Александр Жевахов - Кемаль Ататюрк

— А афганцы представляют собой нацию? Нет! Почему?

— Индийцы, тунисцы, палестинцы, сирийцы, иракцы… египтяне, албанцы… образуют ли они нацию? Нет! Почему?

— А турки представляют собой нацию? Да! Почему?»

Ответ открывает следующую главу, посвященную государству: «Турецкая нация — это государство, управляемое республикой, представляющей собой правительство народа». Помимо традиционных функций государства, по мнению гази, — общественного порядка, правосудия, дипломатии и обороны страны, это государство должно выполнять и другие, менее традиционные обязанности: дороги, транспортные средства, образование, здравоохранение, социальное обеспечение и весь комплекс экономической активности. Итак, в 1930 году гази отказывается от относительно либеральных выступлений на конгрессе в Измире. Перед лицом всемирного экономического кризиса Кемаль, будучи прагматиком, приходит к идее о государстве, управляющем развитием экономики страны. В Сивасе после дискуссии о либерализме со своим окружением он заявляет: «Революция несовместима с либерализмом».

К первым трем принципам гази добавляет популизм, термин, используемый им для демократии, и секуляризацию. И наконец, он находит фактор, общий для республиканизма, национализма, этатизма, популизма и лаицизма, — это революционный дух. Таковы шесть принципов, составляющих его политическую и философскую концепцию.

Реджеп, вскоре избранный генеральным секретарем партии, предложил использовать в качестве символа шесть стрел, означающих эти принципы. «Шесть стрел» станут эмблемой партии, а в 1937 году эти шесть принципов будут включены в конституцию. Принятие «шести стрел», ставших скрижалями закона, положило конец, романтическому периоду, когда было достаточно слова гази; партия с ее структурой и функционерами стала защитником этой концепции.

Концепция, принятая Кемалем в поезде, пока не меняет реального положения в стране: отправившись из Сиваса в Самсун, Кемаль был вынужден остановиться в Амасье, где заканчивалась линия железной дороги. Там он встречает своего старого друга, губернатора Самсуна, участвовавшего в Ялова в подготовке рождения либеральной партии. Если верить Ахмету Хамди, гази не смирился с победой либералов на выборах в Самсуне. Город контролируется армией, а по словам Хамди, «можно было бы подумать, что находишься во вражеском городе». Мэр-либерал прибыл на официальный обед с опозданием, и когда гази поднял свой бокал, мэр не дотронулся до своего.

«— Господин председатель муниципального совета, вы считаете, что пить грешно?

— Нет, я уже отобедал!

— Как? Вы игнорируете мое прибытие?

— Нет, я знал об этом и даже ожидал вашего прибытия!

— Тогда вы могли бы подумать о том, что мы будем обедать вместе!

— Действительно, я надеялся на это. Но я не получил приглашения!»

Гази повернулся к губернатору: «Вы предупредили мэра о нашем прибытии и совместном обеде?»

Губернатор не отвечает. Через несколько мгновений, когда мэр собрался покинуть президентский стол под предлогом: «Завтра у меня слишком много дел», Кемаль взорвался. Через два дня губернатор был отправлен в отставку вместе с начальником полиции и руководителем местного отделения Народной партии. Эта история досадна, так как представляет Кемаля непредсказуемым, мстительным, желающим переложить на чужие плечи ответственность за ошибки, допущенные им в случае с либеральной партией. Через несколько дней в Трабзоне Кемаль, словно желая забыть инциденты в Самсуне, произносит речь: «Теперь мы должны работать еще больше, как если бы несколько партий противостояли нам, и мы должны распространять наши идеи среди народных масс вплоть до деревень. В каждое мгновение мы должны быть готовы отчитаться о нашем движении перед историей и миром!»

Из Трабзона Кемаль возвращается в Стамбул, а через две недели направляется во Фракию впервые с момента провозглашения республики. Здесь Кемаль сталкивается с реальной Турцией, с ее успехами и поражениями. Посещение сахарного завода, продукция которого шла на импорт, его порадовало, но как реагировать на поведение крестьян, неожиданно предъявивших официальному кортежу массу жалоб на падение цен на сельскохозяйственную продукцию, повышение налогов, злоупотребления властью, недостаток транспортных средств и многочисленные болезни? А в Эдирне Кемаль узнает о драме, разыгравшейся в Менемене.

23 декабря 1930 года полдюжины дервишей потрясли этот небольшой городок, затерянный среди оливковых полей, в 30 километрах от Измира. Размахивая зелеными священного цвета ислама знаменами, они требовали возвращения шариата и объявили о скором прибытии армии халифата численностью в 70 тысяч человек. Толпа, поддерживающая их, разрасталась, люди выкрикивали требования отменить все реформы; жандармы призвали на помощь военных. Вскоре перед разъяренной толпой появилось около тридцати солдат. «Чего вы хотите? — спросил Мустафа Фехми, молодой офицер, командующий солдатами. — Вы собираетесь выступать против правительства?» Дервиш, возглавлявший толпу, приблизился к Фехми и сразил его пистолетным выстрелом, а затем обезглавил.

Кемаль срочно вернулся в Стамбул, собравшиеся на чрезвычайный совет с трудом верили информации: полторы тысячи человек ликовали и аплодировали, когда голову жертвы, насаженную на древко знамени, пронесли по улицам Менемена. И всё же пришлось смириться с реальностью: через семь лет после провозглашения республики в одном из наиболее развитых регионов страны религиозные фанатики зверски расправились с офицером и толпа ликовала. Так республика получила своего первого мученика, и какого мученика: до армии — преподаватель, спортсмен, активный участник конференций Турецкого центра, Фехми по прозвищу Кубилай — символ новой Турции!

Без промедления правительство объявляет о заговоре. Устанавливают, что зачинщиком был соратник по оружию Этхема-черкеса, подозревают либеральную партию и Кязыма Карабекира, разоблачают братство Накшбенди, к которому принадлежал убийца Кубилая. К Накшбенди было много претензий: шейх Саид, возглавивший курдское восстание 1925 года, был членом этого братства. Накшбендиты боролись против государства, и, как свидетельствовала газета «Акшам» («Вечер»), «накшбендизм требует умерщвления плоти и молитв, которые способны за короткое время сделать безумным нормального человека». Возглавлял это братство девяностолетний шейх; его назвали руководителем заговора. Некоторые пошли еще дальше. Учитывая интерес, проявляемый к Накшбенди знаменитым полковником Лоуренсом, и установив, что один из сыновей шейха находится в Ираке, газета «Акшам» предполагает участие в заговоре англичан: «Лоуренс не мог остаться в стороне от этого дела. Шейх Эссат-эфенди сам признавался, что англичане окружают его вниманием. Существует ли связь между сыном в Ираке и отцом? Не использует ли Лоуренс этот канал для влияния на нашу страну?» На самом деле Лоуренс, лишенный всяких полномочий, служил тогда на авиационной базе на юге Великобритании.