Ян Карский - Я свидетельствую перед миром

Он подмигнул, помахал рукой и ушел. А через несколько дней я получил от него весточку. Письмо было написано с жуткими ошибками, но я понял, что у него все хорошо. Зря я тогда отказался — такой шанс упустил!

И вот я получил приказ: ехать самостоятельно на юг. Мне велели найти в Перпиньяне одну молодую пару — они испанцы, воевали против Франко, бежали во Францию и теперь работают в Сопротивлении. Я легко нашел обозначенный на карте, которой меня снабдили, домик на окраине города. Супруги должны были дать мне проводника через границу и проследить, чтобы я благополучно добрался до Барселоны. А там мне надо связаться с британскими агентами — их предупредили о моем приезде радиограммой.

Молодые испанцы показалась мне очень надежными. Оба пылкие, страстные борцы за демократические идеи. Однако все пошло не так гладко: через несколько дней они с сожалением сказали, что возникли некоторые сложности, охрану границы усилили и придется подождать, пока не будет разработан новый план. А пока мне лучше не выходить из дома. Потянулось томительное ожидание. Хозяева уходили на весь день, а я пытался убить время, вяло листая книжки. Наконец они рассказали мне, что и как я должен делать. Со мной будет проводник по имени Фернандо[163]. Мы поедем на велосипедах. Фернандо первый, я за ним, чуть поотстав, с выключенным фонарем. Если Фернандо остановится и даст звонок, значит, впереди опасность и мне надо спрятаться. Если не остановится и не зазвонит, значит, все хорошо и я его догоняю.

Мы тронулись в путь поздно вечером. Фернандо опередил меня на полсотни метров, так что я еле видел его в потемках. Не прошло и четверти часа, как его фонарь потух и раздался звонок. Я тут же развернулся и поехал домой. Вскоре вернулся и Фернандо и спокойно рассказал, что случилось. По улице шел немецкий патруль — я бы наверняка попался. Придется завтра попытаться еще раз, но действовать иначе. Следующей ночью мы с Фернандо вышли пешком, а километрах в шести от города сели на велосипеды, которые держали для нас наготове двое французов. Дальше покатили в полной темноте, тем же порядком, что накануне. На этот раз все прошло успешно, но для меня поездка оказалась нелегким испытанием. Свет фонаря Фернандо то и дело исчезал на виражах или за кустами, и мне приходилось бешено крутить педали, чтобы разглядеть его.

Сам я ехал без света, не видел дороги и попадал то в колдобины, то в кювет. Это была какая-то сумасшедшая велогонка: я крутил руль во все стороны, падал, поднимался и снова припускал вдогонку за прытким огоньком. Мы проехали километров пятьдесят, когда Фернандо наконец остановился и подождал меня.

Спрятав оба велосипеда в густых зарослях, он подошел ко мне, снисходительно хлопнул по плечу и ушел на поиски другого проводника. Я остался ждать, лег под деревом на влажную траву и заснул.

Фернандо вернулся часа через два и потянул меня за рукав. Я протер глаза. Занимался день. Руки и ноги у меня словно налились свинцом.

— Нашел проводника? — спросил я.

Он покачал головой:

— Нет. Пойдешь со мной и подождешь в рыбачьей лодке.

Мы пошли дальше пешком, дорога тут была не такая ухабистая. Мимо проезжали автомобили и телеги. Потом Фернандо свернул на тропинку, которая привела нас на морской берег. Солнце уже припекало, и я был рад увидеть море. На голубой глади было разбросано множество парусников, яликов, рыбачьих лодок. Одна такая лодка, довольно ветхая, лежала на берегу. К ней-то и подвел меня Фернандо:

— Побудь пока здесь. И не ворочайся, пока я не приду. Ложись на дно, чтобы никто тебя не увидел!

— И долго ждать?

— День или два. Держи свитер и пальто — пригодятся.

— Нет-нет, тебе будет холодно.

— Бери. У меня есть другая одежда. Еду тебе будут приносить.

Я залез в лодку, лег на дно и с головой залез под пальто, чтобы укрыться от холода и посторонних взглядов. Так я пролежал двое с лишним суток, почти не шевелясь. Время от времени невидимая рука давала мне еду и что-нибудь горячее: чай, кофе, а один раз — бутылку подогретого вина, которое здорово меня подбодрило. Когда лежать неподвижно становилось невмоготу и страшно хотелось встать и размяться, я думал: «Вспомни Словакию», имея в виду тот день, когда я твердо решил, что больше никогда не поддамся слабости.

Фернандо наконец вернулся вместе с новым проводником, смуглым человеком невысокого роста с ослепительными зубами. По-французски он говорил плохо. Фернандо спросил, готов ли я идти. Готов, ответил я, если только ноги не отнялись от холода и сырости. Фернандо улыбнулся и похвалил меня за выносливость. Мы сердечно обнялись на прощание, и я двинулся дальше с другим проводником, который повел меня тайной тропой через отроги Пиренеев.

Мы шли среди зеленых зарослей по совершенно диким местам, по временам перед нами открывались прекрасные горные виды. Проводник был очень осторожен и осмотрителен. Разговаривать мы не могли: он знал по-французски всего несколько слов, а я по-испански — еще того меньше. На третий день мы укрылись в пещере. Проводник отправился к другу в ближайшую деревню, чтобы разузнать расположение полицейских постов, а я остался его ждать.

Вернулся он расстроенным. Брат его друга сказал, что тот арестован. Сесть в поезд, как предполагалось раньше, не удастся. Поразмыслив, он решил, что мы проведем ночь тут, в пещере, а утром пойдем в деревню и попробуем раздобыть машину или велосипеды. Мы обсуждали это, сидя в темноте, и вдруг увидели силуэты двух человек, шедших прямо к нам. Нас явно заметили. Проводник схватил меня за плечо, но прятаться было поздно. Те двое подошли ближе, и мы разглядели, что они в штатском, без оружия, с рюкзаками за спиной. Проводник окликнул их:

— Французы?

Они испугались еще больше, чем мы. Старший откликнулся дрожащим голосом. Мы пригласили их в пещеру, и они успокоились. Это был французский офицер с сыном лет восемнадцати-девятнадцати. Они пробирались в Англию, в армию де Голля. Очень скоро мы все прониклись симпатией друг к другу. Они были в худшем положении, чем я, так как пустились в путь без проводника. Я объяснил им, какими трудностями это чревато, и предложил присоединиться к нам. Они с радостью согласились.

Утром мы начали спуск. Первыми шли мы с проводником, а метров на двадцать позади — оба француза. Тропа петляла между деревьев. Вдруг нас кто-то окликнул. Мы замерли, осмотрелись и увидели сидящего посреди небольшой полянки старика испанца и с ним девушку, его дочь. Проводник заговорил с ним. Старик горячо ответил. Несколько раз в разговоре повторилось слово «Барселона», потом старик разразился проклятиями — я понял, что он ярый антифашист. Он предложил нам отдохнуть и переночевать в его хижине, мы, разумеется, согласились.