Виктор Астафьев - Нет мне ответа...Эпистолярный дневник 1952-2001
Пока ответь мне на один вопрос: где находится кладбище в Салехарде и как оно выглядит (осенью или весной)? И ещё спроси у южан, бывает ли коньяк больше пяти звёздочек. В связи с романом читаю продукцию «Воениздата» о битве за Днепр. О, боженька ты мой, что там понаписано-то! Я и не представлял себе, каким потоком хлещет ложь о войне, размера этой лжи не представлял. Хорошо хоть то, что книги эти никто не берёт и не читает.
Ну ладно, Вадим, ты уж извини меня, что коротко — уж очень голова болит.
Жене и сыночке поклон. Маня и Ирина кланяются. Обнимаю, твой Виктор
Январь 1978 г.
Вологда
(В.Я.Курбатову)
Дорогой Валя!
Очень рад тебя поздравить со вступлением в Союз! Дело это вроде и формальное, да нужное. Отныне уже ты не партизан и диверсант-одиночка идеологического фронта, а организованный член, которого и поприжать можно в случае чего, и пенсией поманить, и вообще утвердить в праве самосознания, что работу работаешь, а не лапти плетёшь, и можешь за эту работу получить пряник или плеть. Пряник дают всегда уже кем-то облизанный...
Наверное, со временем тебе надо перебраться в Москву и устроиться на службу, то есть устроиться на службу и с помощью её перебраться в Москву, получив за службу квартиру. Думаю, что критику в таком глухом городе, как Псков, не житьё, зачичеревеешь, усохнешь мозгом.
У меня должно выходить собрание сочинений в четырёх томах в «Молодой гвардии». Сперва намечали первые два тома на 80-й год, но теперь разделили по тому и первый намечают в 79-м году [все тома вышли в течение 1979-1981 гг. — Сост.]. Я, когда меня спросили насчёт автора вступительной статьи, назвал тебя. Сделать это тебе не так уж и трудно на основании книжки, а объём статьи где-то в пределах двух листов, значит, и подзаработаешь маленько. Это если издатели не найдут кандидатуру «по своему сердцу».
Читал ли ты мои новые главы из «Последнего поклона» в «Нашем современнике»? Мне очень хочется узнать твоё мнение. Я много сил вложил в них, и из-за них мне пришлось сильно дотягивать первую книгу. Буханцов, критик, уже написал о главах в «Литературной России», но так умно, как будто речь идёт о передовом методе производства больничных костылей, а главное — преподаватель ведь, словесник! Кандидат наук — и читать не умеет, купился на моём «французском» тексте. Плёл я там за покойного дядю всякую романтическую хреновину, подставив к ней доподлинное имя маркизы Де-бель-иль из Дюма-младшего, корректорши эту хреновину закавычили, и ничтоже сумняшеся критик упрекнул меня за то, что неграмотный этот дядя шпарит этакими изысканными цитатами... Я сразу вспомнил почему-то с ума меня сводившую когда-то деревенскую песню, точнее, «жестокий романс», к которым так склонны до се мои любимые гробовозы: «О боже мой, что делает привычка! О боже мой, что делает любовь!..» В данном случае — любовь к примитивизму.
Нынче, узнав, что я «отдыхаю», навалились на меня с рукописями, книгами, статьями и пр., и пр., да и посещают народы. Сейчас гостит в Вологде с женою вместе Николай Николаевич Яновский. Он пишет обо мне монографию аж на 12 листов для «Советского писателя». Мне его жаль даже, ведь это же не роман, где тут 12-то листов наскрести. Но он говорит: «Я привычен». Я очень уже давно знаю Николая Николаевича, связывает нас давняя симпатия в общении, он — милейший человек, встреча с ним для меня и для души — большая разрядка и удовольствие.
Потихоньку готовлюсь ехать в Казахстан, в Темиртау, с заездом в Орск — решили мы, четыре фронтовых друга, пока не поздно, собраться и повидаться. Двое из четырёх живут в Темиртау, вот и соберёмся у большинства. Поскольку я очень упорно мечтаю писать о войне и поскольку один из четырёх меня вытащил с поля боя, а одного из четырёх — я, и нынче весной побывал в Польше на том месте, где его тащил-то, бедолагу, то много жду от этой встречи. Всё же самые верные люди в моей жизни — да и в моей ли? — оказались братья-фронтовики, те, с которыми горе мыкали в окопах. Смог вспомнить, что с тем, которого мне предстояло вытащить на горбу в Польше, мы при первом знакомстве подрались и, конечно, будучи более тренированным в детдомовских драках, я ему навтыкал. И вот через много-много лет вспомнил я ту драку и коснулся знакомого образа в главе «Соевые конфеты», причём произошло это подсознательно. О Ване, моём друге, что живёт в Орске, и о том, как мы с ним дрались — а был он младший сержант! — я вспомнил уже после того как главы были напечатаны... Дети всё же были мы. По восемнадцать лет. Подумать и то жутко, что это такое — восемнадцать-то лет?!
Ну, поклоны твоим большим и малым! Обнимаю, ещё раз поздравляю. Виктор Астафьев
Р. S. А кинокартину везде приняли на «уру» и дали ей 1-ю категорию. Видно, всё, что делается без претензий на великое, и получается ладом...
9 февраля 1978 г.
Вологда
(В.Юровских)
Дорогой Вася!
Нет, не получается на этом пути. Поездом мы сначала из Москвы на Орск, там соединимся с другом и покатим дальше (если уцелеем до этого). Прямо какое-то бедствие… Народ одолел. Всякий. Марья Семёновна устала смертельно. Внучек заболел.
Недавно был приём в Союз, приняли и Марью Семёновну, после выпили, и один, вновь принятый, поехал домой в деревню и замёрз в снегу. Всё как-то нелепо, нервно, дёргано! Я так уже и за стол, заваленный почтою, не могу присесть — некогда!
Если дочь соизволит явиться с Урала вовремя, то мы числа 14—15-го выедем и где-то числа 25-го двинем обратно, тогда уж северной дорогой, может, и заедем в Курган, а оттуда к тебе. Ты уж извести об этом Витю Потанина, мне писать некогда. Да не ссорься с ним! Понял?!
Кино тут днями наше привозили. Замечательная получилась картина, и песня наконец-то о Сибири настоящая написана. Ну, всё расскажу при встрече, а может, и плёнку с песней прихвачу. Когда поедем обратно, я дам телеграмму. Вите или Ване обязательно позвони. Обнимаю, Виктор Петрович
Март 1978 г.
(Е.В.Бахтину)
Дорогой Евгений Васильевич!
Приветствую Вас, Елену, маму Вашу и ребят, шлю всем самые наилучшие пожелания, прежде всего женщинам, и поздравляю их с праздником и началом весны!
Евгений Васильевич, вот чего я беспокою Вас. Не живётся мне спокойно, и всё тянет меня написать чего-нибудь сердитое, и вот написал я начерно роман о форсировании Днепра. Роман небольшой, тургеневского размера но тем не менее очень сложный, и долго мне ещё предстоит с ним возиться, и хотелось бы, чтоб он был точней в изображении частностей войны, особенно переправы. Выберите, пожалуйста, время и напишите мне поподробней о наших гаубицах. Почему они «шнейдеровками» называются? Каков эффект их стрельбы? Как готовились к переправе? Как вели бой с другого берега? Делалась ли какая-то разведка и пристрелка заблаговременно? Подробней и как можно больше напишите терминов, которыми пользуются при ведении и подготовке огня с закрытых позиций и на прямой наводке. Какие чувства переживали Вы, когда находились на плацдарме, особенно к тем, кто остался не левом берегу, попивая водчонку, щупая баб и требуя от Вас «активных действий», сводок и донесений?
