Льюис Кэрролл - Сильвия и Бруно
— Какая печальная история! — вздохнул Бруно. — Она грустно начинается, а кончается и того печальнее. Я вот-вот расплачусь. Сильвия, дай мне, пожалуйста, носовой платок.
— У меня нет при себе платка, — шепотом отвечала девочка.
— Ну, раз так, я не буду плакать, — мужественно решил малыш.
— Знаете, там осталось еще несколько Вводных Строф, — заявил Другой Профессор, — но я страшно проголодался. — С этими словами он уселся к столу, отрезал себе кусок кекса, рассеянно положил его на тарелку Бруно и удивленно уставился на свою собственную — пустую.
— Откуда ты взял этот кусок, а? — шепотом спросила брата Сильвия.
— Он сам мне его дал, — отвечал Бруно.
— Но тебе не следовало просить его! Ты же знаешь, что это нехорошо!
— А я вовсе и не просил его! — возразил малыш, уплетая кекс. — Он сам дал мне этот кусочек!
Сильвия на минуту-другую задумалась, а потом, как кажется, нашла решение:
— Что ж, надо попросить его отрезать кусочек и мне!
— Значит, вы тоже любите кекс? — заметил Профессор.
— «Любить» — это значит «кушать»? — шепотом спросил ее братик.
Сильвия кивнула:
— Именно. И кушать, и жевать, и чавкать, как ты.
Бруно хитро улыбнулся Профессору:
— Это я ужасно люблю его.
Другой Профессор тотчас поймал его на слове.
— Надеюсь, вы любите и себя, мой юный друг? — поинтересовался он.
Бруно с ужасом поглядел на него.
— Нет, вовсе нет! — отвечал он.
Другой Профессор был явно озадачен таким ответом.
— Ну ладно, ладно! — пробурчал он. — Отведайте лучше этой первоцветовой настойки! — С этими словами он наполнил рюмку и подал ее Бруно. — Выпейте, мой юный друг! Вы сразу почувствуете себя другим человеком!
— Кем-кем почувствую? — переспросил малыш, не успев рта закрыть.
— Не задавай лишних вопросов! — одернула его Сильвия, пытаясь спасти почтенного джентльмена от неминуемых приступов изумления. — Пусть лучше Профессор расскажет нам какую-нибудь сказку.
Бруно с восторгом ухватился за эту мысль.
— Пожалуйста! — с нетерпением воскликнул он. — Что-нибудь такое о тиграх… и шмелях… и пеночках-малиновках! Ну, вы сами знаете!
— А вам непременно хочется, чтобы в сказке действовали живые существа? — спросил Профессор. — Разве нельзя сочинить историю о событиях или каких-нибудь обстоятельствах, а?
— О, пожалуйста, какую угодно! — воскликнул Бруно.
И Профессор торопливо начал:
— Однажды Совпадение гуляло вместе со Случаем, и им повстречалось Объяснение — о, старое-престарое Объяснение — настолько старое, что вызывало у всех вопросы и напоминало скорее головоломку… — Тут Профессор умолк на полуслове.
— Продолжайте, просим вас! — в один голос воскликнули дети.
— Знаете, — честно признался Профессор, — оказывается, придумывать такие истории очень трудно. Пусть мне для начала поможет Бруно.
Малыш был просто счастлив, что ему оказывают такую честь.
— Жили-были Кабанчик, Аккордеон и две Банки Апельсинового мармелада…
— Да, ничего себе действующие лица, — пробурчал Профессор. — Ну, и что же дальше?
— Так вот, когда Кабанчик как-то раз играл на Аккордеоне, — продолжал Бруно, — одной из Банок с Апельсиновым мармеладом не понравилась мелодия, а другой Банке она, наоборот, понравилась. О, они такие странные, эти Банки с Апельсиновым мармеладом… Сильвия, я тоже не знаю, как мне с ними быть дальше! — растерянно прошептал он.
— А теперь я прочту другие Вводные Стихи, — заявил Другой Профессор.
Пташки баронетов Кормят лебедой, Тешат их пальбой,Булочками душатИ лосося глушат На реке зимой.
Пташки преступленья Прячут в рюкзаке, Бродят налегке —И друзья с годамиТают, если память Меркнет вдалеке.
Пташки любят славу, Злато все и вся С гордостью нося.Орденочек брякнет,Колокольчик звякнет, Вот и сказка вся.
— Ну а теперь, — галантно шепнул Профессор Лорду-Канцлеру, как только аплодисменты, вызванные Сказкой о Кабанчике и особенно ее концом, начали утихать, — нам предстоит еще одно важное дело, а именно — поднять тост за здоровье Императора, верно?
— О, несомненно! — напыщенно кивнул Лорд-Канцлер; он поднялся, чтобы руководить этой ответственной церемонией. — Наполнить бокалы! — загремел он. Этот приказ был тотчас выполнен. — Выпить за здоровье Императора! — В ответ в зале раздалось дружное бульканье. — Тройное ура Императору! — За этим тотчас загремели оглушительные раскаты здравиц, и Лорд-канцлер, не теряя присутствия духа, торжественно провозгласил: — Речь! Император произнесет речь!
Не успел он договорить, как Император уже возвысил голос.
— Я долго отказывался принять титул Императора… и вы сами упросили меня стать вашим Императором… вы помните, как дурно правил страной прежний Правитель… вы не забыли, как он вас преследовал… как угнетал непомерными налогами… и вы остановили свой выбор на наиболее подходящем кандидате… ибо мой брат не обладал здравым рассудком…
Трудно сказать, сколь долго могла бы еще продолжаться эта курьезная речь, но в этот момент налетевший ураган потряс дворец до самого основания, распахнул настежь все окна, задул свечи и поднял в воздух облака удушливой пыли, которые принимали странные очертания, напоминавшие непонятные слова.
Но ураган стих столь же неожиданно, как и налетел: оконные створки вернулись на свои прежние места, пыль осела, и все приняло прежний вид — все, за исключением Императора с Императрицей, с которыми произошли поистине чудесные превращения. Отсутствующего взгляда и бессмысленной улыбки как не бывало, и сразу было видно, что эта парочка наконец-то пришла в себя.
Император как ни в чем не бывало продолжал свою речь:
— И мы — я имею в виду нас с женой — вели себя как два отъявленных мошенника. Поистине лучшего имени мы не заслуживаем. Когда мой брат покинул свой дворец, вы потеряли самого лучшего Правителя на свете. А я пустился во все тяжкие, прибегал к лицемерным уловкам, чтобы заставить вас провозгласить меня Императором. Меня! Человека, у которого хватает ума только на то, чтобы сделаться чистильщиком обуви!
Лорд-Канцлер в отчаянии всплеснул руками.
— Он потерял рассудок, люди добрые! — заговорил было он. Но его слова оборвались столь же неожиданно, как и речь Императора, ибо в мертвой тишине, воцарившейся в зале, раздался резкий стук в дверь.
— Что это? Кто это? — наперебой закричали все. Гости так и забегали по залу. Напряжение нарастало с каждой минутой. Лорд-Канцлер, забыв о незыблемых правилах придворного этикета, бросился к двери и через миг вернулся обратно бледный как смерть, едва переводя дух.
Глава двадцать четвертая
ВОЗВРАЩЕНИЕ НИЩЕГО
— Ваше Императорское Высочество! — начал он. — Это опять тот старик Нищий! Может быть, спустить на него собак?
— Приведите его сюда! — приказал Император.
Лорд-Канцлер не мог поверить своим ушам:
— Как? Сюда, Ваше Императорское Величество? Правильно ли я вас понял?…
— Приведите его сюда! — загремел Император.
Лорд-Канцлер опрометью бросился в дальний конец зала, и спустя минуту толпа расступилась, и в Банкетный Зал вошел старик Нищий. Он и впрямь выглядел довольно странно: лохмотья, едва прикрывавшие его тело, были покрыты дорожной грязью, а седые волосы и длинная борода пребывали в диком беспорядке и торчали клочьями. Тем не менее он шел выпрямившись и подняв голову, как человек, привыкший повелевать, и, что самое странное, рядом с ним шагали Сильвия и Бруно. Они держали его за руки и не сводили с него глаз, полных самой нежной любви.
Присутствующие просто умирали от нетерпения увидеть, как поступит Император с дерзким пришлецом. Скорее всего, спустит с лестницы, и дело с концом! Но все вышло совсем иначе. К крайнему изумлению гостей, Император при приближении нищего преклонил колени и, опустив голову, пробормотал:
— Прости нас!
— Простите нас! — подхватила Императрица, плюхнувшись на колени подле своего мужа.
Изгнанник улыбнулся:
— Встаньте! — сказал он. — Я вас прощаю!
Тут гости заметили удивительное превращение, происшедшее с нищим, как только он произнес эти слова. То, что показалось им грязными лохмотьями и клочьями, оказалось поистине королевским одеянием, расшитым золотом и усыпанным драгоценными камнями. Все тотчас узнали Нищего и низко поклонились Старшему Брату, законному Правителю. Да, это был он!
— Брат мой! Сестра моя! — заговорил Правитель своим твердым голосом, раздававшимся эхом во всех концах зала. — Я пришел не затем, чтобы нарушить ваш покой. Оставайся Императором и правь с истинной мудростью. А я провозглашен Королем Эльфландии. Завтра я возвращаюсь туда и не возьму с собой отсюда ничего и никого, кроме… кроме… — Тут его голос задрожал, и он, не говоря ни слова, нежно погладил по головке двух припавших к нему малышей.
