Демидовы - Николай Демидов
Принято считать, что люди, выбившиеся из низов, более сострадательны к нижестоящим, нежели те, кто от рождения занимает высокое положение. С Демидовыми вышло наоборот – они бессовестно обсчитывали своих работников, держали их «в сырости, холоде, голоде и черном теле», а за мельчайшие провинности жестоко наказывали. По сути, щедрая демидовская благотворительность, которую даже увековечивали в памятниках, была не чем иным, как возвращением долгов обществу (что, конечно же, не умаляет заслуг самих жертвователей). Апофеозом демидовской жестокости стала история о затопленных в подвалах крепостных работниках… Дело было (или не было) так. Якобы в подвале Невьянской башни, выстроенной к 1725 году и своим наклоном напоминающей знаменитую башню в итальянском городе Пиза, Акинфий Демидов разместил станки, на которых чеканилась фальшивая монета. Работали на этих станках заводские крепостные, радовавшиеся тому, что их приставили к относительно нетрудному делу. Но радость бедолаг была преждевременной – однажды в Невьянск нагрянули ревизоры, и Акинфий, недолго думая, приказал затопить подвалы вместе с работниками, которых, во избежание побегов, приковывали к рабочим местам цепями. Жуть жуткая, аж мороз по коже! Говорят, будто в наше время в подвалах башни собираются устроить аттракцион – за небольшую плату любой желающий сможет «окунуться в прошлое», побывав в роли узника затапливаемого подвала… Внимание к историческим событиям похвально и заслуживает уважения вне зависимости от формы, в которой оно проявляется, но у нас нет достоверных сведений о том, что подвалы Невьянской башни затапливались вместе с находившимися там людьми, как и о том, что в этих подвалах Акинфий Демидов чеканил фальшивую монету, точнее не фальшивую, а «левую», из серебра положенного веса и пробы.
«Вообще этой ходовой легенде я не верю именно потому, что не могу представить себе это дело практически, – писал по поводу затопления подвалов Павел Бажов. – Вариант затопляемого подземного тупика невозможен, не выдержит никакое сооружение. Вариант “было, да водой смыло”, то есть проходной водой с крутым падением ниже подземелья и незаметным выходом в Нейву, тоже невероятен: требует работ и креплений объема чуть не линии московского метро. Да и первые Демидовы не походили на этих сицильянцев в зеленых штанах. Были они людьми деловыми, которые нашли бы выход попроще и без риску оставить улики. На Урале того времени ничего не стоило найти десятки хорошо укрытых мест, и отпереться от фальшивомонетчиков было нетрудно: мало ли что они выдумают, а по книгам за ними не значится и платы никому из них не производилось. Только и всего, и никакого подземелья не требуется. Но должен сказать, что легенда эта крепко укоренилась. Ее бездумно повторяют в Невьянске, ссылаясь на стариков, которые будто бы видели остатки подземных ходов, хотя направление указывают по-разному. Некогда вот только заниматься подобными вещами, а стоило бы проверить раскопками».
Но тем не менее, согласно одной из версий, причиной наклона Невьянской башни считается затопление ее подвалов. Но на самом деле наклон обнаружился уже на начальном этапе строительства, и потому оставшуюся часть башни строили с креном в другую сторону. Надо сказать, что с башнями Акинфию Демидову не везло – Невьянская получилась «кривой», а колокольня каменной Николо-Зарецкой церкви, построенной на его деньги, и вовсе обрушилась, унеся жизни пятнадцати человек (случилось это 3 октября 1730 года).
С именем Акинфия Демидова связана еще одна любопытная история – о сожжении хором князя Вяземского, которая перекликается с историей о несчастных узниках подземелья. «Пусть бы Демидовы принимали на свои заводы пришлых и беглых рекрут и пользовались бы их трудом, но не творили бы ”проделок“, подобных нижеследующим. Демидовы, нуждаясь в рабочем народе, охотно принимали на свои заводы бродят всякого рода. Об этом злоупотреблении узнал горный начальник Татищев и донес в Петербург… – пишет в своей “Пермской летописи“ краевед Василий Никифорович Шишонко. – Высшие власти взглянули на донос очень серьезно. Сенатору князю Вяземскому высочайше повелено было отправиться на Урал и произвести строгое следствие в тех местах, которые по указанию горного начальника служили пристанищем для беспаспортного люда. Таким образом началось дело, грозившее Демидову весьма дурной развязкой. Пока в Петербурге рассматривали донесение, пока назначили следователя, пока тот собрался в путь, протекло немало времени, может статься, и год, а Демидов успел между тем принять следующие меры к сокрытию следов своей проделки. Узнав, что большинство бродяг – беглые крепостные из Подмосковья, богач-заводчик наскоро посылает туда агентов и с их помощью скупает у известных помещиков всю массу людей, которых они считают пропавшими без вести. Относительно лиц, не открывших своего происхождения, Демидов велел невьянскому управителю держать их в кучке и, как только прибудет следователь, запрятать в подземелье, но так, чтобы никто посторонний не мог указать на место, и, если обстоятельства потребуют, оставить там на веки вечные. Для помещения князя в Невьянске был наскоро выстроен дом, великолепно отделан внутри и снаружи и снабжен мебелью из самых редких заграничных пород. Жители, дивясь роскоши здания, прозвали его “красными хоромами“. Когда прибыл Вяземский и приступил к проверке народа, ему были представлены ревизские сказки, а затем и крепостные акты, совершенные задним числом на вновь приобретенных людей. Что же касается дезертиров, то на вопрос о них дан ответ, что таких никогда не было и нет. Успел или не успел Вяземский обличить Демидова в укрывательстве бродяг, старики старожилы ничего положительного не сказывают, но, по их словам, тревога кончилась пустяками. А спрятанные в подземелье не выходили уже на белый свет. Вероятно, князь чем-то не угодил Демидову, иначе последний не выкинул бы такого фарса: когда Вяземский и заводчик свиделись в Петербурге и первый между прочим похвалил невьянскую квартиру, Демидов выслушал это одобрение молча, но, вернувшись домой, написал своему управителю – предать огню “красные хоромы“ со всем, что в них было. Приказ исполнен: здание немедленно сломано и бревна употреблены на обжиг руды, мебель и уборы достались управителю, но показаны владельцу истребленными».
Павел Петрович Бажов комментирует эту историю так: «Единственным случаем неоправданного мотовства может служить разве приказ Демидова сжечь специально построенные и роскошно обставленные “красные
