Евреи в России: XIX век - Генрих Борисович Слиозберг
За этим ограничением последовал ряд новых постановлений о воинской повинности, практически ставивших еврейское население в еще более тяжелое положение, как, например, о «доказательствах» возраста, семейного положения, смерти, о порядке составления призывных списков (которые пестрили сплошь и рядом именами давно умерших, а иногда даже и женскими) и, наконец, о пресловутом трехсотрублевом штрафе, налагаемом на семью не явившегося к призыву еврея, — штраф не только морально обидный, но и приводивший к разорению множества бедных трудовых семейств.
Тяжело отозвался на материальном положении евреев и закон 1876 года о воспрещении вне городов питейной торговли не из собственных домов. В Полтавской губернии значительное число евреев проживало в селах и деревнях, преимущественно вблизи городов и местечек. Они занимались торговлей, арендой «баштанов», то есть огородных участков земли, и обработкой их для дынь, арбузов, огурцов и других овощей; содержали, конечно, и питейные дома. В губерниях западных и юго-западных евреи селились на помещичьих землях, и шинки находились там же в пределах владений помещиков, так как, в силу принадлежащего помещикам пропинационного права, то есть исключительного права, на продажу питей, содержание шинков другими лицами не допускалось; помещики же сдавали пользование этим правом евреям. Но в малороссийских губерниях, где пропинационное право не существовало, евреи арендовали крестьянские усадьбы или усадьбы, принадлежащие казакам, то есть вольным крестьянам, не бывшим в крепостной зависимости, или дома, принадлежащие крестьянским обществам. Приобретать в собственность такие участки представлялось, даже и до закона о неотчуждаемости крестьянских наделов, крайне затруднительным, а в большинстве случаев прямо невозможным. С изданием закона 1876 года прекратилась поэтому для евреев возможность дальнейшего, с патентом на собственное имя, содержания питейных домов в селах и деревнях, за исключением тех редких случаев, когда, пользуясь отсутствием запрета для евреев приобретать в губерниях черты оседлости недвижимое имущество, содержатель шинка мог приобрести в собственность участок от помещика. Я помню волнение, которое вызвано было этим законом среди многих сельских евреев, в частности у некоторых моих родственников, живших вблизи города. Изобретали способы обхода этого закона, прибегали к совершению сделок по покупке домов «на снос» (пользуясь тем, что запретительный закон говорил о собственных домах, а не о праве собственности на участок земли с домом, в котором помещалось питейное заведение). Большинство же прибегало к «подыменной» питейной торговле, то есть к выборке патента на имя христианина, причем действительный владелец заведения формально поступал в сидельцы, то есть в наемные приказчики фиктивного собственника. Термин «подыменная торговля» в правительственной переписке того времени встречается очень часто. В ряде многих обвинений, которые в конце семидесятых и начале восьмидесятых годов предъявлялись евреям в обоснование ограничительных против них мероприятий, подыменная торговля занимает видное место. Один из моих родственников, у которого я иногда, по близости к городу, проводил день-два, был таким номинальным сидельцем, обязанным всячески ладить с фиктивным владельцем шинка. Для меня, мальчика, зависимость моего родственника-«сидельца» от христианина — фиктивного «собственника» олицетворяла собою идею голуса, порабощения еврея неевреем. Фиктивный хозяин жил за счет сидельца, пользовался большим кредитом, выпивая в «собственном» заведении по своему усмотрению и в свое удовольствие. Такого «хозяина» я никогда не видел трезвым. Но должен сказать, что не слышал я и ни об одном случае, когда бы христианин — фиктивный собственник шинка злоупотреблял своим юридическим положением в том смысле, чтобы лишить сидельца права продолжать свое «сидение» и отнять у него заведение по всем правилам закона. Отношения сидельца к хозяину были совершенно гласны для окружающего населения, для клиентов данного шинка все было ясно и натурально, — фактическим хозяином они признавали еврея-сидельца. Отнятие у него шинка было бы в глазах населения явным грабежом, недопустимым «мирской совестью». Крестьяне относились к евреям-шинкарям, попутно и лавочникам и содержателям баштанов, с полным дружелюбием. Несмотря на довольно большое число деревенских евреев (ишувников), приезжавших часто в город, не сохранилось в памяти у меня ни одного случая, когда бы такой ишувник жаловался на отношение к нему со стороны крестьян и терпел бы от них какие-либо утеснения.
В Полтаве, как городе черты оседлости, ограничения для жительства во внутренних губерниях не ощущались еврейским населением. Полтава была сама местом иммиграции для евреев из Литвы и Волыни и не выделяла охотников на переселение во внутренние губернии. С точки зрения общего положения евреев мероприятия, карающиеся внутренних губерний, никого здесь не интересовали, по отсутствию интереса к правовому положению евреев вообще. Этим объясняется, что наступившие в 1879 году облегчения, выразившиеся в утвержденном всеподданнейшем докладе министра внутренних дел о разрешении повсеместного жительства евреям-фармацевтам и изучающим фармацию, фельдшерицам, акушеркам и т. д., в Полтаве никем, даже небольшою кучкою интеллигенции, представляемою гимназистами старших классов, вовсе не были замечены. Незамеченным прошло и то, что в 1879 году, вследствие циркуляра министерства от 11 июня о сообщении министерству сведений о евреях-мастерах, ремесленниках и обучающихся ремеслам, губернаторы внутренних губерний приступили к высылке «в места постоянной оседлости» тех евреев, которые не отвечали требованиям закона, разрешающего отдельным категориям жительство в этих губерниях; прошел незамеченным и циркуляр министра внутренних дел статс-секретаря Макова, от 3
