Мастейн. Автобиография иконы хеви-метала - Дэйв Мастейн
Ком постепенно нарастал: музыка, образ жизни, алкоголизм, наркотики, секс. Очень долгое время я был не в состоянии даже на секунду предположить, что у меня, возможно, есть проблемы с употреблением. Смотрел в зеркало и видел типичную рок-звезду. Тусовщика. Лишь спустя много лет я взглянул на себя иначе и увидел кое-что другое:
О, Боже. Я – не Кит Ричардс. Я – Отис[5]из Мейберри! Чертов алкаш!
Но требовалось время. Травка в 1970-х была по большей части самым социально приемлемым наркотиком; в меньшей степени им был кокаин, хотя поначалу я избегал его, потому что считал, что он связан с движением диско, а потом с хаусом и техно. Кокаин был для тех, кто слушал Village People и Донну Саммер, или для кисок, которых можно было увидеть на концерте Flock of Seagulls. Для фанатов металла, особенно музыкантов, играющих эту музыку, было бухло и наркота. Жесткие вещества.
* * *
Спустя несколько дней после аварии мы с Дэйвом Хармоном приехали домой к Майку и попытались поговорить с его родными. Мы нелепо выразили соболезнования, и они любезно их приняли, но это была эмоциональная встреча. Полагаю, в глубине души они винили нас в том, что случилось с Майком, и зря он связался с группой. Кто-то ведь должен быть виноватым, верно? Разве не такими обычно бывают последствия трагедий?
Мы пытались воскресить группу, даже сыграли в течение следующих пару месяцев несколько шоу в Dana Point, в Хантингтон-Бич и его окрестностях. Но не хватало былого духа; слишком большой багаж, слишком много всего напоминало о произошедшем. Может быть, слишком сильная вина. Я могу говорить лишь за себя, и, на мой взгляд, все было не так. Дух братства, который ведет группу на начальном этапе, отсутствовал. Мы недостаточно друг другу нравились и не сильно хотели добиться успеха.
Все в группе Panic баловались наркотиками. Я употреблял с участниками группы, подгонял товар другим, накуривался собственными запасами… погрязнув в наркоте и бухле. Даже самые классные дополнительные привилегии – случайный беспорядочный секс – стали терять привлекательность. Однажды я сказал Мойре, что у меня есть мечта – заняться сексом втроем с ней и одной из ее лучших подружек (кстати, это правда); в тот день, когда я пришел домой с репетиции, Мойра и Пэтти, улыбаясь, голые стояли у меня на крыльце и ждали моего возвращения. Можно, наверное, вполне разумно подумать, что такое приветствие повысило бы дух любого здорового американского мужчины. И так и было… некоторое время. Но чего-то не хватало. Я просто не знал, чего именно.
Я пришел в рок-н-ролл ради образа жизни, а не потому, что стремился к великой музыкальности. Не сидел и не ждал, когда ко мне подойдут и скажут: «Боже, Дэйв, какие у тебя красивые арпеджио!». Ничего подобного. Я был бунтарем рок-н-ролльщиком. Гитара висела через плечо, на поясе я носил нож, а на лице – ухмылку. И этого мне было достаточно.
По крайней мере, мне так казалось.
* * *
Примерно тогда же я на короткое время возобновил связь с отцом. Это произошло в июне 1978-го; мне было семнадцать, и я почему-то почувствовал сильное желание разыскать его. Мама с папой были уже давно в разводе, и он был такой призрачной фигурой в моей жизни, что мне просто нужно было убедиться самому, а все ли, что мне про него говорили, действительно правда. Воспоминания казались настолько отдаленными, что доверять им было нельзя – я больше не мог верить зловещим историям насилия, извергаемым сестрами или матерью.
Долго искать не пришлось, и, когда я позвонил ему и предложил встретиться, он, похоже, был искренне тронут.
– Давай, я не против. Когда?
– Как насчет этих выходных?
Мы встретились у него на квартире – мрачном небольшом местечке с минимальным количеством мебели и рваными обоями. Это был День отца, но праздник был почти неуместным. Я не чувствовал себя его сыном и не знаю, чувствовал ли он себя моим отцом. Мы были просто двумя чужаками, пытавшимися найти связь. Каких бы эмоций я ни ждал – ярость, радость, гордость, – мне стало ужасно грустно, когда я увидел его жалкую жизнь. Отец не выглядел как призрак из моих кошмаров; но он и не выглядел как успешный банкир, которым когда-то был. Он просто выглядел… старым. В какой-то момент я открыл холодильник, чтобы найти что-нибудь выпить, и был поражен тем, насколько там пусто. На дверце стояла небольшая банка майонеза с ржавым ободком. На средней полке лежала буханка хлеба, открытая, и крошки, просыпанные из пакета. Еще по холодильнику было разбросано несколько бутылок пива.
Вот и все.
Я не знал, что и сказать, поэтому просто захлопнул дверцу и сел за кухонный стол. Не помню, сколько времени я провел у отца. Помню, что извинялся за то, что я ужасный сын, у него выступили слезы на глазах, и он небрежно махнул рукой. Когда я уходил, мы обнялись и решили видеться чаще.
Этого не произошло. В следующий раз, когда я увидел отца, около недели спустя, он лежал на больничной койке, на искусственном жизнеобеспечении. Работа его в то время едва ли была привлекательной – он обслуживал кассовые аппараты для компании NCR[6].
По-видимому, как я это понял (хотя есть споры относительно событий, приведших к его смерти), папа сидел в баре, а потом поскользнулся на барном стуле и ударился головой. Хотелось бы мне думать, что он в это время работал на кассовом аппарате, и его смерть хотя бы в незначительной степени была благородной. Но вряд ли. Это все равно что мужика ловят в борделе, а он говорит: «Эээ… Да я просто посмотреть зашел». Отец был алкоголиком, и в баре у него случилось внутримозговое кровоизлияние. Сложно представить, что в этот момент папа находился в трезвом состоянии. Трагедия в том, что его можно было спасти, но к тому времени, как врачи нашли кого-нибудь из родственников, кто мог бы дать разрешение вскрыть череп и остановить давление, отец уже впал в кому. Представь себе. У тебя бывшая жена, четверо детей, и все живут в этом районе. Несколько братьев и сестер. Внуки. Но вот однажды с тобой происходит нечто ужасное, а позвонить некому – всем плевать.
Когда мне позвонила сестра Сьюзен, я встревожился не на шутку.
– Папа в больнице, – сказала она. – Немедленно приезжай!
– Что случилось?
– Просто поторопись.
И
