Петр Чайковский - Ада Григорьевна Айнбиндер
Дом в Клину. 1894 г.
Торговая площадь в Клину
11 июля Чайковский вернулся в Клин, занялся сочинением новой симфонии в ми-бемоль мажоре, а также корректурами «Иоланты» и «Щелкунчика», которые завершил в конце августа.
В сентябре Петр Ильич вновь отправился в концертную поездку. Еще весной 1892 года он получил приглашение от Комитета Международной музыкально-театральной выставки в Вене продирижировать концертом из собственных сочинений, который должен был состояться в Grosse Musikhalle.
Первоначально выставка задумывалась как исключительно австрийское мероприятие, приуроченное к столетию со дня смерти Моцарта, которое отмечалось в 1891 году. В итоге было решено сделать масштабное международное событие с целью закрепить за Веной звание «музыкальной столицы» мира. Выставку открыл император Франц Иосиф 25 апреля/7 мая 1892 года. Продлилась она пять месяцев до 27 сентября/9 октября. Императорский двор предоставил организаторам возможность безвозмездно воспользоваться выставочным комплексом в Пратере, где за несколько месяцев были также построены дополнительные сооружения. Кроме самой экспозиции, которая помещалась в Ротонде, уже существующем центральном павильоне Пратера, в рамках выставки была предусмотрена серия концертов и оперных спектаклей. О своей готовности участвовать в выставке заявили несколько стран, в том числе и Россия – организацией и подготовкой русского павильона занималась Дирекция Императорских театров.
За время проведения выставки состоялось свыше шестидесяти концертов. Для одного из них был приглашен к участию Чайковский. Программа детально обсуждалась. Изначально были запланированы Третья оркестровая сюита и сюита из балета «Щелкунчик» – они должны были начинать и завершать концерт, а в середине планировалось исполнение Первого фортепианного концерта.
Дав согласие, композитор приехал в Вену, но оказалось, что в зале вместо привычных зрительских мест стоят столы, а слушатели в перерывах могут заказывать еду и напитки. Чайковский был возмущен происходящим, потребовал убрать столы. Но все же, проведя полную репетицию, композитор написал отказ и вместе с пианистами Василием Сапельниковым и Софи Ментер уехал в принадлежавший ей замок Иттер. Далее Чайковский отправился в Прагу. По пути Петр Ильич совершил паломничество в Зальцбург на родину своего кумира – Вольфганга Амадея Моцарта. «Тем, что я посвятил свою жизнь музыке, – я обязан Моцарту», – часто признавался Чайковский.
Афиша девятого представления оперы «Иоланта» и балета «Щелкунчик» в Мариинском театре. 1 января 1893 г.
Из Зальцбурга композитор приехал в Прагу. Здесь 30 сентября/12 октября Петр Ильич присутствовал на премьере своей оперы «Пиковая дама». Как всегда, в Праге композитора и его сочинения принимали невероятно тепло, с самыми восторженными овациями.
В начале октября Чайковский вернулся в Россию. В Клину он продолжил сочинение новой симфонии, но уже 26 октября уехал в Петербург – здесь начинались репетиции оперы «Иоланта» и балета «Щелкунчик». В это время пришла радостная новость – почти единогласно Чайковский был избран членом-корреспондентом Парижской академии изящных искусств.
6/18 декабря 1892 года на сцене Императорского Мариинского театра в Санкт-Петербурге состоялась премьера сразу двух сочинений Чайковского: оперы «Иоланта» и балета «Щелкунчик». Постановщиком балета из-за нездоровья Мариуса Петипа стал другой выдающийся балетмейстер – Лев Иванов. На следующий день после спектакля композитор писал брату Анатолию: «Опера и балет имели вчера большой успех. Особенно опера всем очень понравилась. Накануне была репетиция с государем. Он был в восхищении, призывал в ложу и наговорил массу сочувственных слов. Постановка того и другого великолепна и в балете даже слишком великолепна, – глаза устают от этой роскоши»[819].
Так два произведения, работа над которыми далась Чайковскому так тяжело, как никогда, вышли в свет и имели с самого начала большой успех у публики. В какой конкретно момент концепция «Щелкунчика» стала именно концепцией Чайковского, а не «иллюстрацией музыкальных пряников», сказать сложно. Но то, что, выполняя балетмейстерский план Петипа, композитор вкладывал в музыку те «роковые вопросы бытия», которым в том или ином виде посвящены все его произведения, – безусловно. Также безусловно, что «Иоланта» и «Щелкунчик» сложились для Чайковского и в общую музыкально-драматургическую концепцию. Ведь в финале оперы прозрение Иоланты открывает ей не только наполненный красками мир, но и реальную жизнь, которая может сильно отличаться от того «доброго» мирка, в котором героиня существовала до сих пор. В «Щелкунчике» же пробуждение Клары (Мари) разрушает ее мир красочных сказочных грез, оставляя ее наедине со сломанной куклой.
Глава седьмая
1893 год
В декабре 1892 года Петр Ильич сразу из Петербурга уезжает в Европу. Остановившись в Берлине, Чайковский принял важное для себя решение – отказаться от симфонии ми-бемоль мажор: «Просмотрел я внимательно и, так сказать, отнесся объективно к новой своей симфонии, которую, к счастию, не успел инструментовать и пустить в ход. Впечатление самое для нее нелестное, т. е. симфония написана просто, чтобы что-нибудь написать, – ничего сколько-нибудь интересного и симпатичного в ней нет. Решил выбросить ее и забыть о ней. Решение это бесповоротно, и прекрасно, что оно мной принято. Но не следует ли из этого, что я вообще выдохся и иссяк? Вот об этом-то я и думал все эти три дня. Может быть, сюжет еще в состоянии вызвать во мне вдохновенье, но уж чистой музыки. т. е. симфонической, камерной писать не следует. Между тем жить без дела, без работы, поглощающей время, помыслы и силы, – очень скучно. Что же мне остается делать? Махнуть рукой и забыть о сочинительстве? Очень трудно решиться. И вот я думаю, думаю и не знаю, на чем остановиться»[820].
Композитор направился в Монбельяр, чтобы после 44-летней разлуки увидеться со своей детской воспитательницей Фани Дюрбах. У нее Петр Ильич встретил Новый, 1893 год. Общение с Фани было очень сильным эмоциональным переживанием для композитора, что он сам полностью осознавал: «Впечатление я вынес необыкновенно сильное и странное, волшебное: точно будто на 2 дня перенесся в сороковые годы. Fanny страшно моложава, похожа на прежнюю как 2 капли воды, и так как она положительно только и живет воспоминаниями о Воткинске и относится к далекому прошлому на манер сестрицы, – то оно ожило в моей памяти с поразительной реальностью. Рассказам не было конца. Я видел массу своих тетрадей, сочинений, даже рисунок аптеки. Она прочла мне много писем Мамаши, Зины, Лиды (!!! на отличном французском языке), моих собственных, Колиных, Веничкиных и т. д. В особенности ценны письма Мамаши. Все это она мне завещала, а покамест подарила одно Мамашино письмо… Fanny не сделала при приходе моем никаких сцен, не плакала, не удивлялась моей перемене, – а просто, точно будто мы только что расстались.
