Альберт Вандаль - Разрыв франко-русского союза

Высказав это положение, он шаг за шагом разбирает возражения Чарторижского и старается их опровергнуть. Что же касается гарантий, он согласен на все. “Прокламации о восстановлении Польши, – говорит он, – должны идти в первую голову; и, конечно, с этого дела и должно начаться выполнение плана”. В состав новой Польши войдут, помимо герцогства, отданные России по трем разделам провинции и даже, если возможно, австрийская Галиция; ее границами на востоке будут Двина, Березина и Днепр. Александр не боится щедрой рукой обкорнать границы России, чтобы дать место обширной, смело очерченной Польше. Он обещает ей полную автономию, отдельное правительство, армию и администрацию из уроженцев края. Не высказываясь в положительном смысле о конституции 3 мая, текст которой ему мало знаком, он обещает, “во всяком случае, либеральную конституцию – такую, которая может удовлетворить желание жителей”. Связь с соседней империей будет носить характер личной унии. Смотря по месту, будут и права, и обязанности государя; самодержец в России – он будет конституционным королем в Варшаве.

Переходя к возможностям успеха, на которые позволительно надеяться в настоящее время в войне с Францией, Александр уверяет, что они основаны на верных, точных, отнюдь не на гадательных данных. В своем первом письме он ограничился словами: “С Божьей помощью нельзя сомневаться в успехе, ибо расчет на него основан не на надежде на равносильные Наполеону таланты, а единственно на недостатки имеющихся в его распоряжении войск и на раздражении против него умов повсюду в Германии”. Тогда, давая подобие сравнительной таблицы, он выставил против ста пятидесяти тысяч французов и их союзников, которых Наполеон может с трудом собрать в Германии, двести тысяч русских, сто тридцать тысяч поляков, пруссаков и датчан, не принимая в расчет двухсот тысяч австрийцев, число которых он приводил на память. Во втором письме, так как Чарторижский не довольствуется общими данными, а просит подробных сведений, имеющих доказательную силу, он готов дать их. В нем Александр высказывается откровеннее и делает поучительные признания, доказывающие, до какой степени был разработан план нападения. С документами в руках он устанавливает, что не был вполне точен, беря круглым числом двести тысяч русских, что на самом деле у него, по точному подсчету, вполне готовых выступить в поход двести сорок тысяч пятьсот человек, да еще резерв в сто двадцать четыре тысячи. Он как бы пропускает мимо Чарторижского все три армии, поставленные им одна позади другой. Он разбивает их на составные части, вдается в подробности, определяет задачу каждой армии, и, отвечая на просьбу Чарторижского, говорит: “Армия, которая должна оказать поддержку полякам и сражаться заодно с ними, вполне сорганизована и состоит из восьми пехотных дивизий по 10 тысяч человек в каждой, в полном составе: второй, третьей, четвертой, пятой, четырнадцатой, семнадцатой, двадцать третьей, и дивизии гренадер; затем четыре кавалерийских дивизии в 4000 лошадей каждая, а именно: дивизии первая, вторая, третья и вторая кирасирская, что в общем составляет 96000 человек; сверх того, 15 казачьих полков, что составляет 7500 лошадей; всего 106 500.[44]

Все, что находится не в строю, в счет не идет.

Эта армия будет поддержана другой, которая состоит из 11 пехотных дивизий: первой, седьмой, девятой, одиннадцатой, двенадцатой, пятнадцатой, восемнадцатой, двадцать четвертой, двадцать шестой, одной гренадерской, одной гвардейской и из четырех кавалерийских дивизий, а именно: четвертой, пятой, первой кирасирской и дивизии гвардейской кавалерии, сверх того, семнадцать казачьих полков. Итого 134000 человек.

Наконец, третья армия, составленная из резервных батальонов и эскадронов, состоит из 44000 солдат, усиленных 80 000 рекрутов, вполне обмундированных и обучавшихся в местах сбора в продолжение нескольких месяцев”.

Перечислив свои военные силы, царь раскрывает свой дипломатический план. Он открывает тайну маневра, посредством которого рассчитывает привлечь на свою сторону Австрию, или, по крайней мере, вынудить ее соблюдать нейтралитет. “Я решил, – говорит он, – предложить ей Валахию и Молдавию до р. Серет в обмен на Галицию”. “Мне, – прибавляет он, – остается сказать еще о возникших у вас опасениях, чтобы Коленкур не проник в тайну, о которой идет речь. Проникнуть в нее невозможно, ибо даже канцлер[45] не знает о нашей переписке. Вопрос не раз обсуждался с ним, но я не хотел, чтобы кто-нибудь знал, что я уже Действую в этом направлений”. Что же касается военных приготовлений, то, предполагая, что Коленкур что-нибудь проведает о них. Александр намерен был придать им чисто оборонительный характер; сверх того, по его словам, он сумеет ослабить и скрыть их серьезное значение.

Итак, им все было предусмотрено, все обдумано и рассчитано: все шансы на успех были в его пользу. Теперь дело варшавян решить, хотят ли они допустить выполнение плана. Чтобы вырвать их согласие, Александр старается с математической точностью доказать им, что их собственная выгода требует бросить французское дело и действовать с ним заодно. С этой целью, в целом ряде сопоставлений “за” и “против”, он разбирает две гипотезы: первую, когда солдаты и жители герцогства останутся верны Франции, и вторую когда они примкнут к противной стороне.

В первом случае, их бездействие вынудит русских принять оборонительное положение. “В таком случае возможно, что Наполеон не захочет начать войны, по крайней мере, до тех пор, пока будет занят делами в Испании и пока большая часть его войск находится там. Тогда все останется по-старому и, следовательно, возрождение Польши будет отложено на более отдаленный и весьма неопределенный срок”. Допуская же, что Наполеон возьмет инициативу враждебных действий на себя, что он провозгласит восстановление королевства, восстановление такого рода не будет полным, ибо ему придется еще отнять русско-польские провинции, находящиеся в настоящее время во владении России; а она будет защищать до последней капли крови. Следовательно, эти провинции и герцогство сделаются ареной яростной и опустошительной борьбы, которая обагрит их кровью, покроет развалинами, сделает из них место скорби. Войны примут еще более ожесточенный характер по смерти Наполеона, “ибо ведь он не вечен. – Какой источник бедствий для бедного человечества и для потомства!”

Теперь пусть предположат вторую гипотезу, пусть проследят за ее развитием. Быстрая перемена фронта варшавян даст русскому императору возможность действовать и опередить своего противника. Высказав с полной откровенностью, что при настоящем положении вещей он не перейдет первым в наступление, “не сделает этой ошибки”, Александр прибавляет: но дело примет совсем иной оборот, если поляки захотят присоединиться ко мне. Подкрепленный 50 000 человек, которыми они меня ссудят, далее 50000 пруссаков, которые тогда без риска могут присоединиться ко мне, и пользуясь психологическим переворотом, который вследствие этого неизбежно произойдет в Европе, я получу возможность без выстрела дойти до Одера”. Следовательно, театр военных действий сразу же перенесется по ту сторону Польши. Возрождение польского народа совершится мгновенно, без потрясений, без ущерба для их территории. Таковыми, наверное, будут результаты союза двух славянских народов; к вероятным же результатам должно причислить полное ниспровержение французского владычества, освобождение всех народов и восстановление Европы, в которой Польша мирно займет свое место. Этой подвергавшейся столь жестоким испытаниям нации Александр дает надежду на спокойное и счастливое будущее, на возможность залечить свои раны, развить источники своих доходов и расцвести под защитой могущественной империи, которая будет ей покровительствовать, не притесняя ее. Он сгущает краски, стараясь представить возможно ярче создаваемую им картину. Но так как он не желает легкомысленно пускаться в предприятие, то за обещанные чудеса требует и для себя гарантий и залогов. Не имея уверенности, “будет ли иметь место вышеупомянутое сотрудничество поляков с русскими”, он хочет получить на этот счет несомненные обеспечения и доказательства. Дело Чарторижского доставит ему таковые; он должен заручиться обещаниями, собрать подписи военных начальников и выдающихся лиц, которые по праву рождения или по службе стоят во главе нации. Подстрекая князя приступить к вербовке, Александр советует ему поступать осторожно под строжайшим секретом, избегая подозрений французской полиции. Его письмо оканчивается следующими сердечными словами: “Всем сердцем и всей душой ваш на всю жизнь. Прошу передать мои наилучшие пожелания вашим родителям, братьям и сестрам”.