В борьбе с большевизмом - Павел Рафаилович Бермондт-Авалов
Такие господа, как Вирт[61], который за услугу cоветскому правительству получил лучшую концессию, еще очень пожалеет обо всем том, что было им сделано под влиянием корысти и беспринципности.
Все эти препятствия, которые ставились нам со всех сторон всевозможными врагами, привели наше дело к катастрофе, и Западная армия после долгой борьбы была вынуждена отступить из Курляндии.
Какое значение она имела в развитии добровольческого движения, можно уже по тому судить, что с ее отходом и все фронты были вскоре ликвидированы.
Одновременно с отступлением моей армии на территорию Восточной Пруссии отступила и Северo-Западная армия в пределах Эстляндии, где она была эстонцами обезоружена и расформирована.
Вслед за ней той же участи подвергается и Северный фронт генерала Миллера. Там большевики 4 февраля предпринимают наступление по всему фронту, а 16-го меньшая часть добровольческих войск уже эвакуировалась на пароходах из Архангельска, в то время когда большая их часть была принуждена к плену на милость победителей-большевиков.
Почти одновременно в Сибири также разыгрывалась тяжелая драма, закончившаяся трагической смертью адмирала Колчака, преданного «союзниками» в руки большевиков. Гибель адмирала Колчака положила конец всему добровольческому движению в Сибири.
Наконец, 3 апреля 1920 г. генерал Деникин, вследствие полного крушения на всем своем обширном фронте, был вынужден передать командование остатками своей армии в Крыму генералу Врангелю и уехать в Константинополь.
Перед генералом Врангелем открывалась в то время широкая деятельность, и при умении ориентироваться в международном политическом положении, он мог бы со своей армией сыграть выдающуюся роль[62]. К сожалению, его действия и высказываемые им взгляды не были целью его достижений, а служили лишь средством, чтобы спихнуть генерала Деникина и занять его место главнокомандующего.
Когда он служил в армии генерала Деникина, он в противовес ему подчеркивал свои монархические убеждения и указывал на необходимость опереться в дальнейшей борьбе против большевиков на германцев[63]. Это привлекло на его сторону многих офицеров и добровольцев, что позволило ему стать во главе оставшейся армии в Крыму.
Однако все дальнейшие его мероприятия, едва он добился власти, нисколько не отличались от путей и действий генерала Деникина.
В смысле установления связи с Германией он ограничился посылкой в Берлин такого своего представителя, как генерал Комиссаров, ныне перешедший на службу к большевикам…
Что же касается монархических убеждений, то они высказались в комической форме – в его желании лично превратиться в монарха и начать новую династию…
Однако он не забывал постоянно упоминать о «демократизме», «воле народа» и прочих избитых и затасканных лозунгах революционного времени.
После всего этого он оказался игрушкой в руках «союзников» и разыграл как по нотам продиктованную ему из Парижа трагикомедию, в которой было и «признание французов», и союз с Польшей, и в заключение тяжелая эвакуация, и напрасная гибель многих славных офицеров и добровольцев от рук преемника его власти в Крыму Белы Куна.
Антанта в 1920 г. санкционировала завоевательный план Пилсудского, требовавшего установления границ 1772 г. Когда это фантастическое предприятие едва не привело Польшу к новому исчезновению с карты Европы Франция спасает ее руками генерала Врангеля, т. е. кровью тех же русских офицеров и солдат. В то время когда Красная армия, сконцентрировав ударные группы против польской линии, уже обрушивалась на убегающих поляков, Франция приняла экстренные меры.
Во-первых, она помпезно признала генерала Врангеля (экстренно), а во-вторых, недвусмысленно указала и потребовала (за ничтожную материальную помощь) его выступления к северу с Перекопского перешейка для удара в тыл наступающим большевикам (тоже экстренно). То есть заставила генерала Врангеля делать как раз то, что явно губило, а главное ненужно, русских офицеров и солдат. О целесообразности дела судят по его концу; так вот, конец был настолько плачевным и трагическим, что Россия не может и не должна простить в будущем «союзникам» их предательской политики, стоившей нам, русским, бессмысленных рек крови. Когда таким образом при помощи генерала Врангеля Польша выправилась от рокового нажима, она немедленно подписала в Риге с большевиками мир. Генерал Врангель, ослепленный доверием к Франции, остался на поле схваток один на один с Красной армией. Трагедия началась, и вскоре красный спрут протянул свои лапы на Крымский полуостров, где и пролилась обильная русская кровь. Франция и Польша смотрели на это более чем хладнокровно. Печать союзнической ориентации много писала о том, что Францией были приняты все меры к тому, чтобы благополучно эвакуировать армии генерала Врангеля. Печать нашего времени не является больше шестой державой – независимой, гордой и замкнутой. На ее месте появилась продажная публицистика, готовая за деньги из серой фигуры создавать гения, из разбойника – государственного деятеля. А там, где речь идет о целом государстве, о нации, какие суммы не бросаются в пасть, кричащую на весь мир? Однако труды хвалебных статей никогда не скроют от серьезных, честных людей правды; и для всех ясно, что Франция равнодушно наблюдала за гибелью русских людей, вождь которых, соблазненный признанием, нерасчетливо ударив по большевикам, попал в угоду французам и полякам по России.
Польша была спасена, русские трупы остались на Крымском полуострове, но мир был подписан – что еще надо?.. Русская же кровь лилась дальше, пароходы для эвакуации давались скудно, очевидность гибели на Крымском полуострове возрастала с каждым днем. Еще живы очевидцы этой трагедии и участники ее – мои подчеркивания указаний на действия Франции в этом периоде могут быть проверены. Кто из нас не знает, что отчаяние в Крыму так сгущалось, а положение бегущих от красных орд замыкалось в такое безвыходное кольцо, что нередко отцы семейств убивали своих близких собственными руками, а затем кончали и с собой, лишь бы не видеть, как это будут с ним и с его семьей делать большевики. На страшные крики о помощи, обращенные к Франции, она отвечала молчанием.
Вся эта история, кроме огромного физического ущерба, нанесла России моральное оскорбление: как известно, при подписании Рижского договора между Польшей и большевиками последние вынуждены были признать границы 1772 г. и, кроме того, уплатить 5 миллиардов золотых рублей. Погибли в результате все же pycские люди – и у красных, и у Врангеля, а Польша не в убытке, как и Франция, которая не упустила возможности приложить руки к русскому достоянию – к пяти миллиардам русского золота.
Развивая эту главу, я не задаюсь целью прагматически и строго проследить политические пути и действия «союзников» – я даю всего лишь общий набросок, составленный мной из отдельных явлений, подтвержденных документально или свидетельскими показаниями современников или участников этих событий.
Приблизительно вскоре после отвода моей армии
