Чарльз Николл - Леонардо да Винчи. Загадки гения

Подобные исследования открывают интересные возможности, хотя не все ученые принимают выводы Ньютона. В настоящее время исследования не ведутся. Любые дальнейшие работы связаны с уничтожением фрески Вазари, быть может, только ради того, чтобы обнаружить под ней гигантское пятно. Флорентийская советница Роза ди Джорджо заявила в 2000 году: «Вазари, может быть, и не Леонардо, но он все же Вазари».[727] Ведутся разговоры об использовании «георадара», разработанного НАСА для создания карт подземных поверхностей. Этот аппарат уже используют археологи для составления карт, прежде чем приступать к раскопкам. Но пока не установлено, можно ли с его помощью обнаружить пигменты на плоской поверхности.

Тем временем Маурицио Серачини, чьи исследования «Поклонения волхвов» вызвали весьма противоречивые оценки, продолжает изучать восточную стену[728] и крохотный зеленый флаг, являющийся незначащей деталью фрески Вазари. На нем через бинокль можно рассмотреть маленькую надпись – два слова, высотой всего в дюйм. Слова написаны белой краской. Проведенный Серачини химический анализ говорит о том, что эта краска является современницей самой фрески. Значит, слова были написаны Вазари. И они гласят: «Cerca Trova» – «Ищите, и обрящете».

Душа птицы

Птица – действующий по математическим законам инструмент, сделать который в человеческой власти со всеми движениями его, но не со столькими же возможностями; но имеет перевес она только в отношении возможности поддерживать равновесие. Потому скажем, что этому построенному человеком инструменту не хватает лишь души птицы, которая должна быть скопирована с души человека.

В 1505 году Леонардо вновь задумался о полете человека. Небольшая записная книжка испещрена записями и схемами. Это самый полный и глубокий текст, посвященный проблеме полета. После всех перипетий, связанных с клептоманом, графом Либри, эта книжка осталась в Королевской библиотеке Турина и теперь называется Туринским кодексом. Именно здесь мы находим знаменитое предсказание, причем на двух страницах, в слегка измененной форме: «Большая птица первый начнет полет со спины исполинского лебедя, наполняя вселенную изумлением, наполняя молвой о себе все писания, – вечной славой гнезду, где она родилась».[729] «Большая птица» – это, несомненно, летательный аппарат Леонардо. На тщательно проработанных рисунках мы видим его отдельные части (к примеру, вращающиеся сочленения крыльев на листах 16–17), но полной схемы нет нигде – по-видимому, из соображений секретности.

Судя по предсказанию, Леонардо планировал проверить летательный аппарат на вершине горы Монте-Чечери возле Фьезоле неподалеку от Флоренции. Он называет ее «Чечеро», что на старофлорентийском диалекте означало «лебедь». Игра слов характерна для Леонардо: это хорошее предзнаменование, символичная связь. Запись, датированная 14 марта 1505 года, рассказывает о том, как он смотрел в небо на дороге, ведущей во Фьезоле: «…cortone, хищная птица, которую видел я на пути в Барбиги около Фьезоле в 5-м году 14 марта».[730] Эта запись говорит о том, что проверочный полет «большой птицы» был более чем реален. Любопытно, что нигде не сохранилось записи о самом событии. Ни один историк и современник Леонардо не упоминает об этом. Либо художник тщательно хранил свой секрет, либо этого так и не произошло.

Джироламо Кардано в своей книге De subtilitate (1550) утверждает, что Леонардо был «выдающимся человеком», который пытался летать, «но тщетно» – tentavit et frustra. Если Леонардо – или, к примеру, Зороастро – пытался взлететь с Монте-Чечери в начале 1505 года, мы должны признать, что попытка увенчалась неудачей. И тогда иной смысл приобретает другая страница из Туринского кодекса, озаглавленная «Per fugire il pericolo della ruina» – «Как избежать опасностей разрушения»:

«Разрушение такой птицы может произойти двумя способами. Во-первых, птица может разбиться. Второй случай может произойти, если птица повернется на бок или почти на бок, потому что она всегда должна спускаться под очень пологим углом и почти точно уравновешиваться относительно центра. Названная птица должна при помощи ветра подниматься на большую высоту, и в этом будет ее безопасность, потому что даже в случае, если б ее постигли все ранее названные опрокидывания, у нее есть время вернуться в положение равновесия, члены ее были большой стойкости, способные упомянутыми выше средствами противостоять стремительности и импульсу спуска – связками из прочной дубленой кожи и веревочными сухожилиями из прочнейшего сырцового шелка. И пусть никто не возится с железным материалом, потому что последний быстро ломается на изгибах или изнашивается, почему и не следует с ним путаться».[731]

В этом описании мы почти физически ощущаем творение Леонардо, его математическую машину-птицу: мы слышим скрипение кожи, чувствуем ветер, бьющий в лицо, испытываем на себе «стремительность» спуска. На ум приходит более ранний текст, связанный с возможностью полета: «Человек с помощью больших искусственных крыльев может преодолеть сопротивление воздуха». Этот текст сопровождается изображением парашюта.

Туринский кодекс представляет собой не просто записи, связанные с созданием летательного аппарата. Леонардо всесторонне изучает свою модель – птицу. Он делает множество записей по аэродинамике и физиологии птиц. Мы видим массу небольших набросков – схематичных, но очень точных. Это настоящие орнитологические пиктограммы. Туринский кодекс – настоящая поэма о птице и о ее полете. И все это пишет Леонардо в то же самое время, когда и знаменитое воспоминание о коршуне, начинающееся словами: «Я так подробно писал о коршуне потому, что он – моя судьба».

Птицы из Туринского кодекса, воспоминание о коршуне, попытка полета с вершины Лебединой горы, – все это соединяется в странный и неуловимый талисман Леонардо, «Леду и лебедя». Картина эта совершенно неуловима. Она почти не существует. Нет картины, которую можно было бы так назвать. Это одна из тех загадочных работ Леонардо, которые существовали только до и после – в различных подготовительных эскизах, сделанных рукой художника, и в завершенных картинах, принадлежащих кисти совсем других людей. Некоторые такие картины отличаются очень высоким качеством. Они вполне могли быть написаны под руководством Леонардо. Близкое сходство между ними говорит о том, что они были списаны с утраченного оригинала, но мы не можем с уверенностью сказать, был ли этот оригинал настоящей картиной или только полномасштабным картоном. Аноним Гаддиано включает «una Leda» в список работ Леонардо, но он (или кто-то другой) зачеркивает эти слова. Вазари вообще не упоминает о «Леде». Дж. П. Ломаццо был уверен в существовании подлинной Леонардовой «Леды». Он пишет о том, что «la Leda ignuda» («обнаженная Леда») являлась одной из немногих действительно законченных работ Леонардо. Но в отношении Ломаццо никогда нельзя быть ни в чем абсолютно уверенным. Он вполне мог говорить об одной из студийных версий или копий. В художественной коллекции французских королей была «Леда», приписываемая Леонардо, но она исчезла из каталогов в конце XVII века. Легенда гласит, что от картины, по причине ее аморальности, избавилась мадам Ментенон.

Все картины – самого Леонардо, если она существовала, а также копии и студийные версии – относились к более позднему периоду, но сама идея зародилась именно в это время. Самые ранние наброски мы находим на листе, где изображен конь для «Битвы при Ангиари», а лист этот датируется 1504 годом.[732] На рисунке нет лебедя, но среди росчерков можно явно различить двух младенцев, вылупляющихся из яиц. Такие наброски стали материалом для двух более законченных рисунков. Один из них хранится в коллекции герцога Девонширского в Четсуорте, другой – в музее Бойманс, в Роттердаме. На обоих рисунках присутствуют все мифологические элементы: нежный лебедь, пышнотелая девушка, вылупляющиеся дети, разнообразная растительность. Стиль рисунков говорит о значительном влиянии Микеланджело – особенно сильно это чувствуется в рисунке из Четсуорта.

На всех рисунках Леда показана коленопреклоненной (Leda inginocchiata), в классической позе Венеры. Возможно, это самый ранний замысел художника, хотя практически в то же самое время на живописных работах появляется и стоящая Леда (Leda stante). Картины, на которой Леда была бы изображена в той же позе, что и на рисунках из Четсуорта и Роттердама, не существует, но в Туринском кодексе мы находим небольшой набросок, вновь соседствующий с набросками для «Битвы при Ангиари». Утерянный картон с изображением стоящей Леды копировал Рафаэль. По-видимому, это произошло во время пребывания художника во Флоренции в 1505–1506 годах. В это время Рафаэль мог встречаться с Леонардо. Портрет Маддалены Дони, написанный Рафаэлем, во многом напоминает «Мону Лизу». Позднее картон, изображающий Леду, принадлежал Помпео Леони, что явствует из описи его имущества, составленной в 1614 году. В документе значится «картон 2 локтя высотой» – то есть полноразмерный, – «изображающий стоящую Леду и лебедя, который приникнул к ней, в густой траве, где резвятся купидоны».[733] За исключением неверного названия резвящихся детей, перед нами абсолютно точное описание утерянного картона.