Роман Трахтенберг - Лучшее (сборник)

А Иванов повел себя адекватно ситуации, к тому же он старый рок-н-ролльщик. Его творческие пути никак не пересекаются с попсой и не зависят от нее, но если бы и пересекались, он вряд ли вел себя иначе. Рок-н-ролльщики — свободные люди, возможно, поэтому их редко приглашают на заказники. Особенно, если они происходят в других городах: неизвестно, как пройдет мероприятие, а деньги за него отданы. Да еще и за билеты.

А поутру они проснулись…

Три бабы смылись из дома под предлогом сходить в магазин, а сами пошли бухать на кладбище. Разговорились по-женски, мол, мужья совсем перестали обращать на них внимание и решили, дабы заставить мужей ревновать, принести домой по букетику. Поутру встречаются их мужья.

— Моя вчера пришла в дымину пьяная и с букетом искусственных цветов.

— Ну и что, а моя с целым ведром увядших роз домой вернулась.

— Это все фигня, вот у моей вообще на шее был венок с надписью «От братвы».

…Такой день мог стать началом конца в моей карьере, шагом в пропасть, в небытие. Скалой, о которую разбилось бы все, что так долго взращивалось, холилось, лелеялось и приносило плоды. Наша гастрольная поездка в один из южных дивных городков могла — не по моей вине — закончиться так плачевно, что разгребать последствия пришлось бы не один месяц.

А ведь изначально все шло более чем чудесно! Я показал чудеса продюсерского искусства, сумев продать за максимальную цену себя и всю свою труппу. Сумел, кстати, впарить и одного из своих друзей-музыкантов, тоже за очень приличные деньги, раза в три превышающие его обычный гонорар. Мы с рок-н-ролльщиком летели бизнес-классом, а моя труппа: танцовщицы и йог, естественно, в обычном салоне. Встречали нас великолепно: из аэропорта забрали на хороших машинах; поселили в приличных номерах в гостинице; еда и выпивка предлагалась из расчета — «все, что хотите, без отказа». Короче, вечеринка начиналась прекрасно.

То есть, я полагал, будто все зашибись, когда вышагивал по коридору шикарной гостиницы в поисках номеров, где поселили девочек. Шел и пока не слышал тревожных звоночков — признаков того, что все замечательное может в любой момент быть растоптано, убито, порвано на клочки. Первым слабым признаком стала одна из танцовщиц с распухшим от истерики лицом, по которому черными пятнами расходилась косметика. На мой испуганный вопрос, что случилось, ответ был… абсолютно ничего. Просто она боится летать и поэтому чуть-чуть поревела в самолете. Остальные бабы, как оказалось, не боящиеся высоты, поддерживали ее алкоголем и подкреплялись сами… до тех пор пока в самолете увы, ничего не осталось. Поэтому и сообщили мне, что к началу программы (в семь часов), они не будут готовы.

— У вас еще два часа! Успеете! — от наглости я даже обалдел. Заказчики заплатили деньги, уже собираются в ресторане, ждут шоу, а артисты, выходит, нажрались и работать не могут? Но шоу в любом случае должно продолжаться. Так что велев им собираться, я пошел искать музыканта.

Тот сидел в ресторане и тоже разминался вискарем. Выпивая сто граммов, он тут же просил еще сто. И это притом, что мы еще не начали работать, и причем его выход последний! Как он доживет до рокового часа, и в каком виде предстанет перед уважаемой публикой?!..Но что я мог ему сказать? Он все знает сам. Именно этот человек учил меня, что нельзя напиваться перед работой и во время ее; что надо мешать вискарь со льдом, «бодяжить» его с чаем, чтобы и компанию поддерживать, и самому медленнее подходить к свинскому состоянию. Но все его учение в данный момент куда-то улетучилось.

Словно впервые оказавшись на гастролях; словно не зная, каковы последствия литра вискаря на килограмм массы тела; он пил его, как компот. Ежу было бы понятно, что с началом затягивать нельзя. Потому, поев и осмотревшись, я снова кинулся собирать баб по номерам, где все еще конь не валялся. Некоторые, правда, были накрашены; некоторые не умывались еще со вчерашней программы, но все в едином порыве собирались пойти для начала поесть и тоже «размяться», только кубанским вином…

…Через какое-то время вся эта шайка-лейка, наконец, дозрела, что пора начинать программу, тем более, что бедолаги-зрители ждали нас уже минут пятнадцать. И были вознаграждены за свое ожидание: я все-таки остался трезвым, язык не заплетался, юмор тоже доходил до аудитории, не успевшей, на мое счастье, окончательно надраться, чего о моей труппе сказать было нельзя. Танцовщица, вышедшая первой, едва удерживалась в вертикальном положении. Ноги ее разъезжались, глаза горели нездоровым блеском, волосы и юбка разлетались в разные стороны… Зрители несколько опешили и не сразу поняли, что это за диво дивное выписывает тут кренделя. Дальше было хуже. Вторая девочка, которая обычно никогда не напивалась до состояния нестояния, сегодня решила изменить своим правилам. Да так, чтобы никому мало не показалось. И танцевала она, стоя на шпильках в двух сантиметрах от края сцены, и я все ждал, сдерживая ярость, когда же она грохнется вниз. Почему-то все сегодня решили, что они суперпрофессионалы. Дескать, профи не завалит халтуру, а старый конь борозды не испортит. Они «улеглись почивать на лавры», даже не вспомнив о том, что публика видит их впервые и не знает, хорошо или плохо они танцуют. Мы выступаем перед ними в первый раз, который легко может стать и последним…

Впрочем, пьяному человеку ничего не объяснишь. Разбор полетов будет завтра. Сегодня остается только работать, что я и делал. Пока не объявил перерыв, чтобы дать зрителям возможность передохнуть, спокойно перекурить, обсудить свои дела. Мне и самому нужно спуститься в зал, лично поздравить именинника. Кто же предполагал, что в перерывчике вся труппа, за исключением непьющего йога, упьется в мертвечину.

— Поздравляю, мы добрались до торжественного момента. Первый, да и последний в нашей сегодняшней программе конкурс на лучшее знание российских анекдотов! — объявил я, начиная второе отделение. — Вы начинаете анекдот, доходите до ключевой фразы и останавливаетесь. Если я эту фразу произношу — вы даете мне денежку, если нет, то бабки даю я. Ну, кто готов сразиться?

Публика оживилась. Но тут от входной двери раздался грохот, на который все и обернулись. Шум создавал музыкант, пытавшийся занять место в зале. Конечно, будь он человеком нормальным, — и понимая, что его коллега-артист, который, твою мать, и подкинул ему сегодняшнюю халтуру, то бишь я, работает, — прошел бы тихо и сел. Но ему правила вежливости оказались неписаны. Он демонстративно шагал через весь зал, отвлекая внимание от меня, стоящего как круглый дурак посреди зала с микрофоном. К тому же по ходу дела он пожимал протянутые руки и в довершение, как бы вместо фанфар, громогласно поздоровался и со мной, и наконец занял место в зале прямо по центру. Я продолжил монолог, но тут чудовище… неожиданно громко принялось комментировать мое выступление. Подобное поведение, как и опьянение, полностью противоречило его учению, что «мы здесь на работе», что «главные сегодня клиенты, и нельзя им мешать». Выпив, он решил, что стал единственным и главным героем вечеринки! Когда один из зрителей принялся рассказывать анекдот, он перебил его криком: «Даже я знаю этот старый анекдот!»