Эдуард Успенский - Жабжабыч метит в президенты
— Слишком смело, Кресттопорыч! — сказал Василий. — Но очень заманчиво. Дай подумать.
— Думай, думай, — сказал Барсуков, — пока я здесь мэрю. А то, глядишь, меня перевыберут, — он мрачно посмотрел на Балаболкина, — тогда все. Никаких особнячков.
— Газету надо скромнее назвать, — рискнул вмешаться Балаболкин. — Например, «Правда».
— Кажется, такое название уже было, — сказал Проценко. — А впрочем, пусть будет «Правда».
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ. Встреча с отцом Евлампием
Папа и Жабжабыч подъехали на машине как можно ближе к церковному входу, чтобы не привлекать внимание. Это была старая, резко подновленная церковь Бориса и Глеба. Своими корнями она уходила в грубое средневековье, а верхней, сильно подновленной частью устремлялась в светлое будущее. Всюду видны были медь, пластик и дерево. Чувствовалось, что люди, давшие деньги на евроремонт, внимательно следили за тем, чтобы их большим трудом нажитые грешные деньги не были потрачены кое-как.
Жабжабыч быстро поковылял к дверям, чтобы особенно не светиться перед верующими, а папа торжественно шел близко сзади, загораживая его. Они выбрали самое малоприемное церковное время — начало дня.
В храме было солнечно и тенисто. И как-то очень объемно.
Жабжабыч и папа Устинов робко топтались внутри у дверей. Жабжабыч так всего боялся, что готов был замереть от ужаса минут на сорок.
Мрачные старухи, продававшие свечки и иконы, как-то неуютно косились на них. Но когда папа купил десяток свечей и положил крупную купюру на восстановление храма, их взгляды помягчели.
Один самый сметливый служащий спросил:
— Вы к отцу Евлампию?
— К нему.
— По поводу крещения?
— Нет. Мы по выборам, — прямолинейно ответил папа.
— Тогда не здесь. Давайте я вас к нему проведу.
Они прошли в какую-то пристройку в храме. Она была светлой, уютной и спокойной.
Их встретил доброжелательный священник в рабочей льняной рясе, как положено, бородатый и неожиданно ухоженный.
— Здравствуйте, — сказал отец Евлампий. — А я вас давно жду.
Папа и Жабжабыч удивились.
— Сегодня? — спросил папа.
— Нет, не сегодня, — сказал отец Евлампий, — а давно.
— Давно? — еще больше удивился Пал Палыч. — А почему?
— Потому, что я газеты читаю.
— Ничего не понимаю, — сказал папа, — при чем тут газеты.
— При том. Как только появились первые заметки о вашем Жабжабыче, я стал думать: «А у него душа есть?»
— Конечно, есть, — сказал папа.
— Еще как есть, — добавил Жабжабыч.
— Да? — спросил отец Евлампий. — А кто ему ее дал? Кто ее в него вселил?
— Господь Бог, — сказал папа.
— Старший научный сотрудник Круглый, — поправил его Жабжабыч.
— Вот видите, — сказал Евлампий.
— Значит, дело было так, — поправился папа. — Душу в него вселил Господь Бог руками старшего научного сотрудника Круглого.
— А вы не помните инициалы этого Круглого? — спросил отец Евлампий.
— Он был Круглый Д. У. — сказал Жабжабыч. — А что?
— А то! Что же Господь Бог не мог найти кого-нибудь поумнее для такой операции? — спросил священник.
— Может быть, он спешил, — сказал папа, — а никого другого под рукой не было.
— Целый институт у него под руками — сказал отец Евлампий. — Вон сколько они чудес натворили, а тут никого не нашлось. Значит, с душой у нас вопрос темный.
— Минуточку, — сказал папа, — а что у вас есть об этом в главном учебнике, ну, в этом… в первоисточнике.
— Там мало чего сказано, — ответил отец Евлампий. — Я нашел только в книге Екклезиаста.
Он прочитал по памяти:
— «…участь сынов человеческих и участь животных — одна, как те умирают, так и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом… Все произошло из праха, и все возвращается в прах. Кто знает — дух ли человеческий восходит вверх, или дух животных сходит вниз, в землю…» Так что с крещением мы повременим.
— А с выборами? — спросил папа.
— С выборами проще.
— Как проще? — спросил папа.
— А так. Вам же реклама нужна, помощь наша. Мы вам и поможем.
— Значит, вы за нас? — обрадовался папа.
— Конечно, за вас. Что мы, звери какие. Мы же видим, что вокруг творится. Я тут узнал, что ОНИ готовятся городской парк распродать.
Он не сказал, кто это ОНИ, но всем в городе было понятно, что, когда говорят ОНИ, подразумевают всю городскую администрацию во главе с Барсуковым и Кабановым.
Отец Евлампий зря бы не стал говорить. Он знал все, что происходит в городе не хуже ФСБ. Потому что к нему приходили на исповедь не только бандитские грешники, но и милицейские и кабэбэшные.
— Неужели парк?
— Вот именно парк. А ваш Жабжабыч хоть и без души, но все же с совестью. Его весь город уважает.
— Совесть без души не бывает, — ворчливо сказал Жабжабыч, и отец Евлампий посмотрел на него с уважением.
— И что будем делать? — спросил папа.
— Вот что, — сказал отец Евлампий. — В субботу у нас футбол с младшими школьниками на стадионе. Пусть ваш Жабжабыч приходит на воротах постоять за малышей. Вот тут-то вы нас и фотографируйте, сколько хотите.
— Отлично, — сказал папа Устинов. — На матче будет сто фотоаппаратов.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ. Прием населения
В небольшой однокомнатной квартире на окраине города Магдат Магдатыч Жабов — начальник электросети города беседовал с маленьким Магдатиком.
— Ну, и что там у вас нового в вашем предвыборном штабе.
— Готовимся к приему населения.
— А где будете проводить?
— Еще не решено.
— Давайте в Клубе энергетиков.
— Кто ж нас туда пустит?
— Никто вас туда пускать не будет. Я вам дам ключи от клуба, а вы уж командуйте.
— Отлично, папочка. Спасибо за помещение, — сказал Магдатик. — Ты нас ужасно выручил. А милиция туда не придет разгонять?
— Как операцию проведете, — ответил отец. — Расклеите афишы по всему городу, так и придет. А сделаете грамотно, никто не помешает. Надо без шума, чтобы только население знало. Конспирацию надо соблюдать.
* * *Население очень быстро узнало, что будет его прием кандидатом. Две женщины полушепотом говорили об этом на центральном рынке. А так как они были глуховаты, разговор слышал весь базар.
— Слышь, Антоновна, новый мэр будет население принимать.
— Сама ты Антоновна, а я Андреевна. Откуда у нас новый мэр? Выборов вроде не было.
— Не было выборов, а прием будет. Он хочет нужды народа узнать.
— Хочет, так узнает. У нас этих нужд завались, у нас этих нужд как селедок в бочке. У нас из двух человек трое в нужде живут. Ну, я пошла, Сергеевна, спасибо тебе.
— Сама ты Сергеевна, а я Еремеевна. Где они принимать-то будут?
— В Клубе нергетиков, вот где.
* * *И прием в Клубе «нергетиков» состоялся. Жабжабыч был при галстуке и при столе.
Стол стоял на сцене клуба на фоне красного занавеса, и посетители по одному подходили к столу. Их была целая очередь.
Первой подошла к Жабжабычу бабушка с клюшкой.
— У меня такая, милок, история. У меня есть племянник. Он всегда говорил: «Перепиши на меня, тетя, свою квартиру. Перепиши на меня, тетя, свою квартиру — я тебя буду всю жизнь кормить до самой смерти». Я и переписала.
— И что? — спросил Жабжабыч.
— Ничего, милок. Сейчас он меня выталкивает. Говорит: «Проваливай, бабка, ты мне жениться мешаешь».
— Не может быть! — расстроился Жабжабыч. — Это же нечестно.
— Еще как может. Он мои вещи на улицу вынес.
Жабжабыч сильно опечалился:
— Ты, бабуся, в мэрию ходила?
— Ходила. Они говорят: «Давай, бабка, взятку, мы тебе поможем». А пенсия у меня маленькая.
Жабжабыч еще больше опечалился. Он достал большой, размером в квадратный метр, платок и стал прикладывать его к глазам. А бабушка говорила:
— И лет мне много.
Жабжабыч еще больше опечалился.
— И здоровье у меня плохое. Никудышное.
Платок не спасал. Из глаз Жабжабыча слезы потекли ручьем.
— И никого-то у меня больше нет.
Жабжабыч уже всхлипывал. Он сказал:
— Хорошо, бабушка. Я займусь этим вопросом. Напиши мне на бумажке все как есть.
Жабжабыч горько плакал. Прием населения был прекращен на целый час.
Когда прием возобновился, рядом с Жабжабычем уже сидел папа Устинов, для его отрезвления, и представительница от молодежи — Люба Кукарекова, для большей решительности.
Первым после перерыва на Жабжабыча насел крепкий автомобильный пенсионер:
— Второй год не могу «ракушку» поставить. ОНИ говорят, вопрос с «ракушками» не решен и никогда решаться не будет. А мне что делать? Мой «Запорожец» насквозь прогнил. Просто одни опилки остались.
— Ну, если он уже совсем прогнил, может, и беспокоиться не о чем, — сказал Жабжабыч.