Льюис Кэрролл - Сильвия и Бруно
— Так и есть, — отвечал Бруно, внимательно оглядев Кошку, чтобы убедиться, вся ли она тут.
— Но откуда вы знаете, что она не трогает Мышек — или, лучше сказать, Мышей?
— Потому что она с ними играет, — отвечал малыш. — Играет, чтобы им не было скучно. Ну, сами знаете.
— А вот этого я как раз и не знаю, — возразил Другой Профессор. — Я полагал, что она играет с ними перед тем, как съесть, то бишь убить их!
— Ну, разве что случайно! — заговорил Бруно — настолько поспешно, что сразу стало ясно, что ему уже приходилось замечать за Кошкой такие грехи. — Она сама мне все объяснила, когда пила молоко. Она сказала: «Я учу Мышек играть в новые игры, и они им очень нравятся». А еще она сказала: «Иногда бывают несчастные случаи, иной раз Мышки погибают сами собой». А еще она сказала: «Мне всегда очень жалко, когда Мышки погибают сами собой». А еще…
— Если бы ей и вправду было их жалко, — заметила Сильвия, — она не стала бы их есть после того, как они погибнут.
Это замечание, однако, не ускользнуло от внимания участников сей напряженной этической дискуссии.
— А еще она сказала… — Оратор постоянно прерывался, опуская, как совершенно излишние, свои собственные реплики в диалоге и сосредоточившись на словах Кошки — …Она сказала, что мертвые Мышки никогда не возражают против того, чтобы быть съеденными. Она сказала: «Зачем таким толстеньким Мышкам зря пропадать?» Она сказала: «Они такие вку-у-усные…» Она сказала: «Если бы ты только мог, ты тоже сказал бы: „О, как мне хотелось бы стать Мышкой, чтобы меня тоже съели!“» А еще она сказала…
— Да у нее просто времени не было наговорить такую кучу чепухи! — недоверчиво оборвала его Сильвия.
— Но ты же не знаешь, как говорят Кошки! — тотчас возразил Бруно. — Они говорят просто уфасно быстро!
Глава двадцать третья
СКАЗКА О КАБАНЧИКЕ
Тем временем гости немного успокоили свой аппетит, и даже Бруно, когда Профессор предложил ему четвертый кусок сливового пудинга, с трудом переводя дух, заметил: «Я думаю, трех кусочков довольно!»
Внезапно Профессор вздрогнул, словно его током ударило.
— Надо же, я чуть было не забыл предложить вам гвоздь нашей программы! Другой Профессор прочтет вам Историю Кабанчика, то есть — я имел в виду — Сказку о Кабанчике, — поправился он. — В ней в начале и в конце есть Вводные Стихи, сами увидите.
— А разве Вводные Стихи могут быть в конце? — удивилась Сильвия.
— Подождите немного, и вы сами все услышите, — отвечал Профессор. — Я не помню точно, нет ли их еще и в середине. — Он поспешно поднялся, и в Банкетном Зале мгновенно воцарилась тишина. Всем хотелось услышать Профессора.
— Дамы и господа, — начал Профессор, — Другой Профессор любезно согласился прочесть нам эту поэму. Она называется «Сказка о Кабанчике». Знаете, он еще никогда никому не читал ее! (По аудитории прокатился шепот изумления.) Так вот, сегодня он прочтет ее нам! (В зале послышались возгласы одобрения, и сам Профессор, держа в одной руке очки, а в другой — ложку, чуть было не взобрался на стол, чтобы удобнее дирижировать хором общих восторгов.) Другой Профессор поднялся, запрокинул голову и начал:
Пташки любят кушать, Я вам доложу. Я по мху сужу.Надевайте гетры:Я под шелест ветра Сказку расскажу.
Пташки любят лопать Ветчину, друзья, Радость не тая;Любят устриц лопатьИ по тине топать — Так же, как и я.
Пташки улыбаться Учат малышей И тигрят, ей-ей —Петь, забот не зная,Ротик разевая Прямо до ушей.
Птички дремлют сладко Посреди болот, Где удача ждет.Открывайте ж глазки:Будем слушать сказки Старые. Так вот,
Жил-был Кабанчик. День и ночь Над сломанной трубойОн плакал и — ни шагу прочь:Никто не мог ему помочь,Он прыгать не умел — точь-в-точь Обижен был судьбой.
Верблюд спросил, на берегу Услышав плач и вой:«А вдруг я горю помогу?Ты, может, в плен попал к врагу?»«Ах нет, я прыгать не могу: Обижен я судьбой!»
Верблюд задумался слегка: «Подумаешь, герой!Ей-ей, такого толстякаЯ не видал еще пока.Но хоть задача нелегка, Давай поспорь с судьбой!
Вон — темный лес в двух милях, тень Простерший над рекой.Что ж ты весь день сидишь, как пень?К нему раз десять сбегай в день —И через год, осилив лень, Подпрыгнешь над судьбой!»
Верблюд вздохнул — и зашагал Над сломанной трубой.О, как Кабанчик наш рыдал,Как на себе щетинку рвал!Еще бы: маленький нахал, Обижен он судьбой!
Тут Лягушонок на него Зрачок набычил свой:«О чем ты плачешь? Ничего!Есть горе хуже твоего!»«Я толстый, только и всего: Обижен я судьбой!»
Раздулся Лягушонок тут И стал гора горой.«Не плачь! Пусть слезы не текут!Я научу, взяв грош за труд —И через несколько минут Поспоришь ты с судьбой!
Начни сначала, милый мой, Ты с кочки небольшой,Трудись упорно день-деньской —А там, глядишь, и над стенойВ двенадцать футов вышиной Махнешь, как над судьбой!»
Кабанчик так и подскочил: «Ах, Лягушонок мой!Меня ты просто окрылил!Уж я не пожалею сил,Нет! Лишь бы ты меня учил, Как прыгать над судьбой!»
«Меня сначала угости Бараньей отбивной,Пониже хвостик опустиИ сосчитай до десяти,Согни коленки — и лети, Подпрыгнув над судьбой!»
Кабанчик бедный, как дурак, Подпрыгнул над трубой —Но дело вышло не пустяк:О камень шлепнулся он — так,Что кости затрещали: «Крак!» Вот так! Не спорь с судьбой!
Читая эти стихи, Другой Профессор подошел к камину и уперся головой в дымоход. Затем, неловко повернувшись, он потерял равновесие и полетел вниз головой в каминную решетку. Его огромная голова застряла между прутьями, он весь перепачкался и никак не мог освободить ее.
Бруно не упустил случая заметить:
— Я уж подумал, он хочет поглядеть, сколько народу может уместиться за середкой.
— Решеткой, а не середкой, — поправила его Сильвия.
— Не говори чепуху! — возразил Бруно.
Вся эта беседа происходила в то самое время, пока Другой Профессор старался выбраться из ловушки.
— У вас лицо черное как уголь! — испуганно воскликнула Императрица. — Если позволите, я велю подать вам мыло!
— Не стоит, благодарю вас, — отвечал Другой Профессор, отвернувшись. — Черный — это тоже вполне благородный цвет. К тому же мыло без воды ничем не поможет…
И он, отвернувшись от слушателей, принялся читать Вводные Стихи:
Пташки пишут книжки И забавный стих, Но — для поварих…Лучше их обшаритьВзглядом — но не жарить Жарка портит их.
Пташки на волынке Любят поиграть Для гостей опять.Но бросают гостиШиллинг им со злости: — Хватит! Перестать!
Пташки крокодила Окунают в крем. Бред! А между темВ креме крокодилыПросто очень милы И не злы совсем!
Верблюд пришел, и день погас Над сломанной трубой.«Бедняга! — ухом он потряс. —Знать, прыгнул ты в недобрый час!Иметь нам надо верный глаз, Чтоб прыгать над судьбой!»
Кабанчик все лежал пластом, Ни рылом, ни ногойНе шевеля, на камне том,И слезки капали ручьем…Ему, как видно, напролом Не прыгать над судьбой…
А Лягушонок наш затих; Он понял той порой,Что не видать, как лап своих,Ему бараньих отбивных —И грустно носом он поник Над сломанной трубой!
— Какая печальная история! — вздохнул Бруно. — Она грустно начинается, а кончается и того печальнее. Я вот-вот расплачусь. Сильвия, дай мне, пожалуйста, носовой платок.
