Татьяна Егорова - Андрей Миронов и Я
– А у меня нет призыва!
Проходит две недели. Мария Владимировна в отчаянии:
– Таня, ваша Лариса Петровна меня бросила. Не приходит, не звонит, в доме не убрано, а я не знаю, что делать.
– А вы с ней не поссорились? – спрашиваю я, зная характер Марьи.
– Я-я-я? С чего я с ней должна ссориться? Звоню Ларисе Петровне.
– Как живете, как здоровье? Мария Владимировна жалуется, что вы не приходите…
И вдруг Лариса Петровна отвечает глубоко обиженным тоном:
– И не приду больше… никогда! Я ведь, Танечка, и денег совсем с нее не беру. Я ведь к ней прихожу только из-за любви и уважения… а она, когда я убираюсь… сама целый день не ест и мне не дает! А мне трудно, мне хоть чашку чаю с бутербродом… Ведь с утра до позднего вечера убираюсь.
– А что молчите, так и говорите – хочу чаю, есть хочу, устала. Вы ее плохо знаете, она это делает из озорства, а не из жадности, ей интересна ваша реакция.
– Танечка, ведь целый день не ест, чтоб мне не давать, проверяет, буду я просить или нет, а я не прошу, я боюсь ее.
Я кручусь волчком – домашний дипломат – и прямо заявляю Марии Владимировне:
– Говорила с Ларисой Петровной по телефону… и она мне сказала, почему она к вам не приходит.
– Почему? – всем телом вытянувшись ко мне, спрашивает Марья.
– Потому что, когда она у вас убирается, вы сами не едите и ей не даете… целый день. Так она сказала.
– Это неправда! – пошли грозовые раскаты. – Что она выдумала! – сверкают молнии.
Через три дня на дачу раздается звонок:
– Алло, Татьяна Николаевна, – произносит игриво Мария Владимировна, – угадайте, кто у меня сейчас дома?
Я держу паузу, делаю вид, что гадаю, и вдруг «догадываюсь»:
– Лариса Петровна!
– А что мы сейчас делаем? – хитро произносит она.
– Ну-у-у, Мария Владимировна… не знаю.
– Обедаем! – победоносно сообщает мне Марья. – Едим щи, рыбу, картошку.
– Я вас поздравляю… – ведь и действительно есть с чем поздравить.
– Привет от Ларисы Петровны! – тут в голосе просто счастье.
Звонит мне теперь Лариса Петровна, а дело идет под Новый год.
– Танечка, Мария Владимировна подарила мне коробку шоколадных конфет размером с ее стол, дала много денег – мол, с наступающим, а когда я уже уходила, прямо бежит из комнаты, несет мне еще деньги и говорит:
– Вам же нравится мой Дед Мороз, заводной, сам ходит и в литавры играет?
– Не то что нравится… я вам прям завидую за этого Деда Мороза, я их вчера в метро видела, продавали…
– Возьмите, возьмите… – говорит она и сует мне такую сумму в руку – ой! – купите себе такого же, как у меня… раз хочется.
3 января на дачу звонит Мария Владимировна:
– Таня, я вам хочу сказать очень неприятную вещь… приготовьтесь…
– Что случилось?
– 1 января умерла Лариса Петровна, мне звонила ее дочка.
А я думаю: «Царствие ей небесное, и как хорошо, что они помирились!»
Похоронили ее в Троицке, недалеко от дачи Марии Владимировны. И в один холодный ветреный январский день я отправилась к ней на могилу. Пешком, километров семь. Постояла у свежей могилы, потом посидела на пеньке, посмотрела на портрет Ларисы Петровны, моей крестной дочки, – а она с него смотрит на меня такими ясными глазами… На каждой могилке – рюмочка с водочкой… Не дай Бог, покойники выйдут из могил прогуляться, а им опохмелиться нечем! Иду обратно. Вернулась домой. Вот, Андрюша, – дни нашей жизни.
Звонок из Петербурга:
– Таня, все ленинградские родственники в бешенстве!
– Почему? – удивляюсь я. – Хотела позвонить Саше Белинскому…
– Не звони. Ни в коем случае, он обезумел от злости!
«Господи, – думаю, – и они тоже… не могут простить, наверное, разницу между больным воображением и действительностью. Хотя писала о них с любовью, не желая причинить вреда. Вероятно, книга вызывает у „близких“ еще одну бессознательную причину для негодования: в жизни ты был любимцем, баловнем публики и, конечно, женщин, которые компенсировали за счет твоего таланта, обаяния, удачливости не встреченный в жизни идеал, невстреченную любовь. Им и в голову не приходило, что ты можешь плакать, уткнувшись в дерево, и повторять: „Как мне не удалась моя жизнь!“ Очевидно, в жизни счастье не измеряется бешеной популярностью в кино и на сцене. Как говорили древние: „Мы есть то, о чем мы думаем, и то, что нас окружает“. „Как мне не удалась моя жизнь!“ – наверное, компромиссы привели тебя к такому трагическому признанию. И это не отменяет любви к тебе. Ведь ты так хотел все изменить. И книга, которая появилась, вновь вызвала шквал любви к тебе. И опять ты в центре жизни. Это тоже причиняет „близким“ страдания, негодование вспыхивает в завистливых сердцах, и они кричат на всех поворотах – „она все врет!“
Андрюша, вот позвонила Наташа… Наташа Фатеева:
– Таня, я нашла ваш телефон… прочитала книгу… это удивительная книга… там все правда, и Андрей такой живой, и просто лесковская Мария Владимировна… я все помню… Я хорошо знала их семью, Таня, и я хочу в эти трудные дни быть вам другом. У вас будет очень много врагов, главным образом из-за вашего таланта…
А тут меня приглашает Ксения Ларина на «Эхо Москвы». Это большая честь и огромная поддержка для меня, так как талант и ум Ксении Лариной никто не может отрицать. У меня открытый эфир – после Садальского эта встреча мне показалась аристократическим взаимообщением. Ксения Ларина в течение недели – утром, днем и вечером – читает текст, который она сама написала – 4 минуты в эфире.
Привожу этот текст:
«Тане Егоровой, автору книги „Андрей Миронов и я“
Как будто бы железом,Обмокнутым в сурьму,Тебя вели нарезомПо сердцу моему!
Это – любовь. Любовь – отвага, любовь – полет, любовь – наваждение, любовь – смерть. История двух семей перемешалась в одну пульсирующую массу, посылающую в мир сигналы бедствия и предостережения. Таню Егорову я впервые увидела на похоронах Марии Владимировны Мироновой. Стройная женщина, забранные назад волосы, темные спокойные глаза. Рядом Маша Миронова, чем-то похожая на нее, может, этой спокойной печалью в глазах. Я спросила шепотом – кто это ? И мне так же шепотом ответили – тайная жена Андрея. И вот теперь она сама вышла к освещенной рампе, оставив позади себя группу близких друзей, родственников, жен и женщин. И все перевернулось, все встало на свои места, все названы своими именами – правильно это или нет, но тайная жизнь Андрея Миронова раскрыта перед нами – судите! В этой жизни много моцартианства и мистики, в ней нет ничего случайного, в ней явственно прослеживается судьба – и в этой глухой закономерности бьется отчаянно мотылек, пытающийся пробить это пуленепробиваемое стекло времени и места. Все пре-до-пре-де-ле-но! – завывает ветер за окнами. Поцелованный Богом получает в награду стремительную и яркую жизнь на сцене и в наказание – невозможность счастливой любви. Вот они двое мечутся, то под дождем, то под солнцем, то под снегом– они смеются и плачут, читают друг другу стихи и поют серенады, они сплетаются в объятьях и бьют друг друга наотмашь – и кровь хлещет из разбитого носа, а потом из разбитого сердца, и исчезают в небесах нерожденные дети, и женщины переживают своих возлюбленных, и матери переживают своих сыновей, и снятся пророческие сны, которые разгадываются через десятилетия – и рядом хохот, смерть, удача, зависть и проклятья, и нет сил быть рядом, и нет сил расставаться – как две скоростные кометы, мчатся они сквозь время, и огненные их хвосты то касаются друг друга, то разлетаются в разные стороны, искря и взрываясь. Я не знаю, какая она актриса, но талантом любви она, безусловно, отмечена – и это тоже крест, не менее, а может быть, и более тяжкий, чем талант творца. Убийственная, опрокидывающая откровенность этого романа срывает маски с актерских лиц и топчет воздвигнутые ими мифы. Ах, какое право она имела! Ах, это же прочтут их дети! Дети прочтут и проклянут эту правду вместе с ее автором, но у их родителей появится уникальная возможность расплатиться с долгами при жизни, не таща с собой в небытие этот грязный скарб – грехов, предательств и вранья. Им повезло. Все субъективно, и оборвать волосок может только тот, кто его подвесил. – Но никто не берется судить. Таня Егорова такой же участник этого циничного актерского карнавала, и в этой смертельной пляске она не жалеет себя и в сотый раз повторяет – ах, если бы, если бы, если бы…
Ты так же сбрасываешь платье,Как роща сбрасывает листья…
Суета, лицедейство, провоцирующее, соблазнительное и убивающее. Глаза пусты, движенья бесконтрольны, слова ничего не значат. Суета. Настоящее – солнечные зайчики от маленьких зеркал на предсмертном костюме Фигаро. Вот они бегают по лицам, соединяя объекты с отображениями, – какая нищета.
История КПСС, искорененная вместе с шестой статьей, живет и здравствует в истории советского театра. Мифы, мифы… Вам, что ли, ребенок нужен, который придет и скажет, смеясь, – а король-то голый! И несказанно удивится, когда на него все зашикают.
