Эрвин Ставинский - Восемнадцатое мгновение весны. Подлинная история Штирлица
Богдан открыл свою рабочую тетрадь и стал прочитывать дневниковые записи сообщений, поступивших от Брайтенбаха.
«17 февраля 1941 г. Разработкой советского полпредства и торгового представительства занимаются чиновники его отдела Гофман и Баак. Держатся они замкнуто, и приходится проявлять много изворотливости, чтобы осторожно из них что-нибудь вытянуть. Гофман проговорился, что у него есть доверенное лицо в “Интуристе”, но, кто этот человек, узнать не удалось.
19 марта 1941 г. В связи с тем что из-за Балкан в отношениях между СССР и Германией усилилось охлаждение, у нас все больше поговаривают о возможности их военного столкновения. По этой причине заметно усилилась работа военной разведки и контрразведки Верховного командования вермахта против Советского Союза. Во главе одного из контрразведывательных подразделений поставлен хауптман Абдт, мой непосредственный начальник в прошлом, во время работы в политической полиции Абдт жил в России, хорошо знает русский язык. Ввиду нехватки людей он привлекает на службу пенсионеров. Проверяя людей по картотеке, он наткнулся на Эрнста Кура и стал интересоваться, не пойдет ли тот к нему на работу».
А вот еще интересная запись: личное письмо Василия Зарубина. Аистов знал, что опала с этого заслуженного человека снята и что он готовится поехать в Китай.
«Дорогой Богдан! – писал Зарубин. – Материалы, полученные от Брайтенбаха с момента возобновления с ним связи, по мнению руководства, свидетельствуют, что они не состряпаны специально для нас. Целый ряд его сведений при проверке подтверждается… Отрицательная сторона его информации в том, что она еще малочисленна и незначительна по своему оперативному содержанию и значению.
Тебе необходимо тщательно совместно с агентом на каждой встрече обсуждать пути и способы расширения его разведывательных возможностей. Во время такого обсуждения неизбежно выявится ряд моментов, пока для Центра еще не ясных, станут более явными его возможности, выяснятся его связи в других отделениях, наметятся люди, с которыми он должен сближаться, определится характер документов, которые уже сейчас он мог бы доставать.
Формальное, сухое требование улучшить работу, даже повторяемое каждый раз в настойчивой форме, результатов не принесет, поверь моему опыту…
Не забывай о личных желаниях агента. Иногда нужно идти на уступки и приспосабливаться к ним. Успехов тебе. Василий Зарубин».
Дальше пошли опять заметки от Брайтенбаха.
«25 марта 1941 г. Существует опасность моего перехода в жандармерию. Такое предложение мне уже было в августе 1940 года с последующей поездкой в Париж. Тогда я отказался. Теперь, ввиду большой нехватки людей, такая комбинация может возникнуть в принудительном порядке.
Передал сведения об пеленгаторных установках, об укреплениях на Восточной границе, о бензохранилищах в Гамбурге, бюллетень гестапо.
5 апреля 1941 г. Гестапо срочно подготовила списки руководителей Югославии, которые подлежат аресту после вторжения германских войск. Вторжение в Югославию должно состояться в ближайшие три-четыре дня.
Подтвердил, что у него хранится вся секретная документация по отделу, но выносить ее нельзя, поскольку в любой момент она может кому-нибудь понадобиться. Выносить можно лишь те документы, с которыми все познакомились.
Использовать для встреч квартиру любовницы Флорентины Ливорски невозможно, так как у нее много заказчиков, она взяла ученицу и квартира пустой практически не бывает. В качестве почтового ящика квартира подходит.
10 апреля 1941 г. От родственников жены, проживающей на германо-польской границе /линия Франкфурт-на-Одере – Познань/ стало известно, что через их городок Швибут проходит большое количество воинских эшелонов как с людьми, так и с техникой. Раньше подобного не было. На бензоколонках скапливаются вереницы военных грузовиков. Направление движения. – Восточная Пруссия, Варшава, Краков.
Информации через меня проходит так много, что я часто не успеваю ее прочитывать. Заметки для вас приходится делать в большой спешке.
21 мая 1941 г. Представил доклад рейхсфюреру СС Гиммлеру «О деятельности советской разведки в Германии», подготовленный Шелленбергом. За подписью Гайдриха доклад был направлен Гитлеру.
От начальника советского отделения хауптштурмфюрера Кубицкого узнал, что за машиной советского посла Деканозова ведется тщательное наблюдение, поскольку она используется для секретных операций…»
Вот и вся информация в сжатом виде. Пожалуй, небольшую справку можно подготовить.
В этот момент раздался телефонный звонок. Аистов поднял трубку:
– Слушаю.
– Богдан Николаевич, вы? Это из консульского отдела. Сейчас позвонил какой-то Крюгер, интересовался визой. Сообщаю, как вы предупреждали.
– Понятно. Спасибо!
Аистов не мешкая направился к резиденту.
– Амаяк Захарович! Только что позвонил Брайтенбах! Вызывает на экстренную встречу!
– У вас на какое время договоренность? – живо спросил Кобулов.
– В семь часов вечера.
– Хорошо! Если приедет Коротков, он тебя выбросит. Но лучше ты на него не рассчитывай. Выйди пораньше, проверься и действуй сам по обстоятельствам. Только осторожно, понял!
– Так точно.
– Ну, действуй… Потом сразу же доложишь о результатах.
Вечером 19 июня начальник внешней разведки НКГБ Павел Фитин находился на своем рабочем месте. Последние дни он получал непрерывный поток информации и в первую очередь сообщения резидентов о готовящейся германской агрессии. Из этого вороха сообщений Фитин должен был отобрать все заслуживающие внимание и по каждому особо важному случаю докладывать хозяину – товарищу Сталину. Он, Фитин, как никто другой ощущал усилия многих своих сотрудников, ощущал пульс всех оперативных мероприятий, проводимых с его санкции во многих странах.
Обилие агентурных сведений о «секретной подготовке Германии» к войне, оживленная дискуссия по этому поводу в англо-американской печати наводили сотрудников центрального аппарата разведки на мысль, не имеет ли здесь место либо широко задуманная инспирация самих немцев, чтобы оказать давление на СССР и получить уступки по интересующему их вопросу, либо интрига англо-американского блока с целью добиться трещины в советско-германских отношениях и направить германскую агрессию на Советский Союз. При этом агентура могла стать простым рупором этих слухов, которые специально фабриковались как той, так и другой стороной. Было над чем подумать…
Зазвонил телефон внутренней связи, и Фитин поднял трубку.
– Павел Михайлович! Срочная телеграмма из Берлина, – доложил дежурный шифровальщик.
