Владимир Аникин - Русские народные сказки
— Кар-каратаите, мое тело таратаите, никаких вы свидетелей не спрошаете!
— Кто у тебя есть свидетель?
— У меня есть свидетель — воробей.
— Знаем мы твоего воробья, ябедника и клеветника и потаковщика. Крестьянин поставил нову избу, — воробей прилетит, дыр навертит; крестьянин избу затопляет, тепло в избу пропускает, а воробей на улицу выпускает… Неправильного свидетеля сказала ворона!
И ворону наказывают пуще того. И ворона возмолилася:
— Кар-каратаите, мое тело таратаите, никаких вы свидетелей не спрошаете!
— Кто у тебя есть свидетель?
— У меня есть свидетель — жoлна.
— Знаем мы твою жолну — ябедницу, клеветницу и потаковщицу. Стоит в раменье липа, годится на божий лик и на иконостас. Жолна прилетит, дыр навертит, дождь пошел, липа сгнила, не годится на иконостас — и лопаты из нее не сделати. Неправильного свидетеля опять сказала!
И пуще того ворону стегают по ляжкам и по передку. Опять ворона возмолилась:
— Кар-каратаите, мое тело таратаите, никаких вы свидетелей не спрошаете!
— Кто у тебя есть свидетель?
— У меня есть свидетель последний — дятел.
— Знаем мы твоего дятла — ябедника, клеветника и потаковщика! Крестьянин загородил новый огород, — и дятел прилетел, жердь передолбил, и две передолбил, и три передолбил: дождь пошел, огород расселся и развалился; крестьянин скот на улицу выпускает — дятел в поле пропускает.
И ворону наказали, от грядки отвязали. Ворона крылышки разбросала, лапочки раскидала…
— Из-за кукушицы — из-за горюшицы, из-за ябедницы я, ворона-праведница… Ничем крестьянина не обижаю: поутру рано на гумнешко вылетаю, крылышками разметаю, лапочками разгребаю — тем себе и пищу добываю! Она, кукушица, она, горюшица, она, ябедница, она, клеветница! Крестьянин нажал один суслон — кукушица прилетит и тот одолбит! Больше того под ноги спустит!..
И выслушал суд воронины слова. И ворону подхватили, в красный стул посадили. Кукушицу-горюшицу, в наказание ей, в темный лес отправили на тридцать лет, а поглянется — живи весь век! И теперь кукушка в лесу проживает и гнезда не знает.
Сказка о Ерше Ершовиче,
сыне Щетинникове
(Из сборника Н. Афанасьева «Народные русские сказки»)
ршишко-кропачишко, ершишко-пагубнишко склался на дровнишки со своими маленькими ребятишками: пошел он в Кам-реку, из Кам-реки в Трос-реку, из Трос-реки в Кубенское озеро, из Кубенского озера в Ростовское озеро и в этом озере выпросился остаться одну ночку; от одной ночки две ночки, от двух ночек две недели, от двух недель два месяца, от двух месяцев два года, а от двух годов жил тридцать лет.
Стал он по всему озеру похаживать, мелкую и крупную рыбу под бока подкалывать. Тогда мелкая и крупная рыба собрались во един круг и стали выбирать себе судью праведную, рыбу-сом с большим усом.
— Будь ты, — говорят, — нашим судьей.
Сом послал за ершом, добрым человеком, и говорит:
— Ерш, добрый человек! Почему ты нашим озером завладел?
— Потому, — говорит, — я вашим озером завладел, что ваше озеро Ростовское горело снизу и доверху, с Петрова дня и до Ильина дня, выгорело оно снизу доверху и запустело.
— Ни вовек, — говорит рыба-сом, — наше озеро не гарывало! Есть ли у тебя в том свидетели, московские крепости, письменные грамоты?
— Есть у меня в том свидетели и московские крепости, письменные грамоты: сорога-рыба на по жаре была, глаза запалила, и по нынче у нее красны.
И послал сом-рыба за сорогой-рыбой. Стрелец-боец, карась-палач, две горсти мелких молей, туда же понятых, зовут сорогу-рыбу:
— Сорога-рыба! Зовет тебя рыба-сом с большим усом пред свое величество.
Сорога-рыба, не дошедши рыбы-сом, кланялась. И говорит ей сом:
— Здравствуй, сорога-рыба, вдова честная! Гарывало ли наше озеро Ростовское с Петрова дня до Ильина дня?
— Ни вовек-то, — говорит сорога-рыба, — не гарывало наше озеро!
Говорит сом-рыба:
— Слышишь, ерш, добрый человек! Сорога-рыба в глаза обвинила.
А сорога тут же примолвила:
— Кто ерша знает да ведает, тот без хлеба обедает!
Ерш не унывает, на бога уповает.
— Есть же у меня, — говорит, — в том свидетели и московские крепости, письменные грамоты: окунь-рыба на пожаре был, головешки носил, и понынче у него крылья красны.
Стрелец-боец, карась-палач, две горсти мелких молей, туда же понятых (это государские посыльщики), приходят и говорят:
— Окунь-рыба! Зовет тебя рыба-сом с большим усом пред свое величество.
И приходит окунь-рыба. Говорит ему сом-рыба:
— Скажи, окунь-рыба, гарывало ли наше озеро Ростовское с Петрова дня по Ильин день?
— Ни вовек-то, — говорит, — наше озеро не гарывало! Кто ерша знает да ведает, тот без хлеба обедает!
Ерш не унывает, на бога уповает, говорит сом-рыбе:
— Есть же у меня в том свидетели и московские крепости, письменные грамоты: рыба-щука, вдова честная, притом не мотыга, скажет истинную правду. Она на пожаре была, головешки носила, и поныне черна.
Стрелец-боец, карась-палач, две горсти мелких молей, туда же понятых (это государские посыльщики), приходят и говорят:
— Щука-рыба! Зовет тебя рыба-сом с большим усом пред свое величество.
Щука-рыба, не дошедши рыбы-сом, кланялась:
— Здравствуй, ваше величество!
— Здравствуй, рыба-щука, вдова честная, притом же ты и не мотыга! — говорит сом. — Гарывало ли наше озеро Ростовское с Петрова дня до Ильина дня?
Щука-рыба отвечает:
— Ни вовек-то не гарывало наше озеро Ростовское! Кто ерша знает да ведает, тот всегда без хлеба обедает!
Ерш не унывает, на бога уповает.
— Есть же, — говорит, — у меня в том свидетели и московские крепости, письменные грамоты: налим-рыба на пожаре был, головешки носил, и понынче он черен.
Стрелец-боец, карась-палач, две горсти мелких молей, туда же понятых (это государские посыльщики), приходят к налим-рыбе и говорят:
— Налим-рыба! Зовет тебя рыба-сом с большим усом пред свое величество.
— Ах, братцы! Нате вам гривну за труды и на волокиту; у меня губы толстые, брюхо большое, в городе не бывал, пред судьями не стаивал, говорить не умею, кланяться, право, не могу.
Эти государские посыльщики пошли домой; тут поймали ерша и посадили его в петлю.
По ершовым-то молитвам бог дал дождь и слякоть. Ерш из петли-то да и выскочил: пошел он в Кубенское озеро, из Кубенского озера в Трос-реку, из Трос-реки в Кам-реку. В Кам-реке идут щука да осетр.
— Куда вас черт понес? — говорит им ерш.
Услыхали рыбаки ершов голос тонкий и начали ерша ловить. Изловили ерша, ершишко-кропачишко, ершишко-пагубнишко!
Пришел Бродька — бросил ерша в лодку, пришел Петрушка — бросил ерша в плетушку.
— Наварю, — говорит, — ухи да и скушаю.
Тут и смерть ершова!
Ямщик и купец
(Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки»)
огатый купец часто зазывал к себе всяких людей, поил, кормил, угощал: только коли кто скажет ему противное — того непременно поколотит.
Раз зазвал он к себе ямщика. Тот отпряг лошадей, вошел в хоромы и после долгого угощения сказал:
— Довольно, хозяин! Мне пора ехать.
Купец давай его бить, так что ямщик едва вырвался и стал запрягать лошадей. Купец за ним. Ямщик нарочно начал дугу вкладывать кольцом назад. Купец закричал:
— Не так вкладываешь!
А ямщик давай его бить да приговаривать:
— Не твое дело указывать! Не твое дело указывать!
Клад
(Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки»)
некоем царстве жил-был старик со старухою в великой бедности. Ни много ни мало прошло времени — померла старуха. На дворе зима стояла лютая, морозная.
Пошел старик по соседям да по знакомым, просит, чтоб пособили ему вырыть для старухи могилу; только и соседи и знакомые, знаючи его великую бедность, все начисто отказали. Пошел старик к попу; а у них на селе был поп куда жадный, несовестливый.
— Потрудись, — говорит, — батюшка, старуху похоронить.
— А есть ли у тебя деньги, чем за похороны заплатить? Давай, свет, вперед!
— Перед тобой нечего греха таить: нет у меня в доме ни единой копейки! Обожди маленько, заработаю — с лихвой заплачу, право слово, заплачу!
Поп не захотел и речей стариковых слушать:
— Коли нет денег, не смей и ходить сюда!
«Что делать, — думает старик, — пойду на кладбище, вырою кое-как могилу и похороню сам старуху».
Вот он захватил топор да лопату и пошел на кладбище; пришел и стал могилу готовить: срубил сверху мерзлую землю топором, а там и за лопату взялся. Копал, копал и выкопал котелок, глянул — а он полнехонько червонцами насыпан, как жар блестят! Крепко старик возрадовался: «Слава тебе господи! Будет на что и похоронить и помянуть старуху». Не стал больше могилу рыть, взял котелок с золотом и понес домой.