Т Габбе - По дорогам сказки
– Дорогой Ганс! – воскликнул мельник. – Я в большой тревоге: мой маленький сын упал с лестницы и расшибся, и я иду за доктором. Но доктор живет так далеко, а ночь такая ужасная, что мне пришло в голову: не лучше ли будет тебе пойти за доктором вместо меня.
– Разумеется! – воскликнул маленький Ганс. – Да я прямо за честь считаю, что в такую минуту вы обратились ко мне. Сейчас же иду за доктором. Одолжите мне только ваш фонарь, потому что ночь, сами видите, очень темная, и я боюсь, как бы мне не свалиться в канаву.
– Извини, дружок, – ответил мельник, – но фонарь у меня новенький, и было бы очень досадно, если бы с ним что-нибудь случилось.
– Ну ничего, я обойдусь и без фонаря! – воскликнул маленький Ганс, надел свою теплую куртку, теплую красную шапку, повязал шею шарфом и вышел.
Что за буря встретила его за порогом! Кругом было до того темно, что маленький Ганс почти ничего не видел, а ветер так и валил его с ног. Но мужество не покидало маленького Ганса, и, пройдя около трех часов, он наконец добрался до цели и постучался в дверь докторского дома.
– Кто там? – спросил доктор, высовывая голову из окна своей спальни.
– Это я, господин доктор. Я – маленький Ганс.
– Что тебе нужно, Ганс?
– Сын мельника упал с лестницы и расшибся, и мельник просит вас поскорее приехать!
– Хорошо! – ответил доктор и велел подать лошадь, большие сапоги и фонарь.
Потом он спустился вниз и уехал верхом по направлению к дому мельника. А маленький Ганс поплелся за ним пешком.
Буря между тем становилась все сильнее и сильнее, дождь лил потоками. Маленький Ганс не мог, конечно, угнаться за лошадью и брел в темноте наугад, сам не зная куда. В конце концов он сбился с дороги, заблудился и попал в болото, по которому и днем-то было очень опасно ходить, потому что в нем было много глубоких ям. Там бедный Ганс и утонул. На другой день пастухи нашли его тело в большой яме, наполненной водою, и принесли домой.
Все пошли на похороны маленького Ганса, потому что все его любили. Но первым лицом на похоронах был, разумеется, мельник.
– Я был его лучшим другом, – говорил мельник, – и потому справедливость требует, чтобы я первый последовал за его гробом.
И он шел во главе процессии в длинном черном плаще и время от времени вытирал глаза большим носовым платком.
– Смерть маленького Ганса – большая потеря для каждого из нас, – сказал кузнец, когда похороны окончились и все уютно уселись в трактире, попивая душистое вино и закусывая сладким печеньем.
– Для меня, во всяком случае, это огромная потеря, – отозвался мельник, – потому что ведь я уже почти подарил ему мою тачку, а теперь я положительно не знаю, что мне с ней делать. Дома она мешает, а продать – так ведь, пожалуй, никто ее не купит: уж очень она старая и поломанная. Впредь буду осторожнее и никому ничего не стану дарить. Всегда приходится расплачиваться за свою щедрость.
– Ну? – сказала Водяная Крыса после долгого молчания.
– Ну, это конец, – сказала Коноплянка.
– А что же было дальше с мельником?
– Ах, право, не знаю, – ответила Коноплянка. – Да мне, откровенно говоря, до этого и дела нет.
– Вот и видно сейчас, что вы по натуре совсем не отзывчивы, – заметила Водяная Крыса.
– Боюсь, что вам не будет ясна мораль этого рассказа, – сказала Коноплянка.
– Что не будет ясно? – переспросила Водяная Крыса.
– Мораль.
– Вы хотите сказать, что в этом рассказе есть мораль?
– Разумеется, – ответила Коноплянка.
– Ну, однако, – сказала Водяная Крыса с большим раздражением, – мне кажется, вам следовало бы предупредить меня об этом заранее. Если бы вы это сделали, уж я наверное не стала бы вас слушать. Несомненно, я сказала бы: «Фу!», как тот критик. Впрочем, я и теперь могу это сделать. – И она во весь голос крикнула: «Фу!» – взмахнула хвостом и спряталась в нору.
– Как вам нравится эта Водяная Крыса? – спросила Утка, подплывая к берегу. – У нее очень много хороших черт, но, что касается меня, во мне так сильно развито родительское чувство, что без слез я не могу смотреть на неисправимых холостяков и старых дев.
– Боюсь, что я рассердила ее, – ответила Коноплянка. – Дело в том, что я рассказала ей историю с моралью.
– Ах, это всегда очень опасно, – сказала Утка.
И я с ней совершенно согласен.
КАРЕЛ ЭРБЕН (Чехословакия) Пересказала Т.Габбе
Три золотых волоска
Жил-был на свете король. Всю жизнь он был такой же, как все короли, — ничуть не умнее, — а на старости лет нежданно-негаданно открылась ему великая премудрость:
научился он понимать речь зверей, птиц, рыб и даже всей ползучей и летучей мелкой твари. Вот как это случилось. Приходит к нему однажды незнакомая старуха,
приносит рыбу в лукошке и говорит:
— Прикажи-ка зажарить эту рыбку и съешь её сегодня за обедом. Тогда ты будешь понимать всё, что
говорит любая тварь — ходит ли она по земле, летает ли по воздуху или плавает в море.
Королю это пришлось по нраву. Всякий не прочь научиться тому, что никто не умеет, — особенно если для этого только и надо, что поесть жареной рыбы.
Он щедро заплатил старухе, позвал своего любимого слугу Иржика и приказал ему приготовить рыбу к обеду.
— Только смотри, — сказал король, — не вздумай сам отведать рыбки. А не то не сносить тебе головы.
Иржик взял рыбу и понёс её на кухню.
«Ну и рыба! — подумал он, разглядывая её по пути.—Больше похожа на змею, чем на рыбу. Нет уж, будь что будет, а я попробую, что за кушанье из неё выйдет. Не
было ещё на свете такого повара, который бы не отведал своей стряпни».
И, когда рыба была готова, он отщипнул маленький кусочек и проглотил его.
В ту же минуту он услышал чьи-то тоненькие голоса. Они так и звенели у него над ухом:
«Иржик, Иржик, отрежь, пожалуйста, и нам немножечко!»
Оглянулся он по сторонам. Никого в кухне нет. Только мухи вьются над жареной рыбой и жужжат:
«Иржик, Иржик, немножечко!..»
В это время со двора донёсся скрипучий голос:
— Вы куда? Вы куда?
-— К мельнику на ячменное поле, к мельнику на ячменнэе поле, — отвечали голоса потоньше.
Иржик выглянул в окно и увидел большого гусака и целое стадо гусынь.
«Так вот оно что! — подумал он. — Нечего сказать— славная рыба!»
Теперь-то он хорошо понимал, почему король запретил ему пробовать это кушанье.
И, проглотив на всякий случай ещё кусочек, он как ни в чём не бывало отнёс блюдо в королевские покои и поставил на стол.
После обеда король приказал оседлать коней и взял Иржика с собой на прогулку. Король ехал впереди, а Иржик, как полагается, позади. По пути пришлось им
проезжать широкую зелёную луговину. Конь Иржика заплясал и заржал:
— Ого-го, братец!.. Как мне легко и весело нести моего седока. Через гору — и то бы, кажется, перескочил.
— И я бы перескочил, — отвечает конь короля, — да мой старикашка еле в седле держится. Поскачешь, а он, того и гляди, свалится и шею себе сломает.
— Ну и пусть сломает! — говорит конь Иржика. — Вместо старого будешь носить на себе молодого.
Услыхал этот разговор Иржик и не выдержал, засмеялся потихоньку.
А король, который тоже понял всё от слова до слова, поглядел на него и спрашивает:
— Ты это чему смеёшься?
— Так, милостивый король, — отвечает Иржик.— Вспомнилось кое-что…
Но король не поверил Иржику. Сердито хлестнул он своего коня и поехал назад во дворец. Приехал, сел к столу и говорит Иржику:
— Подай мне кубок вина. Только смотри — до краёв налей. А не дольёшь — казню, и перельёшь — казню.
Иржик взял кувшин с вином и стал наливать. В это время в открытое окно влетела птичка. Она держала в лапках три золотых волоска, а за ней гналась другая и
щебетала во весь голос:
— Отдай, отдай, отдай! Они мои, а не твои!
— Нет, не твои, а мои! Я их сама подняла.
— Зато я первая заметила, как они упали на пол, когда королевна Златовласа расчёсывала кудри. Дай мне хоть два!
— Не дам ни одного!
Тут вторая птичка налетела на первую и стала вырывать у неё добычу. А первая — давай отбиваться.;
Кончилось тем, что обеим птичкам досталось по одному волоску, а третий волосок упал и, ударившись об пол, зазвенел, как чистое золото.
Иржик оглянулся и перелил вино.
— Теперь тебе конец! — крикнул король..— Завтра же на рассвете тебя повесят.
— Ах, милостивый король! — воскликнул Иржик.— Разве я не служил вам всегда верой и правдой!..
Король задумался.
— Ты хочешь быть умнее своего господина, Иржик,— сказал он, — а это великая дерзость, за которую и повесить мало. Да уж ладно, ступай разыщи королевну
Златовласу и приведи её ко мне во дворец. Она станет моей женой и королевой, а тебя я, так и быть, помилую.
