Михаил Ульянов - Реальность и мечта

Передать богатство и обаяние замечательной книги стремились многие мастера в различных видах искусства. Всем памятна художественная киноэпопея Сергея Герасимова, недавно на телеэкранах состоялась премьера еще одной версии романа «Тихий Дон» Сергея Бондарчука. Это масштабные сценические действа с участием многих и многих людей на живописной натуре. А Николай Охлопков когда-то заявил, что «лишь под куполом небес, прямо на улицах и площадях актеры смогут воссоздать истинную глубину “Тихого Дона”». И казалось бы, именно кинематограф позволяет раскрыть всю ширь и мощь шолоховского замысла. Однако книга все равно была больше и значимей. Возможно, поэтому к ее воплощению разные художники возвращались снова и снова.

А почему бы не попробовать того же на радио?

Только теперь задача была противоположная. Сыграть спектакль «Тихий Дон» предстояло в тишине крохотной ра- диостудии, где ваш покорный слуга упрямо искал в своем голосе все художественные средства для создания воистину монументальной картины. Как сделать, чтобы полностью ощущалась ее многомерность и в обширных российских пространствах, и во времени на переломе двух исторических эпох, и в судьбах, и в переживаниях людей, ставших участниками титанических событий?

Прежде, читая Шолохова, я много раз влюблялся в его героев, поражался емкости человеческих отношений в описании автора. Страсти людей, боль трагического непонимания друг друга, мятущаяся стихия жизни, неожиданное переплетение судеб, атмосфера борьбы и ломки характеров — вот что привлекало меня и было близко моей актерской натуре, выращенной на вахтанговской почве. Но лишь на радио мне впервые представилась возможность воплотить все это в звуке.

Репетировал я упорно, а времени не хватало. Приходилось упражняться в чтении не только днем, но и ночью, ибо были еще дела и в театре, и в кино. Случалось, что споткнешься на фразе, а затем месяцами не можешь найти для нее нужную интонацию так, чтобы передать первозданную свежесть и прелесть народной речи, ее распевность и лаконизм. Поэтому работа над романом стала для меня замечательной актерской лабораторией. Каждую запись я начинал со своеобразной «разминки»: проговаривал текст, уточнял произношение отдельных слов, фраз, целых абзацев. Потом старался отвлечься от технических деталей и внутренне сосредотачивался. Меня не покидало чувство ответственности, ведь в этом — долгом труде был риск, что он так и останется экспериментом, который не попадет в эфир, а уснет в студии на архивных полках.

Всего от меня требовалось сыграть триста тридцать восемь разных образов, у каждого из которых свой характер. И это лишь голосом и дыханием! На сцене и съемочной площадке изобразить героя или злодея помогут декорации, соответствующий грим и костюм, наконец, выразительный жест или удачно найденная походка. А перед микрофоном таких подпорок нет — он бесстрастно выловит и передаст малейшую фальшь и ни за что не простит приблизительной интонации. Признаюсь, мне было нелегко. Мой темперамент требовал движения, динамики, пластики… но в радиоарсенале отсутствуют жесты и мимика, поэтому приходилось преодолевать желание сымитировать театральные мизансцены. Парадокс, но мне, актеру, приходилось бороться с актером в себе, вернее, преодолевать некоторые профессиональные навыки, чтобы сосредоточиться лишь на своем голосе. Помню, когда я читал, меня не покидало специфическое ощущение сродни тому, которое приходит, когда пишешь письмо близкому человеку. Все движения души надо излить на бумаге, с надеждой на то, что тебя обязательно поймут. Вообще слово «понять» было ключевым в этой работе. Не сыграть, а понять следовало шолоховских персонажей, чтобы правильно и узнаваемо озвучить. Понять человека, познать побудительные мотивы его поступков. Для этого надо влюбиться в материал, влюбиться и поверить без оглядки, и тогда в тебе самом откроются неизвестные прежде глубины, а слушатель непременно примет твое актерское решение роли и в воображении дорисует к услышанному свое видение романа.

И все же было одно важное подспорье. Это музыка Шостаковича, а также распев на казачий лад: «Ох ты, Дон, ты наш Дон, славный Тихий Дон…» И казацкая песня в исполнении фольклорного ансамбля под управлением Дмитрия Покровского. Странным образом эти непохожие по стилистике вещи дополняли друг друга, создавая единую и впечатляющую мелодию. Мне она сообщала нужное настроение. А в итоге все получилось. Потом в течение всего времени, что передача выходила в эфир, в адрес радиоредакции и в мой лично приходили письма. Некоторые отзывы я с благодарностью храню.

«Когда слушаешь, то не верится даже, что один человек читает, — так по-разному звучат и надолго запоминаются голоса Григория, Аксиньи и других героев романа. То, что делает Михаил Ульянов, — заново раскрывает глаза на чудесное литературное произведение», — написала М.А.Кувшинова из Чебоксар. А вот профессиональная оценка актрисы Ии Саввиной, которая тоже немало часов провела у микрофона:

«Существует определенный закон разбора материала артистом и режиссером: выяснение главного в сцене, подчинение всего остального этому главному, приблизительная речевая характеристика героев. Ульянов работает так же. С одной особенностью — своим отношением к людям, событиям, природе. Не тем «своим отношением», которое должно быть у артиста по всем законам актерского мастерства, а отношением скрытым, не запрограммированным, не демонстрируемым, о котором артист сознательно не помышляет и которое проявляется вопреки его воле. Отношение как результат восприятия событий им, Ульяновым, и никем другим…

Возвращается Степан домой.

«Аксинья, вихляясь всем своим крупным, полным телом, прошла навстречу.

Бей! — протяжно сказала она и стала боком».

Артист не опускается до приблизительной имитации голосов героев, но кажется, что «Бей» говорит Аксинья. Полузадушевно и мелодично. И за этим вскриком почувствовано то, что стоит за словом, что богаче слова: многоцветное состояние души человеческой. И везде артист проживает некую жизнь между строк. Страшная сцена избиения Степаном Аксиньи ошеломляет не ужасом физического истязания, а тяжким унижением духа, унижением женского достоинства, унижением любви».

Значит, удалось! Каждый человек радуется выполненной работе. Вдвойне — если она сделана хорошо. С тех пор я по-на- стоящему полюбил выступать на радио. К слову, эта работа была еще очень выгодной. Дело в том, что максимум актерского заработка по совокупным ставкам в те времена составлял четыреста рублей в месяц, а запись на радио оценивалась по шести рублей за минуту да еще попала в «Золотой фонд». Так что актер получал достойное моральное и материальное поощрение. Немудрено, что мои коллеги любили такую работу. Например, Иннокентий Смоктуновский устраивал из нее целый ритуал. Оставшись наедине с микрофоном, он снимал ботинки, надевал мягкие тапочки, пил глоточками кофе и при этом изумительно читал.