Адольф Гитлер. Том 3 - Иоахим К. Фест
20 апреля, в день пятидесятишестилетия Гитлера, руководство режима в последний раз собралось вместе: Геринг, Геббельс, Гиммлер, Борман, Шпеер, Лей, Риббентроп, а также высшие чины вермахта. За несколько дней до того неожиданно приехала и Ева Браун, и каждый знал, что должно было означать её прибытие. Всё же в бункере царил наигранный оптимизм, сам Гитлер во время поздравительной церемонии пытался оживить его ещё больше. Он произнёс пару коротеньких речей, хвалил, ободрял, делился воспоминаниями. В саду — в последний раз в присутствии кинооператоров и фотографов — он принял группу членов гитлерюгенда, отличившихся в боях с быстро приближающимися советскими армиями, ласково поговорил с ними и вручил награды. Примерно в это же время приводились в исполнение и последние связанные с событиями 20 июля 1944 года казни.
Первоначально Гитлер выражал намерение покинуть в тот день Берлин и возвратиться в Оберзальцберг, чтобы продолжить борьбу из этой «альпийской крепости», под сенью овеянной легендами горы Унтерсберг. Туда уже была отправлена часть персонала. Но в канун своего дня рождения он вновь заколебался, в первую очередь Геббельс страстно уговаривал его возглавить это решающее исход войны сражение у ворот Берлина и, если так случится, искать свой конец на развалинах столицы, как это и подобает его прошлому, его былым клятвам и его историческому рангу; в Берлине, говорил Геббельс, ещё можно добиться «моральной всемирной победы». В то же время все другие настаивали сейчас на том, чтобы он покинул обречённый город и бежал, воспользовавшись ещё оставшимся узким коридором, потому что кольцо вокруг Берлина должно было сомкнуться со дня на день, а то и с часу на час. Но Гитлер всё никак не мог принять решения и согласился только на учреждение северного и южного командований на случай, если Германия в ходе продвижения противника вперёд окажется разделённой. «Как смогу я призывать войска к решающей битве за Берлин, — сказал он, — если сам буду в этот момент в безопасности!» Наконец он заявил, что отдаёт решение на волю судьбы[695].
Великий исход начался уже вечером того же дня. Гиммлер, Риббентроп, Шпеер и почти вся верхушка командования военно-воздушных сил присоединились к длинным колоннам грузовиков, готовившихся к отъезду в течение всего дня. Бледнея и потея, распрощался Геринг, он ссылался на какие-то «наисрочнейшие задачи», но Гитлер смотрел на этого всё ещё грузного человека как на пустое место[696], и есть основания предполагать, что его презрение к слабости и оппортунистической расчётливости, которые он обнаружил вокруг себя в этот час, уже тогда предопределило его решение.
Во всяком случае, он отдал приказ — провести крупное наступление всеми имеющимися в наличии силами и отбросить вступивших уже в границы города русских; должны были быть пущены в ход каждый солдат, каждый танк, каждый самолёт, и любое своеволие каралось строжайшим образом. Руководство наступлением он поручил обергруппенфюреру СС Феликсу Штайнеру, однако приказ выступать частям отдал он сам, сам же определил их исходные позиции и сам сформировал для готовящегося последнего сражения дивизии, которые уже давно перестали быть дивизиями. Один из участников выскажет потом подозрение, что новый начальник генштаба генерал Кребс, в отличие от Гудериана, перестал снабжать Гитлера конкретной информацией и вместо того, вне связи с реальностью, занимал его как бы «играми в войну», которые сохраняли ему иллюзии, а всем остальным участникам — нервы[697]. Наглядное впечатление о путанице в руководстве операциями в те дни дают записки начальника штаба военно-воздушных сил Карла Коллера:
«21 апреля. Рано утром звонок Гитлера: «Вы знаете, что Берлин под артиллерийским огнём? Центр города». — «Нет». — «Вы не слышите?» — «Нет, я нахожусь в заповеднике Вердер».
Гитлер: «В городе большое возбуждение из-за огня дальнобойной артиллерии. Наверное, речь тут идёт о батарее крупного калибра, установленной на рельсах. Русские навели, вероятно, железнодорожный мост через Одер. Авиация должна обнаружить и подавить эту батарею».
Я: «У противника нет железнодорожного моста через Одер. Может быть, ему удалось захватить немецкую тяжёлую батарею и повернуть стволы на город. Но, вероятно, речь всё же идёт о русских полевых орудиях среднего калибра, чей огонь достаёт уже до центра города». Продолжительные дебаты, есть ли у русских железнодорожный мост через Одер, или нет, и может ли полевая артиллерия русской армии обстреливать центр города…
Вскоре после этого Гитлер снова самолично у аппарата. Хочет знать точные цифры, сколько боеспособных самолётов в данный момент южнее Берлина. Я отвечаю, что информацию такого рода, поскольку связь с войсками функционирует отнюдь не безукоризненно, сразу дать невозможно. Придётся довольствоваться текущими утренними и вечерними сводками, поступающими автоматически; это его сильно обозлило.
Спустя какое-то время снова его звонок и возмущение, что реактивные истребители не прибыли вчера с их аэродромов под Прагой. Я объясняю, что над аэродромами постоянно находились вражеские истребители, так что наши самолёты… не могли взлететь. Гитлер ругается: «Тогда реактивные самолёты больше ни к чему, и люфтваффе тоже не нужны…»
В своём раздражении Гитлер упоминает письмо промышленника Рехлинга и кричит: «Того, что он пишет, мне уже достаточно! Все командование люфтваффе следовало бы немедленно повесить!»
Вечером между 20.30 и 21.00, он снова у телефона. «У рейхсмаршала в Каринхалле личная армия. Немедленно распустить её и… подчинить обергруппенфюреру СС Штайнеру», — и с этими словами бросает трубку. Пока я обдумываю, что же всё это должно значить, Гитлер звонит опять: «Всех имеющихся в наличии людей люфтваффе в районе между Берлином и побережьем, вплоть до Штеттина и Гамбурга, привлечь к организованному по моему приказу наступлению северо-восточнее Берлина»… на мой вопрос, где же будет организовано наступление, ответа не последовало, он уже повесил трубку…
В ряде разговоров по телефону я пытаюсь добиться ясности. Так я узнаю через майора Фрайганга из штаба генерала Конрада, что он слышал, будто обергруппенфюрер Штайнер должен начать наступление из района Эберсвальда в южном направлении. Но пока в Шенвальде прибыл только Штайнер с одним офицером. Где войсковые части для наступления, неизвестно…
В телефонный разговор с бункером фюрера, где я только в 22.30 добиваюсь генерала Кребса и прошу более подробной информации о планируемом наступлении… вмешивается Гитлер.
