Ирма Кудрова - Путь комет. Молодая Цветаева
По мнению рецензента газеты «Речь», в этот приезд Сара сыграла Орленка иначе, чем прежде, — «не в барабанном стиле, а мягко и лирично». Рецензент находил даже, что спектакль прозвучал глубже и значительнее, чем сама ростановская пьеса.
Такого «Орленка» и такую Сару Бернар впервые и увидела пылкая и сострадательная московская гимназистка. Жалость к юному обреченному принцу соединилась с болевым сочувствием к закату звезды романтического театра — не желающей сдаваться годам актрисе.
«Бонапартизм» юной Цветаевой в эту зиму обнаруживал себя именно в таких одеждах.
Перевод «Орленка» она закончила весной 1909 года. Дала на прочтение двум-трем близким людям. Перевод был горячо одобрен читавшими. И вскоре… уничтожен автором! Только потому, что Марина узнала: перевод уже существует, она не первая! Увы, цветаевского варианта «Орленка» уже никто не прочтет…
К гастролям Сары Бернар в России относится эпизод, о котором глухо и противоречиво рассказывала в старости Анастасия Цветаева. И не только рассказывала — записала в одном из изданий своих мемуаров.
Эпизод крайне значимый: о попытке самоубийства юной Марины. Анастасия Цветаева соотносила этот эпизод с гастролями театра Сары Бернар; будто бы именно на спектакле «Орленок» Марина попыталась застрелиться. Пистолет дал осечку. Вскоре после того, приехав в Тарусу на каникулы, она намекнула о происшедшем младшей сестре. Анастасия Цветаева называла при этом 1910 год. Но тут память ее дает явный сбой. Такая дата не стыкуется с гастролями Сары Бернар; последний раз актриса приезжала в Россию именно в 1908 году. Пасхальные каникулы тоже придется заменить на рождественские — и тогда все становится вполне вероятным.
Мотив? Он мог быть романтическим жестом в духе времени: как дань любви к бедному герцогу — на спектакле, ему посвященном! Особую конкретность рассказу Анастасии Ивановны придавало упоминание о предсмертной записке Марины — ее будто бы нашли в цветаевских бумагах весной 1922 года…
Увлечение Сарой Бернар было простым продолжением все того же увлечения «Орленком». Не пройдет и года, как юная Марина убедит отца отпустить ее в Париж — учиться на летних курсах «Альянс франсез»; солидная фирма уже тогда имела свои отделения во всех европейских странах. Но истинной причиной поездки была жажда снова увидеть на сцене Сару Бернар. А кроме того, то была возможность скупать по всему Парижу портреты Наполеона и его несчастного сына, как и книги о том и о другом… «Ни одна из жен Наполеона, ни родная мать его сына, быть может, не оплакали их обоих с такой страстной горечью, как Марина в шестнадцать лет!» — так скажет об этом в своих воспоминаниях Анастасия Цветаева.
Глава 4
Чародей
1В том же 1908 году в жизни Марины появляется новый друг, первый литератор на ее пути — Лев Львович Кобылинский.
Этому предшествовало появление в директорском кабинете Ивана Владимировича Цветаева высокой красивой дамы лет тридцати. Дама представилась зубным врачом и предложила бесплатно обслуживать всех служащих музея — за одно то, чтобы ей было разрешено брать на дом книги из Румянцевской библиотеки. Обычные библиотеки, пояснила она, ее не удовлетворяют, между тем как чтение — ее самая большая радость. Так состоялось знакомство Цветаева с Лидией Александровной Тамбурер.
Тамбурер оказалась женщиной не без странностей, зато необыкновенно сердечной. Вскоре она всей душой привязалась к младшим дочерям Цветаева, которых он привел в ее зубоврачебный кабинет. А с Мариной вспыхнула настоящая дружба; почти двадцать лет разницы в возрасте не помешали их взаимной привязанности. Тамбурер с радостью дарила Марине сердечное тепло, которого той всегда не хватало. Но она сделала и большее: подарила друга.
Это был человек, встреча с которым стала для Марины событием.
Эллис — литературный псевдоним Кобылинского, внебрачного сына известного педагога Поливанова, в гимназии которого учились многие известные люди, в их числе поэты Брюсов и Белый. Эллис успешно окончил Московский университет, где занимался отнюдь не филологией, а экономическими науками. Страстно увлеченный учением Карла Маркса, он вел кружок по изучению «Капитала» и в одном из литературных домов читал рефераты о прибавочной стоимости. Но в 1903 году о нем говорят уже как о бывшем марксисте: к этому времени он увлекся поэзией Бодлера и европейских символистов. В ответ на предложение университетского профессора политэкономии Озерова остаться при кафедре Лев Львович заявил, что все экономические премудрости, полученные в университете, — хлам, не стоящий и одной строки Бодлера.
Эллис (Л. Л. Кобылинский)Дарственная надпись Эллиса М. ЦветаевойСобытия революции 1905 года втянули его, как и множество русских образованных людей, в свою орбиту. Он устраивает вечера в пользу нелегальных боевых организаций, собирает для них средства, дает приют преследуемым революционерам. За ним организована слежка; в доме, где он живет, делают обыски. И в конце концов Эллис арестован и посажен в Бутырки.
«К какой партии вы принадлежите?» — спрашивают его здесь. И он отвечает: «К декадентской!»
Так его и записывают.
Постепенно Эллис становится активистом этой «партии», быстро набирающей силу в послереволюционные годы. В это время газетные фельетонисты нехотя сменяют недавние издевательские интонации по отношению к декадентам на более спокойные.
Эллис — в первых рядах яростных и даже фанатичных проповедников символистского движения. Чуть ли не в каждом номере «Весов» — главного журнала русских символистов — он ожесточенно воюет с разного рода «уклонами»; по его мнению, выйдя из тени, символизм сразу оказался затоплен «волнами всевозможного хулиганства и идейного шулерства». «Бесплодно полемизировать со всей этой саранчой», — пишет он в одной из своих статей, однако сам яростно полемизирует и клеймит «всех этих сверхиндивидуалистов» и «мистических хулиганов».
Титульный лист книги Ш. Бодлера, переведенной ЭллисомСама стилистика статей Эллиса выдает его неистовый темперамент: курсивы, восклицания, разрядки! Совсем как в прозе и письмах взрослой Марины: беспрерывное бурление чувств, сомнений, мыслей, каждая из которых абсолютно неотменяема. «Здесь и проклятье, и осанна!» — скажет позже Марина о своем друге в поэме «Чародей». А в 1910 году — то есть вскоре после сближения с сестрами Цветаевыми — выйдет в свет объемистый труд Эллиса «Русские символисты». Тут и история движения, и обстоятельные характеристики-портреты «старших символистов», и все это сделано активнейшим участником движения!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});