавучие средства для перевозки нас к себе отсюда морем, но не было уверенности, что наши люди в Петровске вообще в состоянии как-нибудь нам помочь. Приходилось поэтому думать о, быть может, продолжительном выжидании у моря погоды. Поэтому я распорядился занять вышеописанный дом и немедленно, по мере сил, приступить к его починке. Вскоре закипела работа, а я начал понемногу знакомиться с окружающей местностью.
Далеко в море, на горизонте виднелся маяк, построенный на острове Чечень. Когда стемнело, загорелся ярким блеском маячный огонь. Значит, там была жизнь и кто-то исправно нес свои обязанности. Вправо и влево от маяка временами показывались пароходные дымки, некоторые из них заметно передвигались. Как оказалось впоследствии, это была английская эскадра под начальством командора сэра Даниеля Норриса. Она состояла из реквизированных англичанами, вооруженных и укомплектованных русскими больших коммерческих пароходов и насчитывала до десяти вымпелов. Стоянка ее на острове Чечень была обусловлена необходимостью сторожить выход флотилии большевиков и не допускать ее продвижения на юг дальше параллели остров Чечень – форт Александровский. Суда эскадры для пополнения запасов посменно уходили в Петровск.
Неподалеку от меня, на берегу у самой деревушки, было выброшено на берег несколько деревянных буксирных барок, приведенных в совершенную негодность. Станица как бы вымерла. Впоследствии нам удалось найти все-таки какого-то мрачного ее обитателя. На нас он смотрел с большим недоверием, и можно было понять, что туземцы натерпелись-таки страху от военных действий в этих местах. Предвидя, что нам рано или поздно придется делать попытки двинуться морем на Петровск, я заговорил с ним о возможности переправить нас на Чечень. Оказалось, что у него есть довольно неказистый рыбачий парусный баркас. Понемногу мы разговорились, причем я заметил, что наш нелюдимый спутник внимательно ко мне присматривается. Через несколько времени он проговорился, что знает меня по Николаеву, где служил матросом в 1907–1908 годах, в то время, когда я был старшим офицером на строившемся линейном корабле «Евстафий». Мне были тогда очень неприятны всякие напоминания о безвозвратно прошедшем счастливом времени. Я поэтому не стал развивать затронутой темы, а мой сумрачный собеседник, как бы испугавшись своей невольной откровенности, снова ушел в себя. Упоминаю об этом незначительном факте лишь потому, что хочу показать, как трудно было мне стушевываться, когда мне это было почему-либо необходимо. За почти четверть века моей службы в Черноморском флоте меня хорошо знало огромное количество всевозможного люда в приморских портах. Мастеровые и рабочие, бывшие матросы, всякого рода портовые рабочие и просто знакомые попадались на моем пути довольно часто, и при моей собственной очень плохой памяти на лица они почему-то меня неизменно узнавали, что нередко было для меня причиной больших неприятностей.
Работы по приданию занятому нами зданию жилого вида шли полным ходом. Правда, все было сделано грубо и топорно, но в нем можно было укрыться от непогоды и обсохнуть – большего пока и не требовалось.
С большим удовольствием я
