Павел Фокин - Чехов без глянца
После трех тревожных, тяжелых дней ему стало 490 легче к вечеру. Он послал меня пробежаться по
парку, так как я не отлучалась от него эти дни, и когда я пришла, он все беспокоился, почему я не иду ужинать, на что я ответила, чт о гонг еще не прозвонил. Гонг, как оказалось после, мы просто прослушали, а Антон Павлович начал придумывать рассказ, описывая необычайно модный курорт, где много сытых, жирных банкиров, здоровых, любящих хорошо поесть, краснощеких англичан и американцев. и вот все они, кто с экскурсии, кто с катанья, с пешеходной прогулки — одним словом, отовсюду собираются с мечтой хорошо и сытно поесть после физической усталости дня. И туг вдруг оказывается, что повар сбежал и ужина никакого нет, — и вот как этот удар по желудку отразился на всех этих избалованных людях. Я сидела, прикорнувши на диване после тревоги последних дней, и от души смеялась. И в голову не могло прийти, что через несколько часов я буду стоять перед телом Чехова!
Григорий Борисович Иоллос. Из письма В. М. Соболевскому. Ьадепвешер, 5 июля 1904 г.: Проснувшись в первом часу ночи, Антон Павлович стал бредить, говорил о каком-то матросе, спрашивал об японцах, но затем пришел в себя и с грустной улыбкой сказал жене, которая клала ему на грудь мешок со льдом: «На пустое сердце льда не кладут».
Ольга Леонардовна Книппер-Чехова:
В начале ночи он проснулся и первый раз в жизни сам попросил послать за доктором. Ощущение чего-то огромного, надвигающегося придавало всему, что я делала, необычайный покой и точность, как будто кто-то уверенно вел меня. Помню только жуткую минуту потерянности: ощущение близости массы людей в большом спящем отеле и вместе с тем чувство полной моей одинокости и беспо
мощности. Я вспомнила, что в этом же отеле жили знакомые русские студенты — два брата, и вот одного я попросила сбегать за доктором, сама пошла колоть лед, чтобы положить на сердце умирающему. Я слышу, как сейчас среди давящей тишины июльской мучительно душной ночи звук удаляющихся шагов по скрипучему песку...
Лев Львович Рабенек:
Б ночь на 2/15 июля мы с братом спали крепким сном, вернувшись поздно вечером после большой экскурсии по горам. Сквозь сон я вдрут услышал сильный стук и голос Ольги Леонардовны, которая звала меня. Вскочив с кровати и подбежав к двери, я увидел ее взволнованное лицо. Она была в капот[20]:. — Очень прошу вас, голубчик, одеться поскорее и сбегать за доктором, — Антону плохо. Я сейчас же наскоро оделся и побежал к доктору, который жил в минутах го ходьбы от гостиницы. Ночь была теплая, мягкая, в доме у доктора все спали с открытыми окнами. Доктор, услыхав звонок у калитки из своей спальни, спросил: «Кто там?» Я ему прокричал, что прибежал по поручению «фрау Чехов» и что мужу ее плохо. Доктор сейчас же зажег свет в своей комнате, подошел к окну и сказал мне, что будет через несколько минут в гостинице, и просил меня по дороге в отель взять в аптеке сосуд с кислородом. Я от доктора побежал к аптекарю, разбудил и его и получил от него требуемый кислород.
Ольга Леопардовна Книппер-Чехова:
492Пришел доктор. <...> Антон Павлович сел и как-то значительно, громко сказал доктору по-немецки (он очень мало знал по-немецки): «Ich sterbe...»*
Доктор Шверер. В передаче Г. В. Ио/ьюса:
Когда я подошел к нему, он спокойно встретил меня словами: «Скоро, доктор, умру». Я велел принести новый баллон с кислородом. Чехов остановил меня: «Не надо уже больше. Прежде, чем его принесут, я буду мертв».
Лев Львович Рабенек:
Когда я вернулся в отель, доктор был уже в комнате Антона Павловича. Я вошел в нее и передал ему кислород. Антон Павлович сидел на постели, подпертый подушками и поддерживаемый Ольгой Леонардовной; он тяжело, с трудом дышал. Доктор стал дават ь ему кислород. Через несколько минут доктор шепотом попросил меня спуститься вниз к швейцару и принести бутылку шампанского и бокал. Я снова исчез и вернулся через некоторое время с бутылкой шампанского. Доктор налил почти полный бокал и дал его Антону Павловичу выпить. Антон Павлович с радостью взял бокал шампанского, улыбнулся своей милой улыбкой, сказал: «Давно я не пил шампанского», и по-молодецки опорожнил бокал. Доктор принял от него пустой бокал, передал его мне, я поставил его на стол рядом с бутылкой.
В тот самый момент, когда я ставил на стол бокал, повернувшись спиной к Антону Павловичу, послышался какой-то странный звук, исходящий из его горла, что-то похожее, что происходит в водяном кране, когда в него попадает воздух, — заклокотало что-то. Когда я повернулся, то увидел, что Антон Павлович, поддерживаемый Ольгой Леонардовной, перелег на бок и тихонько опускается на свои подушки. Мне показалось, что ему захотелось прилечь после тяжелого приступа дыхания. В комнате было тихо, никто не говорил, а притененный свет лампы придавал обстановке жуткое 493
впечатление. Доктор не отходил от Антона Павловича и молча держал его за руку. Мне не приходило в голову, что он следит все время за пульсом. Прошло несколько минут полного молчания, и мне казалось (я был так далек от мысли возможной смерти Чехова), что теперь все, слава Богу, успокоилось и пережитые волнения уже являются делом прошлого.
Григорий Борисович Иоллос. Из письма В. М. Соболевскому. BadeueeiLiep. 5 июля 1904 г.: Последние его слова были: «Умираю», и потом еще тише, по-немецки, к доктору: «Ich sterbe»... Пульс становился все тише... Умирающий сидел в постели, согнувшись и подпертый подушками, потом вдруг склонился на бок, — и без вздоха, без видимого внешнего знака, жизнь остановилась. Необыкновенно довольное, почти счастливое выражение появилось на сразу помолодевшем лице.
Лев Львович Рабенек:
В это время доктор тихо опустил руку Антона Пав- ловича, отошел от него, приблизился ко мне (я стоял в ногах кровати), отвел меня в глубь комнаты и вполголоса сказал:
— Alles ist zu Ende, Herr Tschechoff ist gestorben, wollen Sie bitte das der Frau Tschechoff mitteilen![21] Я был поражен и мог только вымолвить:
— 1st das wahr Herr Doktor?
— Leider. Ja![22] — ответил он, сам, видимо, превозмогая свое волнение и глубоко переживая происшедшее.
Весь наш этот разговор велся полушепотом. Ольга Леонардовна не обращала на нас внимания и продолжала лежать поперек своей кровати, все еще поддерживая Антона Павловича, не догадываясь, что все уже кончено. Я тихонько подошел к ней. тронул ее за плечо и сделал знак, чтобы она поднялась. Она осторожно освободила свои руки из-под спины Антона Павловича, поднялась и подошла ко мне. Я. с трудом удержив;ш свои внутренние переживания, полушепотом сказал ей: «Ольга Леонардовна, голубушка моя, доктор сказал, что Антон Павлович скончался»... Бедная Ольга Леонардовна в первую минуту как бы окаменела, таким страшным и неожиданным оказался удар, а затем в каком-то исступлении набросилась на доктора, схватила его за воротник пиджака, начала его грясти что есть сил и сквозь слезы повторяла по-немецки:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
