Владимир Осин - Дворцовые интриги и политические авантюры. Записки Марии Клейнмихель

7/20 апреля

Тихо и грустно. По вечерам читают Чехова. Настенька, Валя и Иза помирают со смеху, Мери Бенкендорф спит; я нахожу большой талант у автора, но чрезвычайную вульгарность и страшное отсутствие всякого идеала и всяких принципов в среде, которую он описывает. В других странах эта среда соответствует мелкой буржуазии, которая живет унаследованными понятиями о порядочности. У нас — это белая доска. Религия, за исключением отдельных, удалившихся от мира подвижников, является суеверием и формалистикой, утешением в горе, но она никогда не бывает основой и освящением жизни. Понятия о чести у нас не существует.

9/22 апреля

Какое счастье, когда с таким благоговением служат обедню и так хорошо поют!.. Чувствую себя лучше, чем эти дни; собиралась выйти, но за мной прислала императрица. Она была у дочерей. Ольга еще очень слабенькая, — сердце ослабело от непрерывных болезней, длившихся в течение двух месяцев. Она очень мила, а Мария очаровательна в своей постели с остатками плеврита. Императрица работала; была в очень кротком и добром настроении. Мы не касались жгучих вопросов, а больше говорили о моих личных делах. В такой мирной обстановке трудно чувствовать себя среди столь ужасного крушения и таких великих опасностей.

10/23 апреля

Вчера наши девицы занимались музыкой; было очень приятно. Настенька играла на мандолине. Иза аккомпанировала, было очень приятно.

11/24 апреля

Сегодня был хороший солнечный день. Вышла на террасу с Бенкендорфами, нашими девицами и старым священником. Часовой не разрешил нам спуститься с террасы. Получил ли он новое приказание? Думаю, что нет; скорее, тут переусердствовало его ближайшее начальство. Государь со свитой неподалеку от нас колол лед. Часовой заинтересовался его работой и стал нам благодушно задавать вопросы; тут я сразу узнала русского крестьянина. Всенощную служили в гостиной детей. Императрица пожелала помолиться перед отъездом духовенства, которое уезжает завтра.

12/25 апреля

Сегодняшняя обедня меня укрепила и привела в радостное настроение. Приехал Керенский. Императрица за мной послала, чтобы присутствовать при допросе, которому собирались ее подвергнуть. Она все повторяла те неприятные вещи, которые хотела ему сказать, была возмущена и нервничала. Мне удалось ее успокоить, объяснив ей, что Керенский делает все возможное, чтобы спасти ее от ярости анархистской партии. Она замолчала, согласилась, что я права, и сказала: «Останьтесь, чтобы меня удерживать». Я ответила: «В этом не будет никакой нужды, если вы будете помнить, что я вам сказала, и отдадите себе отчет в положении».

Входит Керенский в сопровождении коменданта (у него уже был перед этим разговор с Боткиным, чему я была очень рада). Просит нас удалиться и остается с глазу на глаз с императрицей. Иду в маленькую гостиную. Приходят Бенкендорф и Валя. Затем возвращается с прогулки и Государь. Я ушла с Государем в спальную и рассказала ему все как было. Мы оставались вдвоем до конца. Входим к императрице, а Керенский проходит в кабинет Государя. У императрицы осталось благоприятное впечатление: «Керенский симпатичный, прямой, с ним можно сговориться». Это дает мне повод догадываться, что и он получил такое же благоприятное впечатление, так как она тоже говорила откровенно, и он мог удостовериться, что я ему правильно ее охарактеризовала: она искренна в своем непоколебимом заблуждении. Все это сильно меня разволновало, но я довольна, что предварительно побеседовала с Боткиным, а он успел переговорить с Керенским до встречи с императрицей.

14/27 апреля

У меня был комендант. Мне хотелось узнать, какое впечатление осталось у Керенского.

Комендант ничего не знает, но предполагает, что оно было хорошее, разумея впечатление об императрице. Кажется, были донесения, что заключение недостаточно строго, и они требуют перевода в крепость. Керенский вызвал коменданта для объяснений. Сейчас все осталось по-прежнему, но с трудом. Пока Керенский тут, можно быть уверенными, что мы останемся, как теперь, но об отъезде нечего и думать. Нашему заключению не видно конца. Я их не покину, так как мне кажется, что могу им быть полезной.

17/30 апреля

Нездоровится; по временам знобит и лихорадит. После завтрака легла и пролежала до половины 5-го; вечером лучше, но все же не совсем хорошо. Наши девицы предложили свои услуги для занятий с детьми. Иза принялась за дело очень серьезно. Императрица взяла на себя преподавание Закона Божия и немецкого языка, Государь — уроки истории и географии цесаревичу, Настенька — историю искусства и музыки. Очень хорошо: это их занимает и вносит луч культуры в демократизованную внутреннюю жизнь. Эта последняя черта замечена одним из молодых офицеров, которые меняются для охраны Государя. Правда, что они сами сошли с пьедестала, и Государь осваивается со своим заточением; лишь бы дали возможность не нарушать привычного время провождения: прогулки и чай в пять часов и т. д.

18 апреля/1 мая

Погода ужасающая, холод, метель. Сегодня празднуется 1 мая заодно со всеми социалистами мира. В Петербурге были манифестации и, кажется, беспорядки; здесь тоже, но слабее: нас не потревожили. Пацифистское движение, руководимое Лениным, не прекращается, несмотря на порицания и насмешки газет. Большая опасность для армий и для настоящих боев. Положение дорог мешает возобновить военные действия. Боятся высадки в Кронштадте или в Финляндии. Избави Боже!

20 апреля/3 мая

Пацифистское движение все растет. Нота Милюкова вызывает протесты: находят, что в ней недостаточно подчеркнут отказ от аннексий и контрибуции. Дурачье. Немецкие агенты возбуждают их против Англии; зависть, несомненно, играет роль в недоброжелательстве к нашим союзникам. Было несказанным безумием дать такую волю солдатам. Теперь это уже не войско, а орда преторианцев, диктующая законы. Мы в ужасной опасности.

24 апреля/7 мая

Отвратительная погода; холод в комнатах. Каждому из нас стали выдавать определенное количество сахару и дрова по счету. Государь делает вид, что не замечает возмутительного нарушения солдатами дисциплины. На днях, когда он проходил, часовой, развалившись, продолжал курить. Был случай, когда Государь протянул руку офицеру, и тот отступил, отказавшись ее принять. Государь протянул ему обе руки и сказал: «Что вы против меня имеете? Забудем все, что было». Тогда офицер заложил руки за спину, говоря: «Я — крестьянин и никогда Вас не прощу». Императрица все понимает по-своему. Она объяснила эту сцену скромностью офицера: он якобы счел недостойным, будучи крестьянином, пожать руку своего царя.