Последняя книга, или Треугольник Воланда. С отступлениями, сокращениями и дополнениями - Лидия Марковна Яновская
Теперь уж точно всё. Материал можно публиковать. И как всегда, я разрешаю себе что-то сверх необходимого. Не для информации — просто чтобы доставить удовольствие читателю. И себе тоже.
Видите ли, «Саардамский плотник» в творчестве писателя откликнется еще раз — в последние годы его жизни, в либретто «Петр Великий». Это либретто Булгаков напишет для Большого театра в 1937 году и выведет в нем Петра легендарного, Петра «Полтавы» и пушкинских стихов о «мореплавателе и плотнике».
«Веселый город Саардам!» —
все плотники твердят.
Трудился плотник, как Адам,
когда чинил фрегат.
Готов фрегат, фрегат обшит,
наш плотник в радости поет,
наш плотник в погребок спешит,
его друзей компанья ждет!
Над Саардамом ночь плывет,
и месяц гаснет, спать пора!
Но плотник пляшет и поет
и будет петь он до утра!
«Веселый город Саардам», —
все плотники твердят,
и я бывал когда-то там,
и я чинил фрегат!
Мне ужасно нравилась эта песенка, особенно веселое последнее двустишие в ней. В этих двух строках я слышала отголосок детства Михаила Булгакова, они звучали для меня радостным ощущением тех лет его жизни, когда бесконечной силой детского воображения он сам бывал когда-то там и сам чинил фрегат[193]. Эту песенку я тоже включила в статью, опубликованную в журнале «В мире книг» в 1977 году.
Легкий соблазн «мемуаров»
На такие статьи было не принято ссылаться. Впрочем, сейчас, кажется, тоже. Как отмечено выше, в самое короткое время информация из статьи была вычерпана, но, освободившись от моего имени и став подробностью биографии Булгакова, не погибла, а зажила своей собственной жизнью и даже стала приносить сюрпризы.
Книжка П. Р. Фурмана, теперь уже с ссылкой на упоминание в «Белой гвардии» и именно в связи с этим упоминанием, была переиздана в 1989 году — полуторамиллионным тиражом[194]. А потом пришла очередь мифов, и А. П. Кончаковский опубликовал фрагмент из находящихся в его архиве мемуаров И. В. Кончаковской(его однофамилицы).
В этом мемуаре Инна Васильевна Кончаковская, в девичестве Листовничая, проявила удивительную осведомленность в отношении домашней библиотеки Булгаковых — причем не Михаила Булгакова, а его отца, Афанасия Ивановича. Засвидетельствовала, что А. И. Булгаков оставил после себя «небольшую, но хорошо подобранную библиотеку». Перечислила имевшуюся в сей библиотеке классику — русскую и зарубежную. Многозначительно упомянула Канта, якобы перешедшего от А. И. Булгакова к его сыну: «Много раз я заставала его (М. А. Булгакова. — Л. Я.) за чтением медицинских и скучных философских книг». А также представила информацию о «Саардамском плотнике», сообщив, что в оставленной А. И. Булгаковым библиотеке «были книги, которые изучались в гимназии: это популярные исторические работы: „Саардамский плотник“…»[195]
Из чего можно было заключить, что я напрасно потратила столько труда: достаточно было бы встретиться с И. В. Листовничей-Кончаковской, видевшей эту книжку еще у Аф. Ив. Булгакова.
Но штука в том, что Инна Васильевна не была знакома с А. И. Булгаковым: в 1907 году, когда он умер, ей было четыре года. Причем и в четырехлетнем возрасте она никак не могла увидеть ни его библиотеку, ни его самого: ее отец, знаменитый Василий Павлович Листовничий, купил дом на Андреевском спуске (в будущем «дом Турбиных») только в 1909 году, а въехал еще позже — в 1909 или 1910-м.
Маленькая Инна действительно вскоре подружилась с самой младшей из Булгаковых — Лёлей, но вряд ли интересовалась тем, что читал взрослый брат ее подружки. Существовала ли библиотека Аф. Ив. Булгакова, а если существовала, то что представляла собою, исследователям неизвестно до сих пор. (Выше речь шла о библиотеке Михаила Булгакова, а не его отца.) Что же касается «Саардамского плотника», то человек, помнивший с детства увлекательную книжку с картинками, думаю, не стал бы топорно называть ее «исторической работой», «изучавшейся в гимназии».
Что же это значит? А то, что перед нами текст, составленный булгаковедом-любителем, и, стало быть, там, где речь идет о «Саардамском плотнике», — всего лишь корявый пересказ все той же моей статьи.
Помните булгаковскую формулу в «Театральном романе»: «Что видишь, то и пиши, а чего не видишь, писать не следует»? Это творческий закон для писателя (даже если писатель — литературовед). Дилетант же чаще всего пишет не то, что видит, а то, что, по его мнению, должно быть. Причем непременно на уровне самых последних, сегодняшних позиций общественности и самых последних, сегодняшних ожиданий читателя.
Поэтому дилетанту заранее известно, какая библиотека имела быть у профессора Духовной академии. (И если документы этому противоречат, дилетант поправит документ.) Он уверен, что если известно, что в детстве Михаила Булгакова существовала некая книжка, то девочка, выросшая по соседству, обязана эту книжку помнить и должна иметь о ней правильное суждение, хотя бы и изложенное суконным языком.
А у Инны Васильевны Листовничей-Кончаковской, сколько я помню, был живой, отнюдь не суконный язык. Но главное — она не писала мемуаров.
Тут самое время затронуть это странное и весьма распространившееся в последнее время явление — «мемуары» людей, никогда не писавших мемуаров. Отмечу, что в булгаковедении в этом отношении более всего пострадало отнюдь не имя И. В. Листовничей-Кончаковской. Особенно плотно и наступательно эксплуатируется здесь другое имя — первой жены Булгакова, Татьяны Николаевны, урожденной Лаппа.
В сочинениях маститых булгаковедов — Б. С. Мягкова, Б. В. Соколова, В. И. Лосева и др. — вы то и дело встречаете формулу: Т. Н. Лаппа в своих воспоминаниях…[196] За формулой следуют цитаты — как правило, без отсылки к источнику. В книгу В. И. Сахарова «Михаил Булгаков: Писатель и власть» (М.: ОЛМА-пресс, 2000) эти воспоминания вошли уже целой публикацией: «Т. Н. Лаппа-Кисельгоф. Из воспоминаний».
А далее вышла и книга: «Воспоминания о Михаиле Булгакове» (М.: АСТ, 2006)[197], составленная, как указано в аннотации, из «материалов, которые оставили три его жены». И в книгу действительно вошли мемуары — Л. Е. Белозерской; вошли дневники Е. С. Булгаковой — не мемуары, но все же писано ее рукою; и… опять-таки Воспоминания Т. Н. Лаппа!
Доверчивый читатель, покупая книгу, не сомневается, что в распоряжении издателя рукопись. Но такой рукописи нет —
