Майкл Шелден - Черчилль. Молодой титан

Находчивость Вайолет спасла положение. Не задумываясь, она указала на стол: «Масло».

К вечеру Уинстон и Джеки снова стали друзьями, и несколько часов прохаживались по палубе «Энчантресс», обсуждая проблемы флота. Все остальное время, что они провели вместе, Джеки оставался в благодушном настроении. Он пообещал Уинстону помочь сформулировать предложения по снабжению флота нефтью. Довольный собой, Джеки даже пригласил на танец Вайолет, когда они затеяли развлечение на палубе, и кружился с ней от одного борта к другому. Черчилль заметил, что Джеки слишком полон энергии и идей, чтобы оставаться под итальянским солнцем, он нужен в собственной стране, где есть куда приложить их, в то время как в Неаполе «его пропеллеры рассекают воздух», — как потом выразился Уинстон.

И Фишер «сдался». После чего «Энчантресс» совершила неторопливый круиз до Портсмута, следуя через Мальту и Гибралтар. Во время остановок в пути Уинстон и другие путешественники, составлявшие ему компанию, занимались плаванием, гонялись за ящерицами, устраивали пикники, читали наизусть стихи для пустых рядов древнего амфитеатра и инспектировали морские сооружения. А во время плавания можно было посидеть в креслах на палубе, подремать или почитать. Премьер-министр с увлечением читал «Историю Пелопоннесской воны» Фукидида, вне всякого сомнения, выискивая между строк рекомендации по ведению грядущей войны.

Только один момент испортил Уинстону настроение во время круиза, когда он поднялся на борт линкора «Корнуоллис», чтобы посмотреть, как проходят учебные стрельбы. Заткнув ватой уши, он смотрел на горизонт, между тем как корабль, изображающий охотника за дрендоутами, обстреливал из 12-дюймовых (305-мм) пушек удаленную мишень, которую тянуло на буксире другое судно. Меряя шагами палубу, первый лорд адмиралтейства ждал сообщения о результатах. Командующий Средиземноморским флотом адмирал Эдмунд По, который прослужил в Королевском флоте сорок лет и уже собирался уйти в отставку, с сожалением был вынужден сообщить, что ни один снаряд не достиг цели.

Уинстон потребовал объяснения. Но ответ разозлил его еще больше.

«Видите ли, первый лорд, — сказал адмирал, — снаряды либо чуть-чуть не долетают до мишени, либо падают немного позади нее».

Можно было хоть в сто раз увеличивать число линкоров, но все затраты на их строительство были бы напрасны, если судьба победы зависела от таких служак викторианской эпохи, как адмирал Эдмунд По. Первый лорд счел, что время таких командующих истекло, и вскоре тот был смещен [62].

Через месяц после того, как Черчилль вернулся из путешествия по Средиземному морю, в Бленхеймском дворце состоялся большой политический съезд. Это собрание было намного многочисленнее того, памятного для Уинстона съезда 1901 года, на котором он оказался впервые. Однако на этот раз он вообще не получил приглашения. Несмотря на дружбу с Санни, две тысячи консерваторов и верных им юнионистов, организовавших протестные выступления 27 июля в Белфасте, не пожелали видеть в своих рядах Уинстона. Большинство прибывших в Бленхейм политиков настроились на то, чтобы выразить поддержку юнионистам. И отказ видеть Черчилля был местью за его выступление в Белфасте, когда он высказался за гомруль.

Санни и Ф.Э. Смит, оба выступавшие на этом съезде, не рассматривали свое участие в нем как личное предательство по отношению к Уинстону. Для них, как и для Уинстона, это были лишь политические игры, и оба окунались в них с той же страстью, с какой он это делал сам. Но Клемми, пережившая такую тяжелую драму, как потеря ребенка после нападения в Белфасте, относилась к этим политическим играм не с такой беспечностью. И это стало для нее поводом требовать от Уинстона поменьше видеться с его друзьями-тори. Санни вложил много сил и средств в организацию съезда, проявив большую щедрость. В саду, под тентами, — как писал репортер из «Дейли Мейл», — стояли столы, уставленные блюдами с говядиной, ветчиной, телятиной. В напитках тоже не было недостатка. Белый рейнвейн и красный кларет, пиво и другие напитки, способствующие поддержанию аппетита, текли рекой. Гости могли получить все, что их душе было угодно.

Но главной целью было не развлечение и не простое времяпровождение. Встреча грозила серьезными и даже зловещими последствиями, о которых говорили в своих речах две восходящих политических звезды — сэр Эдвард Карсон и Эндрю Бонар-Лоу. Оба считали, что если правительство примет закон о гомруле, это обернется гражданской войной. Своим сумрачным выражением лица Бонар-Лоу, совсем недавно занявший место Бальфура в Консервативной партии, напоминал скорее строгого школьного учителя, чем подстрекателя мятежников. Однако в речи, которую он произнес на ступенях Бленхейма, он поднял вопрос о возможности государственного переворота. И это затронуло бы не только Ольстер, но и всю Британию.

Правительство, доказывал он, — это «революционный комитет, узурпировавший власть и деспотически управляющий страной … Нам следует использовать любые возможности, чтобы отстранить их». И если либералы будут настаивать на своем в вопросе о гомруле, то последствия не заставят себя ждать. Они могут разжечь костер гражданской войны, которая потрясет империю до самого основания».

Недовольство, нараставшее последние годы как с той, так и с другой стороны, теперь вылилось в готовность вооруженного сопротивления как способа решить политические вопросы. Лидер консерваторов Эдвард Бонар-Лоу не был из тех, кто способен испугать либералов. Сын захолустного пресвитерианского священника в Канаде, он из уст отца, конечно, не раз слышал об Апокалипсисе, но никто не мог представить его в роли предводителя отрядов тори в реальном сражении. Его запал подпитывала неукротимая горячность ольстерских протестантов, которые считали, что идут на борьбу с гомрулем, осененные Божьим словом. Его вдохновляло, что «эти люди настроены самым серьезным образом. Они готовы умереть за свои убеждения». Но Бонар-Лоу мог занять скорее место духовного лидера, чем полевого генерала.

Зато сэр Эдвард Карсон — тоже сторонник мятежа — с его холодным взглядом серых глаз, выглядел человеком, который готов сражаться до последнего патрона. Как богатый судебный адвокат, он был известен своими беспощадными обличительными дознаниями (Оскар Уайльд стал одной из его самых известных жертв). Карсон, дублинец протестантского вероисповедания, обосновался в Англии, но проявлял теперь большое беспокойство по поводу будущей судьбы Ольстера. Каких-то тесных связей с тем регионом у него не было, однако он решил воспользоваться создавшейся ситуацией, чтобы стать героем. В 1910 году он очень быстро продвинулся в первые ряды противников гомруля. Поездка Черчилля в Белфаст вызвала его сильнейшее негодование. «На севере Ирландии нет человека, которого бы ненавидели больше, чем этого ренегата».