Льюис Клайв - О Нарнии

P. S. Содержанке у поэмы хорошее, а вот стих немного хромает!

Килнс Хидингтон Квори Оксфорд [11 сентября 1958]

Дорогая [Люси]. Ты совершенно нрава. Прямая аллегория — как задача с ответом; великая книга — как цветок, чей аромат напоминает нам что‑то еле уловимое. Думаю, это «что‑то» — ощущение жизни как она есть. Бывают реалистические книги, где люди и предметы — в точности как в настоящей жизни, но аромата, ощущения нет. Я никогда не видел орков, энтов или эльфов, но само ощущение; чувство огромного прошлого, нависшей опасности, героических подвигов, совершаемых самыми прозаическими с виду персонажами, расстояний, просторов, бесприютности — настолько точно, что как бы пережинаешь это сам. Особенно разрывается душа, когда читаешь про самые красивые места; как Лотлориен. И так похоже на подлинную историю мира: «Тогда, как и ныне, мрак надвигался и не совсем понапрасну свершались великие подвиги». Ни оптимизма (это последняя война и после нее все будет замечательно), ни пессимизма (это последняя война и цивилизация погибнет). Нет. Мрак наступает снова и снова, никогда совсем не побеждает и никогда не бывает совсем побежден.

Искренне твой К. С. Льюис

Килнс Хидингтон Квори Оксфорд 29 сент[ября] 1958

Дорогой Мартин,

Спасибо за письмо и fortissimo поздравляю с выздоровлением Мириам. И заодно с тем, что Цицерон позади. По–моему, он величайший зануда всех времен (кроме, может быть, Бена Джонсона, Ланселота Эндрюса и миссис Хемфри Уорд)[41]. У тебя очень обширная программа, на мой взгляд, даже слишком. Лучше бы и здесь, и в Америке давали меньше предметов, но учили им лучше. Мы все здоровы. Всем приветы.

Твой К. С. Льюис

Модлин–колледж Кембридж 28 ноября 1958

Дорогой Мартин,

Я очень огорчился, узнав, что у Мириам нефрит. Пожалуйста, передай ей и всем остальным, как я вам сочувствую. Похоже, ты весело проводишь время на уроках латыни, сбивая учителя на разные отвлеченные разговоры, особенно когда не хочешь, чтобы тебя спросили. Старый приемчик, мы все им пользовались. Хуже с учителем математики, который завышает отметки. Поначалу это приятно, но потом может получиться огорчение. Американские университетские преподаватели говорили мне, что большинство их студентов приходят из школ, где требования низкие, и потому переоценивают свой уровень, а в итоге отчаиваются и злятся, когда им говорят правду.

Твой К. С. Льюис

Килнс Хидингтон Квори Оксфорд 3 ян [варя] 1959

Дорогой Мартин,

Я и не подозревал, что ваша семья — «гнездо поющих птиц»! Успехов! Модель пентаметра[42]:

В Птице последние — w всегда одно слово. Т. е. ты можешь закончить

grāl ŭs ĕ / rām или Ōreăs ă / bēsl, но не ūndĭqŭe / nŭne или cōntĭcŭ / ĭl

Вот пример:

Мяса не любит Кристоф; просит, чтоб дали конфет.

Да, понимать, не переводя, хорошо, когда читаешь для себя; на экзамене это не годится. Однако переводить тоже интересно — добиваться естественного английского звучания и одновременно сохранять близость к латинскому оригиналу. Поблагодари Мириам за чудесную картинку.

Может быть, «Настигнут радостью» и впрямь становится скучной после Уайверна[43](здесь, конечно, не мне судить), но вовсе не оттого, что мне стало неинтересно писать.

Помни об этом, если станешь критиком: высказывай мнение о книге, но если начнешь объяснять, как такое получилось (другими словами, выдумаешь это за писателя), почти наверняка ошибешься.

Всем приветы.

Твой К. С. Льюис

Килнс Хидингтон Квори Оксфорд [27 марта 1959]

Дорогой Мартин,

Спасибо за письмо от 15–го. Ты не пишешь, как ваша сестра; обязательно сообщи к следующий раз. Думаю, размер, который ты предлагаешь, слишком бодрый и комичный для перевода такого серьезного стиха, как Вергилиев гекзаметр. На твой ритм я могу положить только такие слова:

«Два фунта сырку и кусочек грудинки», —

Эней отвечал, как обычно, с запинкой.

По–моему, «Энеиду» лучше переводить рифмованным александрийским стихом, но без постоянной цезуры, как в классической

французской поэзии, тогда будет звучать очень по–вергилиевски, почти прозаически в середине, а конец не даст строке рассыпаться[44], например I 32–3:

По волнам пенным в путь ведя их трудный.

Так в тяжких муках Рим рождался чудный.

Про Сент–Майклз или Торонто ничего путного рассказать не могу. Сегодня, в Страстную Пятницу, чудесная погода, как почти всегда в этот день.

Всем приветы, твой К. С. Льюис

Килнс Хидингтон Квори Оксфорд [20 апреля 1959]

Дорогая Джоан,

Ура! Эссе о Пасхе вполне многообещающее: фразы четкие, тугие и не расползаются. Ты будешь писать прозу. Что до содержания, мне кажется, под конец ты немного преувеличиваешь. Все, что мне нужно, есть в моей душе? Ну уж дудки! Или тогда в ней должно быть огромное число добродетелей и огромная мудрость, чего ни я, ни другие в ней не видят. Очень мало из того, что мне нужно, есть в моей душе. Я хочу сказать, даже душевных свойств вроде смирения или искренности. И конечно, в ней нет многого из того, что мне нужно в обыденном смысле, например марки для этого письма. Никогда не преувеличивай. Никогда не говори больше, чем хочешь сказать.

«Мечта» — лучшее из двух стихотворений, главным образом из‑за строчки «И «Mechta» облетит вокруг Солнца». Что до второго, я, если честно, не понимаю, что оно выиграло оттого, что ты разбила его на строчки. Знаешь, дорогая, писать верлибры тебе просто вредно. Попиши лет десять строгие, рифмованные стихи, а там можно будет попробовать и свободный. Пока это только подталкивает тебя писать прозу хуже, чем обычно, и печатать ее как стихи. Извини, что я такая свинья!

Рад, что тебе понравилось «Пока мы лиц не обрели», потому что многие ее не приняли. Это мой величайший «провал» за последние годы, и поэтому, конечно, я считаю ее лучшей моей книгой.

Завидую твоему путешествию. Наверное, это замечательная машина, раз она сумела въехать на каланчу!.. или я неправильно тебя понял.

У нас очень холодная, сырая весна, но мы все здоровы.

Твой К. С. Льюис

Килнс Хидингтон Квори Оксфорд 11 августа 1959

Дорогая Джоан,

Поздравляю с 98% по латыни. Очень смешно, что во Флориде оценивают не знания, а проведенные в классе часы! Как если бы о животном судили не по весу и виду, а но тому, сколько сена ему скормили!

Рассказ о Цезаре в Галлии звучит многообещающе. Читала ли «Завоеванных» Наоми Митчинсон?[45] А если нет, может быть, стоит прочесть? С одной стороны, она может слишком сильно повлиять на твою книгу (разве что ты прочтешь ее ближе к концу работы). С другой стороны, наверное, лучше все‑таки прочесть, чтобы нечаянно не написать похоже. Не знаю, что читать о Галлии. Кроме археологических изысканий… Полагаю, главный свидетель — сам Цезарь? Очень увлекательное чтение, и, надеюсь, ты получишь огромное удовольствие. На чьей стороне ты будешь? Сам я за галлов и ненавижу всех завоевателей, но все женщины стоят за Цезаря — как и при его жизни.