Джон Херси - Возлюбивший войну
Я уселся и взял на себя управление кораблем, но уже вскоре убедился, какую допустил ошибку: в те минуты безделье для Мерроу было опаснее любой отравы.
На Макса легла обязанность ведущего бомбардира всей авиагруппы, и он старательно готовил свои игрушки, его явно не прельщала перспектива оказаться, как в тот раз в Гамбурге, причиной повторного захода. Он хотел заблаговременно сверить все данные - угол прицеливания, путевую скорость, снос - с бомбардиром Холдрета Коулфенгом, заметистелем ведущего бомбардира и нашей группы, - ему-то, собственно, и полагалось выполнять обязанности, возложенные сейчас на Макса.
Макс знал, что машиной управляю я, а Мерроу сидит без дела, но связался по внутреннему телефону не с ним, а с Лембом и спросил, включен ли командирский приемник, чтобы переговорить с бомбардиром Холдрета.
- Разговаривать буду я, - вмешался Мерроу.
- Я хочу связаться непосредственно с Коулфенгом, - твердо повторил Макс.
Мерроу уступил - точнее, промолчал. Это было на него непохоже.
Я вел машину в чистом, как промытое стекло, небе. В мою задачу, поскольку я выполнял обязанности ведущего, входило строго, как по стальным рельсам, следовать проложенным курсом и соблюдать постоянную приборную скорость. Мне еще не доводилось испытывать ощущения от полета во главе целой армады "крепостей". Я слишком устал, чтобы восторгаться, но, в общем-то, чувствовал себя несколько приподнято. Многое значило, конечно, и то, что истребители противника по-прежнему нас не беспокоили.
Брандт и Коулфенг разговаривали между собой. Никогда в трудной обстановке Макс не вел себя так рассудительно, сдержанно и хладнокровно, хотя Мерроу то и дело вмешивался и изводил его своим нудным ворчливым голосом - он взял этот тон с самого утра.
Я собирался сказать Брандту, чтобы он не забыл ввернуть в бомбы взрыватели, когда закончит разговор с Коулфенгом, но вспомнил о решении не принимать никакого участия в убийстве; мысль о заключенном компромиссе снова пришла мне в голову, я задумался над обстоятельствами, толкнувшими меня на него, - ну хотя бы недоразумение с Дэфни, когда мы условились встретиться в Лондоне, а она не пришла; но недоразумение ли?..
Я постарался отвлечься от этих размышлений, потому что неизбежно стал бы думать о Дэф, о Мерроу, о том, что она рассказала о нем.
Я взглянул на Базза. Он сидел прямо в напряженной позе, большой палец его правой руки, лежавшей на штурвале, касался кнопки вызова внутренней связи. Его состояние внушало мне тревогу; цель вот-вот должна была оказаться под нами, и мне следовало поддержать Мерроу в эти минуты - пусть он, а не я руководит бомбометанием. Самое большее, на что я был способен, - это хотя бы вот так выполнять условия жалкого компромисса, заключенного с самим собой.
- Давай, Макс! Пошевеливайся, - приказал Мерроу. - Не забудь, тебе надо ввернуть взрыватели в свои бомбы.
- Не мешай, дай закончить, - отозвался Макс. В таком тоне члены нашего экипажа обычно не разговаривали с Мерроу. Во всяком случае, они тут же получали в ответ хоть одно словечко.
Но на этот раз ответа не последовало. Мерроу сидел все в той же напряженной позе, неподвижно и прямо, словно палку проглотил, и молчал.
Я решил, что ему станет лучше, если он сам поведет самолет.
- Базз, может, ты снова возьмешь управление на себя? Мы почти над целью.
Часы показывали две минуты четвертого - до исходной точки оставалось шесть минут.
Мерроу молча последовал моему совету.
Макс закончил проверку и, связавшись со мной, попросил ввернуть взрыватели. Я, конечно, знал, как это делается; все мы должны были уметь заменять друг друга, поскольку, как говорил Мерроу, занимались мужским делом и каждый из нас мог в любую минуту отправиться на тот свет.
Я ответил: "Хорошо", и только тогда сообразил, на что соглашаюсь: подготовить бомбы, которые понесут смерть.
Отстегивая ремни и все остальное, я думал, как пойду сейчас в бомбоотсеки, потолкаюсь там для вида и вернусь. И никто никогда не узнает, что я не ввернул взрыватели.
- Как устанавливать? - спросил я.
Он объяснил.
- Есть, - с напускной бодростью ответил я.
Я пробрался на трап в бомбоотсеке, все еще не решив, как быть. Времени на размышления не оставалось. Мысли одна за другой проносились у меня в голове: долг, "не убий", Гитлер, Дэфни, месяцы обучения, сон, в котором мне приснился Макс, радиоотсек "Дома Эшер", красная вспышка ракеты, грохот разрывающихся бомб - то, что обожал Мерроу, смерть отца Дэфни, пытающегося спасти раненых, восковой Нельсон, горящий парашют...
Я увидел рот. (Закрыв глаза, я прислонился лбом к перегородке в передней части бомбоотсека, чувствуя, как отдается в моем теле вибрация самолета). Рот Дэфни, произносивший слова о долге каждого из нас...
Я обнаружил, что торопливо ввинчиваю взрыватели в бомбы. Мне предстояло ввернуть десять взрывателей.
Я вернулся на свое сиденье и едва успел подсоединиться к внутренней связи, как Клинт Хеверстроу объявил, что мы находимся в исходной точке.
В ответ Нег Хендаун фальцетом, со свойственной ему фиглярской бодростью, объявил:
- Говорит стюардесса Фифи. Мы приближаемся к Ньюарку. Пожалуйста, пристегнитесь ремнями и не курите. Благодарю вас-с-с!
- Заткнись, Негрокус! - послышался чей-то голос, быть может, Фарра.
Тут уж Мерроу вышел из своего оцепенения и с внезапной вспышкой гнева, пронзительным, раздраженным голосом потребовал прекратить болтовню.
Действительно, до захода на цель оставались считанные секунды; все застегнули привязные ремни на тот случай, если близкие разрывы зенитных снарядов начнут щвырять машину из стороны в сторону.
В исходной точке самолеты перестроились и разошлись по звеньям; такое построение позволяло каждому из них подойти к цели заданным зигзагообразным курсом, не мешая другим. Самолеты должны были сбросить бомбы по сигналу ведущего бомбардира своего звена в тот момент, когда от ведущего самолета авиагруппы отделится первая бомба. После того как бомбы будут сброшены, все группы - снова по заданным маршрутам - следовали к пункту сбора и перестраивались для обратного полета.
Брандт работал молча, и мне казалось, что он спокойно делает все, что требуется, однако Базз принялся подгонять его, выкрикивая то один, то другой ехидный вопрос.
В исходной точке мы включили автопилот, предоставив Максу возможность вести машину по бомбоприцелу; из-за безделья и невозможности чем-нибудь заняться Мерроу постепенно распалил себя до предела.
На полет от исходной точки до рубежа бомбометания нам требовалось восемь минут, а летели мы так, чтобы по мере возможности уйти от зенитного огня заданным зигзагообразным курсом - тридцать секунд прямо, поворот на пятнадцать градусов влево - еще тридцать секунд, поворот на тридцать пять градусов вправо - сорок секунд, и так далее, пока не выходили на действительный боевой курс за семьдесят секунд до сброса бомб.Истребители не появлялись, но зенитный огонь доставлял нам немало беспокойства. В течение всего этого времени Макс держал нас на автопилоте, а Мерроу кричал все громче и громче.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});