Кэтрин Коултер - Блондинка в черном парике

Кэтрин КОУЛТЕР

БЛОНДИНКА В ЧЕРНОМ ПАРИКЕ

Глава 1

За ней кто-то наблюдает! Девушка поправила черный парик и быстро наложила на губы еще один слой темно-красной помады, держа зеркальце под таким углом, чтобы можно было разглядеть, что происходит позади нее.

Молоденький морской пехотинец увидел ее в зеркальце и усмехнулся. Прекрати! Он совершенно безобиден! Парень всего лишь флиртует. Ему никак не больше восемнадцати, голова обрита наголо, а щеки почти такие же гладкие, как у нее самой. Она наклонила зеркальце, чтобы увидеть побольше. Женщина, что сидела рядом с морячком, читала какой-то роман, похоже, Дика Френсиса. Позади них, прислонившись друг к другу, спала молодая пара. Место прямо перед ней пустовало. Водитель междугородного автобуса насвистывал песню Эрика Клэптона «Слезы на небесах» — мелодию, которая всегда переворачивала ей душу. Пожалуй, единственный, кто обратил на нее внимание, — это морячок, который сел в автобус на последней остановке в Портленде. Вероятно, он едет домой повидаться с какой-нибудь восемнадцатилетней подружкой. Морячок явно ее не преследует, однако это наверняка делает кто-то еще. Но больше она не даст себя одурачить. Они слишком многому ее научили. Нет, она никогда не даст себя одурачить снова! Девушка положила зеркальце обратно в сумочку, застегнула клапан и уставилась на собственные пальцы, на белую полоску в том месте, где вплоть до последних трех дней находилось обручальное кольцо. Она пыталась его снять в течение последних шести месяцев, но безуспешно. Ей было не по силам даже застегнуть липучку кроссовок — когда они позволили ей кроссовки, — а ведь это гораздо более легкое дело, чем стянуть впившееся в палец кольцо.

Скоро, подумала Салли, уже скоро я буду в безопасности. И моя мать тоже. О Господи, Ноэль, рыдающая глубокой ночью, когда считала, что ее никто не слышит! Но когда ее здесь не будет, они ничего не смогут сделать Ноэль! Странно, как редко она теперь думает о Ноэль как о собственной матери, не то что десять лет назад, когда Ноэль выслушивала все ее подростковые проблемы, брала с собой в походы по магазинам, подвозила на футбольные матчи. Как много они переделали вместе прежде. До той ночи, когда она увидела, как отец ударил мать кулаком в грудь и услышала хруст по меньшей мере двух ребер. Она вбежала в комнату, крича, чтобы он оставил мать в покое, и прыгнула ему на спину. Он был так удивлен, так потрясен, что даже не ударил ее. Просто стряхнул с себя, повернулся к ней лицом и заорал:

— Не лезь не в свое дело, Сьюзен! Это тебя не касается!

Она пристально посмотрела на него, и в этот миг на ее лице ясно отразились весь страх и ненависть, которые она к нему испытывала.

— Не касается?! Она моя мать, ты, мерзавец! Не смей ее бить!

Внешне он казался спокойным, Но ее-то не обмануть, она видела, как у него на шее вздулись синие жилы.

— Это была ее ошибка, Сьюзен! Занимайся своими чертовыми делами, а в чужие не лезь! Слышишь? Она сама виновата! — Он шагнул к матери и снова занес кулак. Девушка схватила со стола тяжелый уотерфордский графин.

— Только тронь ее, и я разобью тебе голову! Он стремительно повернулся и вновь оказался лицом к лицу с Салли. Теперь он тяжело дышал. От показного спокойствия не осталось и следа. Лицо исказила гримаса ярости.

— Дрянь! Проклятая назойливая тварь! Я заставлю тебя заплатить за это, Сьюзен! Никто не смеет мне перечить, и уж тем более не маленькая избалованная девчонка, которая всю жизнь только и делала, что тратила отцовские деньги!

Но он больше не ударил Ноэль. Посмотрев на обеих с нескрываемой злобой, он широкими шагами вышел из комнаты, громко захлопнув за собой дверь.

— Что ж, хорошо, — вздохнула она и медленно, осторожно попыталась водрузить на место уотерфордский графин. Тем не менее она его уронила.

Девушка хотела вызвать «скорую помощь», но мать не позволила.

— Ты не сделаешь этого, — произнесла она голосом, таким же надтреснутым, как ее ребра. — Не надо, Салли, если нам поверят, это погубит отца.

— Он этого заслуживает, — попыталась вразумить ее Салли, но подчинилась. Ей было всего шестнадцать, и она приехала домой на уик-энд из частной школы для девочек в Лорельберге, штат Вирджиния. Интересно, с какой стати им должны не поверить?

Нет, дорогая, — прошептала мать, сгибаясь пополам от боли. — Нет. Подай мне лучше тот голубой пузырек из аптечного шкафчика. Поторопись, Салли. Голубой пузырек.

Глядя, как мать со стоном глотает три пилюли, она поняла, что пузырек находится здесь именно потому, что отец бил мать и прежде. Салли давно это подозревала. Она ненавидела себя за то, что никогда не вмешивалась, никогда не сказала ни слова. С той ночи она стала называть мать по имени, Ноэль, а на следующей неделе бросила школу для девочек и, в надежде защитить мать, переехала обратно в родительский дом в Вашингтоне, округ Колумбия. Она прочла все, что ей только удалось найти, по поводу насилия в семье, но не сказать, чтобы это помогло.

Это было десять лет назад — хотя иногда казалось, будто на прошлой неделе. Ноэль осталась с мужем, отказываясь обращаться к адвокатам, отказываясь читать книги, которые приносила дочь. Салли хоть и не видела в этом никакого смысла, но старалась все же держаться как можно ближе к матери. Так было до тех пор, пока она не встретила на выставке Уистлера в Национальной галерее искусств Скотта Брэйнерда и спустя два месяца не вышла за него замуж.

Сейчас она не хотела думать ни о Скотте, ни об отце. Она знала, что несмотря на всю ее бдительность, отец по-прежнему избивал мать всякий раз, когда Салли случалось уходить из дома. Девушка видела синяки, которые мать пыталась скрыть, замечала ее осторожную — как у старушки — походку. Однажды он сломал матери руку, но Ноэль снова отказалась ехать к врачу и приказала Сьюзен не поднимать шума. Отец всего лишь взглянул на нее с откровенным вызовом, и она ничего не предприняла. Ничего.

Пальцы Салли непроизвольно потерли эту белую полоску, оставшуюся на коже там, где было кольцо. Как отчетливо она помнила прошлое — например, первый день в школе, когда она качалась на качелях, а маленький мальчик, смеясь, показал на нее пальцем, потому что у нее были видны трусики.

Зато почти полным провалом в памяти оказалась прошедшая неделя — неделя, когда был убит отец. Все эти дни слились воедино и были словно один очень долгий сон, который с наступлением утра почти исчез, обратился в какой-то случайный обрывок воспоминаний.

Салли знала, что той ночью она находилась в родительском доме, но не могла ничего вспомнить — во всяком случае, ничего, за что можно было бы зацепиться, — лишь смутные тени, которые неясно всплывали в памяти, потом становились ярче и угасали. Но они-то этого не знали! Она была им очень нужна — Салли осознала это достаточно быстро. Если уж они не могли использовать ее для того, чтобы доказать, что это Ноэль убила своего мужа, тогда они могли бы схватить ее, Салли, и представить дело так, будто отца убила она. А почему бы и нет?! Бывало же, что другие дети убивали своих отцов. Но хотя временами ей действительно хотелось это сделать, Салли не верила, что в самом деле могла его убить.