Элвин Уайт - Стюарт Литл (с иллюстрациями)
— Превосходный закон, — похвалил Стюарт. — Пока я буду Председателем, всякий, кто сделает другому гадость, получит взбучку.
— Ничего из этого не выйдет, — заметил Герберт Прендергаст. — Некоторые люди такими уж родились. Вот Альберт Фернштром всегда делает мне гадости.
— Я и не говорю, что обязательно выйдет, — ответил Стюарт, — но закон хороший и стоит его испытать. Попробуем прямо сейчас. Кто-нибудь сделает другому гадость. Ну-ка, Гэрри Джеймисон, сделай гадость Кэтрин Стейблфорд. Погоди, что там у тебя в руке, Кэтрин?
— Подушечка, начиненная душистыми травами.
— А на ней написано: «По тебе одной тоскую, для тебя одной цвету»?
— Да.
— Ты ее очень любишь?
— Очень.
— О'кей. Гэрри, хватай подушечку и беги!
Гэрри подбежал к Кэтрин, вырвал у нее подушечку и бросился на свое место. Кэтрин завизжала.
— А теперь, — неумолимым тоном объявил Стюарт, — держитесь, любезные, ваш Председатель заглянет в свод законов! — Он сделал вид, будто перелистывает книгу. — Вот оно, страница четыреста девяносто два. «Никому не делать гадостей». Страница пятьсот шестьдесят. «Ничего не тырить». Гэрри Джеймисон нарушил два закона сразу. Остановим же Гэрри на этом пути, а то он так погрязнет в гадостях, что знакомые его узнавать перестанут! Скорее!
Стюарт подбежал к линейке, соскользнул вниз, точно пожарник по шесту, и бросился к Гэрри. Дети, повскакав с мест, помчались по проходам и столпились вокруг преступника. Стюарт грозно потребовал подушечку, и напуганный Гэрри отдал подушечку Кэтрин, хотя и понимал, что это игра.
— Вот видите, все получилось как нельзя удач нее, — заключил Стюарт. — Выходит, «Не делать гадостей» — отличный закон.
Он утер лицо платком — уж очень он вспотел, выполняя обязанности Председателя Мира. Он и не воображал, что придется столько бегать, прыгать и соскальзывать.
Кэтрин очень обрадовалась своей подушечке.
— Дай-ка на нее поглядеть, — попросил вдруг Стюарт, не в силах преодолеть любопытство.
Длина подушечки как раз совпадала с его ростом, и Стюарт вдруг подумал, какая из нее вышла бы прекрасная пахучая постель. Ему очень захотелось получить подушечку.
— Хорошенькая вещица, — проговорил он небрежно, стараясь не показать своим видом, до какой степени она его интересует. — Не желаешь ли ее продать?
— Ох, нет! — ответила Кэтрин. — Мне ее подарили.
— Наверное, подарил ее мальчик, с которым ты познакомилась прошлым летом на озере Хопатконг, и теперь она напоминает тебе о нем, — задумчиво пробормотал Стюарт.
— Да. — Кэтрин покраснела.
— Ах, — вздохнул Стюарт, — чудесное время лето, правда, Кэтрин?
— Правда, а прошлое лето было самое расчудесное из всех.
— Могу себе представить, — заметил Стюарт. — Так ты уверена, что не хочешь расстаться с подушечкой?
Кэтрин кивнула.
— Ну что ж, не могу тебя за это осуждать, — спокойно проговорил Стюарт. — Летние каникулы то же относятся к важным вещам. К таким, как солнечный луч…
— Или мелодия! — подхватила Элизабет Эчисон. Стюарт опять вздохнул.
— Никогда не забывайте, дети, своих летних каникул, — сказал он. — Ну, мне пора ехать дальше. Приятно было с вами познакомиться. Урок окончен!
Он быстро зашагал к двери, влез в машину, помахал на прощанье рукой и двинулся в северном направлении. Дети бежали рядом и кричали:
— До свидания! До свидания!
Им очень хотелось, чтобы каждый день им давал уроки какой-нибудь новый учитель вместо мисс Гендерсон.
Глава XIII. Эимс-Кроссинг
В прелестнейшем из городков, где дома были белые и высокие, а вязы зеленые и еще выше домов, где просторные палисадники радовали глаз, а густо заросшие задние дворы так и манили забраться поглубже в заросли, где улицы полого спускались вниз к речке, а речка безмятежно струилась под мостом, где лужайки перед домами переходили во фруктовые сады, сады в поля, поля в пастбища, а пастбища, взобравшись на гору, исчезали, растворяясь в широком небе, — в этом-то прелестнейшем из городков Стюарт остановился, чтобы выпить газированной воды с соком сассапарили.
Поставив машину перед лавкой, он вышел на тротуар. Солнце пригревало так весело, что он присел на ступеньки галереи, чтобы не торопясь насладиться чувством, которое возникает, когда очутишься в незнакомом месте в прекрасный день. Городок показался Стюарту самым живописным из всех, какие попадались ему на пути. Стюарт с большим удовольствием остался бы здесь на всю жизнь, если бы не боялся соскучиться без Нью-Йорка и без своих близких и если бы не мечтал найти Маргало.
Скоро и владелец лавки вышел покурить и уселся рядышком на ступеньках. Он хотел было угостить сигаретой Стюарта, но, разглядев, какой он маленький, отказался от своего намерения.
— Не найдется ли у вас сассапарили? — спросил Стюарт. — Я изнемогаю от жажды.
— Конечно, — ответил лавочник, — сколько душе угодно. Есть сассапариль, лимонад, малинад-сливонад, клюквонад, кока-кола, пепси-кола, дипси-кола, пипси-кола, попси-кола. Что пожелаете?
— Дайте мне, пожалуйста, бутылочку сассапарили, — попросил Стюарт, — и бумажный стаканчик.
Лавочник ушел и тотчас вернулся с питьем. Он откупорил бутылку, наполнил стаканчик и поставил его на ступеньку как раз под той, на которой сидел Стюарт. Тот поднял кепи, лег на живот и несколько раз зачерпнул своим кепи прохладной влаги.
— Очень освежает, — заметил он. — Что может быть лучше холодного напитка в жаркий день во время путешествия — так бы и пил без конца!
— Далеко едете? — поинтересовался лавочник.
— Может статься, что очень далеко. Я ищу птичку, ее зовут Маргало. Вам она не попадалась?
— Кто ее знает. А какая она с виду?
— Само совершенство. — Стюарт обтер губы концом рукава. — Изумительная птичка. Ее нельзя не заметить.
— Какого вы роста? — спросил лавочник, приглядываясь к Стюарту.
— Без обуви? Да.
— Не меньше пяти с чем-то сантиметров, — ответил Стюарт. — Меня, правда, давно не мерили; возможно, я вытянулся за последнее время.
— Знаете, — задумчиво сказал лавочник, что-то прикидывая, — вам непременно нужно познакомиться с одной особой в нашем городе.
— С кем же? — Стюарт зевнул.
— С Генриеттой Эймс. Она точно такого же роста, как вы, разве чуточку пониже.
— Как она выглядит? — спросил Стюарт. — Пышный пончик под пятьдесят?
— Ничего похожего. Генриетта юная и хорошенькая. Одевается лучше всех девушек в городе. Ей шьют только на заказ.
— Неужели?
— Да, Генриетта девушка что надо. Семья Эймсов — люди в нашем городе видные. Один из их предков был перевозчиком во времена Революции. Он любого через реку перевозил, не смотрел, кто с кем воюет, лишь бы платили за провоз. Неплохое сколотил состояние. Да и вообще у Эймсов деньги водятся. Дом у них большой, прислуги много. Генриетта с удовольствием с вами познакомится, могу вас заверить.
— Вы очень любезны, — ответил Стюарт, — но я сейчас не очень-то склонен к светской жизни. Переезжаю с места на место, нигде не задерживаюсь, только въехал в город — и дальше, сегодня тут, завтра меня уже нет, перекати-поле, блуждающий огонек. Вечно в пути-дороге, вечно ищу Маргало. Порой мне чудится, что она близко, прямо за поворотом. А иногда у меня такое чувство, будто мне никогда ее не найти, никогда не услышать ее голоса. Кстати, мне пора в путь.
Стюарт расплатился за напиток, попрощался с лавочником и тронулся дальше.
Но Эймс-Кроссинг по-прежнему казался ему красивейшим городком, и, не доехав до конца главной улицы, Стюарт круто свернул влево, выехал на лесную дорогу и выбрал для стоянки укромное местечко на берегу реки. Наплававшись вдоволь, он лег на спину в траву, подложил руки под голову и стал вспоминать разговор с лавочником.
— Генриетта Эймс, — пробормотал он.
Наступил вечер, а Стюарт и не думал уезжать. Съев легкий ужин, состоявший из бутерброда с сыром и глотка воды, он лег спать и проспал всю ночь в теплой траве под журчание воды. С раннего утра опять засияло жаркое солнце, и Стюарт окунулся для бодрости. После завтрака он спрятал машину под листом и пошел пешком на почту. На почте, набирая в авторучку чернила, он случайно взглянул на входную дверь — и чуть не упал от неожиданности в чернильницу. В контору вошла девочка ростом около пяти сантиметров и направилась к почтовым ящикам. Одетая по-спортивному, она шла гордо подняв голову. В волосах у нее была воткнута тычинка цветка. Стюарт буквально задрожал от волнения.
«Наверное, та самая девица», — сказал он себе.
Спрятавшись за чернильницу, он следил, как она открыла почтовый ящик шириной в полсантиметра и вынула письмо. Лавочник сказал правду: Генриетта была очень хорошенькая. И к тому же единственная девушка, которая не была в тысячу раз выше Стюарта. Он прикинул, что, если пройтись с ней рядом, голова ее придется чуть выше его плеча. Картина эта показалась ему заманчивой. Ему захотелось спуститься со стола на пол и заговорить с ней, но он не решился. Куда подевалась его находчивость! Он скрывался за чернильницей, пока Генриетта не ушла. Удостоверившись, что ее нет, он выбрался на улицу, и, озираясь, побрел к знакомой лавке, надеясь встретить красивую девочку и опасаясь встречи.
