Петр Чайковский - Ада Григорьевна Айнбиндер
Встреча с поэтом безусловно была важна для Чайковского – на его текст композитор в 17 лет написал самый первый свой романс, был читателем его стихотворных сборников и переводов. О своем отношении к Фету несколькими годами ранее Петр Ильич рассказал в письме великому князю Константину Константиновичу: «…считаю его поэтом безусловно гениальным, хотя есть в этой гениальности какая-то неполнота, неравновесие, причиняющее то странное явление, что Фет писал иногда совершенно слабые, непостижимо плохие вещи (бо`льшая часть их, кажется, не вошла в полные собрания) и рядом с ними такие пиэсы, от которых волоса дыбом становятся. Фет есть явление совершенно исключительное; нет никакой возможности сравнивать его с другими первоклассными нашими или иностранными поэтами, искать родства между ним и Пушкиным, или Лермонтовым, или Ал[ексеем] Толстым, или Тютчевым (тоже очень большая поэтическая величина). Скорее можно сказать, что Фет, в лучшие свои минуты, выходит из пределов, указанных поэзии, и смело делает шаг в нашу область. Поэтому часто Фет напоминает мне Бетховена, но никогда Пушкина, Гёте, или Байрона, или Мюссе. Подобно Бетховену, ему дана власть затрагивать такие струны нашей души, которые недоступны художникам, хотя бы и сильным, но ограниченным пределами слова. Это не просто поэт, а скорее поэт-музыкант, как бы избегающий даже таких тем, которые легко поддаются выражению словом»[801].
Из Уколова Петр Ильич на неделю поехал в Каменку, вернувшись, вновь засел за оперу, которую в сентябре уже закончил в эскизах. До конца года Чайковский занимался инструментовкой «Иоланты».
В конце года было намечено также три дирижерских выступления Чайковского с разными программами в Москве, Петербурге и Киеве.
В программе московского концерта значился Фортепианный концерт Эдварда Грига (солировал Александр Зилоти), Ария Иоганна Себастьяна Баха, «Испанская серенада» Александра Глазунова, Русская фантазия для фортепиано с оркестром Эдуарда Направника, а также ряд сочинений Чайковского – Антракт и пляска сенных девушек из оперы «Воевода», Славянский марш, авторские переложения для виолончели и струнного оркестра (солировал Анатолий Брандуков), а также премьера нового произведения – баллады «Воевода». Но также как и одноименную, хоть и с абсолютно другим сюжетом оперу, Чайковский уничтожил свою симфоническую балладу: «Концерт этот вообще очень удался, – но моя баллада “Воевода” оказалась такой пакостью, что я на другой день после концерта разодрал ее на клочки. Она более не существует»[802].
По воспоминаниям, одним из поводов к такому импульсивному поступку послужила резкая критика Сергея Танеева. Немного остыв, Чайковский писал Юргенсону: «Голубчик, не сожалей “Воеводу” – туда ему и дорога. Я нисколько не раскаиваюсь, ибо глубоко убежден, что это сочинение, компрометирующее меня. Будь я неопытный юноша – другое дело; но убеленному сединами старцу следует или идти вперед (даже и это возможно, ибо, напр[имер], Верди продолжает развиваться, а ему под 80), или же стоять на высоте, прежде достигнутой. Если и впредь случится такая же штука, – опять раздеру на клочки, а то и совсем брошу писать. Ни за что в мире не хочу, как Ант[он] Гр[игорьевич], марать бумагу, когда уж давно все выдохлось. <…> Я доканчиваю инструментовку “Иоланты”. Кажется, ее раздирать не придется, а впрочем, не знаю»[803].
Тем не менее Александру Ильичу Зилоти практически чудом удалось спасти оркестровые партии «Воеводы», по которым после смерти автора она была восстановлена.
На скорости
Жизнь Чайковского с каждым годом ускорялась, невероятная интенсивность творчества, дирижерские выступления, события жизни – все было крайне насыщенно. 1892 год Петр Ильич встретил в Варшаве, где в театре дирижировал концертом из собственных сочинений. Оттуда Петр Ильич Направился в Гамбург, где должен был дирижировать премьерным спектаклем оперы «Евгений Онегин».
Предыстория была такова. Еще в 1890 году при посредстве немецкого издателя Даниэля Ратера, с которым Чайковский был знаком и тесно сотрудничал, одним из его зарубежных импресарио стал Бернхард Поллини (Барух Поль), немецкий певец (баритон) и театральный деятель. В 1874 году Поллини стал директором Гамбургского городского театра[804], переживавшего в то время кризис, как в финансовой, так и в художественной сфере. Отреставрировав здание и проведя коренную административно-художественную перестройку всей работы, Поллини за время своей службы превратил Гамбургский театр в один из ведущих художественных коллективов Германии.
Поллини, который несколько лет руководил итальянской оперной труппой в Петербурге и Москве, был хорошо известен в России, и сам также изнутри знал жизнь русского музыкального театра, его репертуар и традиции. Став импресарио Чайковского, он решил осуществить постановки его сценических произведений в немецких театрах. Намечались постановки ряда опер Чайковского и балета «Спящая красавица». Первой осуществлена была постановка оперы «Евгений Онегин» в Гамбурге.
Изначально планировалось, что дирижировать премьерой будет сам автор. К его приезду хор, оркестр и солистов готовил тогдашний молодой 32-летний капельмейстер Гамбургской оперы Густав Малер – в будущем величайший композитор и дирижер рубежа XIX–XX веков, считающийся во многом продолжателем традиций Чайковского.
Для Петра Ильича была запланирована лишь одна репетиция до премьерного спектакля. Можно считать, что она должна была стать чисто ознакомительной для композитора и участников постановки, которая в музыкально-художественном отношении уже была сформирована Малером. Чайковский сразу же после знакомства с исполнителями написал племяннику Владимиру Давыдову, дав оценку подготовленной с ними Малером партитуры его оперы:
«Вчера была единственная репетиция, которою я дирижировал перед сегодняшним спектаклем. Опера прекрасно разучена и недурно поставлена, но вследствие перемен в речитативах, обусловленных немецким языком, я поневоле сбивался и путал и, несмотря на все уговаривания, отказался от дирижерства, ибо боюсь погубить дело. Кстати, здесь капельмейстер не какой-нибудь средней руки, а просто “гениальный” и сгорающий желанием дирижировать на первом представлении. Вчера я слышал под его управлением “Тангейзера”. Певцы, оркестр, Поллини, режиссеры, капельмейстер (фамилия его Малер), все влюблены в “Евгения”. Но я все-таки сомневаюсь, чтобы гамбургская публика сразу пленилась им. В постановке много смешного в костюмах, декорациях и т. п.»[805].
Поскольку участие Чайковского в спектакле было широко разрекламировано, публику у входа встречал специальный анонс, в котором сообщалось:
«Господин надворный советник П. Чайковский, который прибыл в Гамбург продирижировать премьерой своей оперы “Евгений Онегин”, нездоров и потому поручил господину капельмейстеру Малеру руководить представлением, однако он будет присутствовать на нем.
Гамбург, 19 января 1892 г. Дирекция»[806].
Спектакль прошел с большим успехом:
«Вчера состоялось 1-ое представление “Онегина”. Успех, кажется, был, т. е. меня вызывали после каждой картины, но мне казалось, что рукоплескания были жидковаты. Впрочем, оно и не удивительно: в “Онегине” нет ничего бьющего на эффект. Исполнение было положительно превосходное. Особенно хороша Татьяна (Fr. Bettaque); в высшей степени симпатична, грациозна и умна. Она играла с необыкновенным тактом. Няня очень понравилась публике, но с нашей точки зрения была смешна своим костюмом
