В борьбе с большевизмом - Павел Рафаилович Бермондт-Авалов
В том месте, где сэр Гоф распространяется насчет кучки юнкеров и проч., он лишний раз подчеркивает свое невежество в знании германского народа.
Видимо, генерал Гоф не ощутил на собственной шкуре, как эта «кучка» в течение ряда лет гордо и победительно отбивалась от целого мира. Народ, горевший пламенным чувством патриотизма, спасавший себя от жадных рук «союзников», втянувших и нашу страну в неизмеримо глубокое несчастье бесполезных жертв, – далеко не кучка юнкеров.
Что касается до объединения Литвы, Эстонии, Латвии и латышей (что за бессмыслица в письме?) в «одну демократическую единицу», то г. Гоф, по-видимому, забыл, насколько «демократичны» Египет, Индия, Ирландия, придавленные кулаком покровителей из правящих сфер, и непонятно: если «союзники» (в данном случае англичане) так бесстыдно и отвратительно растаскивают Pocсию по кускам, отделяя Эстонию, Латвию, Литву и пр., то почему они с такой жестокостью давят ирландских гомрулеров, индийских националистов и т. п., зажимая им рот? Явное общемировое противоречие, которое надо рассматривать как преступление.
Я употребил выше, говоря о «союзниках», эпитет – торгаши.
В этом сознается сам г. Гоф, касаясь вопроса о снаряжении: «Эстонцы уже купили и заплатили до моего прибытия, за то снаряжение, которое они сейчас получили» пишет генерал Гоф в пункте д. Явное указание, что генералу Юденичу надо бы подумать тоже о торговой сделке с «союзниками» по этому вопросу, а не ждать добровольной присылки снаряжения.
В свое время, ознакомясь с этим письмом генерала Гофа, я напечатал открытое письмо-ответ в немецкой газете «Deutsche Tages-Zeitung», подробно разобрав по пунктам его оскорбительное содержание по адресу России и Германии.
Я не избегал в моем ответе прямых и резких фраз по адресу тупоумия г. Гофа. Если он мог себя счесть оскорбленным моим ответом, я предлагал ему, при наличии чести, объясниться со мной у барьера на дистанции шести шагов. Ответ мой был перепечатан в «Монархическом еженедельнике» и других печатных органах.
Вряд ли следует разбирать это писание более подробно – из него видна вся та же оскорбительная для нас русских политика предательствующих «союзников». А я уже много привел фактов и пояснений по этому вопросу. Стыдно за генерала Юденича, что он покорно выслушивал бредни генерала Гофа и унизительно отмалчивался.
И против воли возникает в душе, медленно утверждается одно крепкое решение – каждый шаг и каждое слово «союзников» отныне рассматривать как торгашеский ход в пользу своих интересов и никогда больше не подпускать их к себе, к своим мыслям и решениям.
Идти прямо, открыто и неукоснительно с Германией, униженной, как мы, и ограбленной не меньше России. Честный союз благороднее торгашеского соглашательства, а как иначе назвать нашу связь с бывшими союзниками, полную явных выгод для них и уничтожающе-бесполезную для нас?
Уже перечисление этих фактов вполне ясно подтверждает, что в лице «союзников» мы имели врагов, которые неустанно вредили нам в течение всей нашей работы. Повторяю: препятствий было много, и бороться было трудно.
Трудно еще потому, что, не говоря уже о социалистическом правительстве Германии, шедшем против наших действий, создавшаяся к концу 1919 г. обстановка не была также достаточно верно оценена германскими промышленными кругами. И те и другие боялись открытых выступлений против «союзников», указывая на возможность оккупации и блокады.
«Союзники» чувствовали этот упадок духа германского народа и с каждым днем становились все требовательнее в своих желаниях и, наконец, дошли до такого нахальства, что заговорили о выдаче императора Вильгельма и офицеров.
Как-то в разговоре с графом фон дер Гольцем я высказался:
«Неужели Германия, помимо всего прочего, выплатит Антанте еще по двум последним векселям: а) выдаст Императора и офицеров и в) оружие?»
Граф, отрицая возможность удовлетворения первого требования, указал, однако, на опасность оккупации Германии как на следствие ее отклонения от Версальского договора.
Я предложил графу вспомнить 1812 г., когда французы подошли к самому сердцу России – Москве, топча русские поля, и все же в конце концов под ударами восставшего русского народа развалились и позорно бежали…
А под Лейпцигом решилась и вся судьба Европы. Пусть войдут французы в пределы Германии – этим они только больше разожгут патриотизм германского народа, упавший после революции, и тогда начнутся такие расправы с французами со стороны населения, что треснут ряды их усталых армий и сами они пожелают отойти на безопасные линии. А в это время с 150-тысячной армией, составленной из русских и германских добровольцев, будут свергнуты в России большевики, и тогда союз с Россией обеспечен. Страх Антанты от таких действий и их неожиданность не будут мгновенно возмещены никакими мерами. Сроки и решительные действия Германии в союзе с восстановленной Россией, питание ее из богатого еще нашего тыла будут насыщены такой энергией и противоборством Антанте, что оккупация взлетит на воздух как мыльный пузырь.
«Победил бы тот, у кого оказались нервы крепче». Решиться на эту операцию можно было бы, конечно, с громадными усилиями воли, при твердых нервах – в Германии, руководимой тогда социалистическим правительством, не хватило ни того ни другого. Германские социалисты (партийные) отказались от этого плана по той же причине – как и весной, они боялись в этой борьбе за отечество упустить из своих рук власть, которая с возвратом патриотизма, естественно, могла перейти в правые организации. И они продолжали вести германский народ по пути «соглашательства» и уступок, но в результате своей политики оккупации все же не избегнули.
Что касается германской индустрии, то она потеряла всю силу и мощь своего производства, не имея и до сих пор такого богатого рынка для сбыта, каким могла бы быть восстановленная Россия. Граф Гольц и я неоднократно обращались к германским промышленным кругам с просьбой поддержать Балтийские войска 25 миллионами марок (неполноценных), но руководители ее не захотели рискнуть этой суммой и в результате потеряли гораздо больше.
Попытки германского правительства и промышленных кругов найти рынок для сбыта путем торгового договора с Советской Россией ничего положительного не дал. Русское население, угнетаемое властью интернациональных преступников, обеднело на 100 % в сравнении с довоенным временем и потому, естественно, не может быть потребителем германских фабрикантов. Закупки правительственного характера обыкновенно происходят в кредит, да еще при таких условиях, что цены предлагаются минимальные. Были, конечно, случаи отдельных выгодных спекуляций, и в особенности в первые годы, когда было еще что продавать, но постоянным рынком для экспорта Россия при настоящем ее положении сделаться не может.
Все эти лица, которые связали себя концессиями или другими делами с советской Pocсией находятся в непрерывном страхе за свою участь. Переворот может произойти
