Эдуард Успенский - Жабжабыч метит в президенты
Стенькин фотографировал все и тоже плакал. Но он плакал совсем по другой причине — потому что плакали его денежки. Он же совсем не этого хотел. Он хотел плясок раздетых тетенек на свежем воздухе, жарких объятий при закате солнца, шампанского, брейков и стриптизов.
А бабушки, впрочем, скорее это были пожилые тетеньки, кружились и пели. Они явно вошли в азарт и вдруг запели частушки, направленные на Жабжабыча:
На окошке два цветочкаЦелый день колышутся…Нам еще годков немного,Женихи отыщутся. Их-ох! Ох-их!
Тут одна самая молодая бабушка подтанцевала со своим платочком близко к Жабжабычу и пропела ему лично и со смыслом:
Ой, капуста моя,Мелкорубленая …Не целуйте меня,Я напудренная.
Жабжабыч разволновался и даже закурил большую сигару.
А к нему уже подступила следующая бабушка:
До чего залетка дорог,До чего залетка мил.На своем крылечке курит,До меня доходит дым.
Жабжабыч сразу выбросил сигару и затоптал ее ногой. Тут к нему подкатилась другая березка:
Не ходи, милок, за мною,Не маши картузиком,Все равно гулять не стануС таким толстым пузиком.
Хотя Жабжабыч ни за кем не ходил и никаким картузиком нигде не махал, он немного обиделся на «толстое пузико». А тут еще ему добавили текста:
Ты гуляй, моя товарка,Ты гуляй, красавица,Только ты, товарка, знай:Ну, а вдруг он пьяница.
От такой версии Жабжабыч пришел в ужас и чуть-чуть не замер на пару часов. Но другая, уже совсем продвинутая бабушка пропела ему совсем другие слова:
Есть у каждого минута,Может быть, всего одна.Когда верим мы кому-тоБез оглядки и до дна.
Фотограф Стенькин не выдержал. Он подбежал к автобусу и спросил у главной бабушки:
— А где же эротика?
— Что, уже нужна?
— Очень нужна.
— Сейчас будет.
Главная бабушка три раза хлопнула в ладоши — все двенадцать бабушек, как по команде, подняли вверх руки, и все двенадцать сарафанов разом попадали на траву.
Участницы самодеятельности очень испугались, сильно застеснялись и, кое-как загораживаясь и сверкая белыми ногами, побежали в автобус. Последняя, самая маленькая бабушка подобрала все сарафаны и тоже скрылась в кабине. Автобус отъехал. Представление окончилось.
Но Жабжабыч был счастлив. Он долго хлопал в ладоши вслед уехавшим артистам. И напевал:
Ни за кем я не ходил,Не махал картузиком.Видно, спутали меняС каким-то карапузиком.
И еще:
Ой, салатик ты мой,Мелкорубленый.Вы целуйте меня,Я не пудреный.
* * *Вечером после этого шефского концерта папарацци Стенькин полез в Интернет, в раздел «Отдых и развлечения». Там было все: и «спортивно-развлекательный массаж на дому», и «финские бани с приездом в учреждения», и «дни рождения на природе с группой гимнасток-гитаристок», и «аргентинские танцы при луне для пожилых и обеспеченных господ».
Он читал эти замечательные слова и плакал:
— Вот что мне нужно. Пропади она пропадом, эта «Гибкая березка».
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ. Стратегия и тактика
Жабжабыч заварил избирательную кашу и был счастлив. Целыми днями он сидел себе в кресле-качалке около будки, покуривал сигары и смотрел маленький телевизор, стоявший на табуретке, а все остальные крутились вокруг него и бешено работали.
* * *Был теплый летне-весенний вечер. Было очень хорошее время. Город выглядел пригородом — пригород дачами, дачи — чистой природой. На пригородной веранде Устиновых происходило очередное заседание избирательного штаба. Все энтузиасты были на месте: Влад Устинов, Люба Кукарекова, Леня Коблиц, Женя Попов с братом, Витя Верхотурцев и все, все, все.
Присоединились еще новые ребята: шустрый Магдатик Жабов из младшего класса и два сына других кандидатов в мэры — Паша Свеклин, в просторечии Свекла, и Паша Огурцов, по-простому Огурец.
Получилась целая тимуровская команда.
На заседание была допущена мама Устинова и приглашен внук собаководческого генерала Медведева — тоже Георгий Медведев из соседней школы.
Председательствовал папа Устинов.
— Какие мы имеем успехи? — спросил он. И сам же ответил: — Никаких.
Ребята загудели, как пчелы. Они были несогласны.
— Есть успехи! Есть!
— Нас во всем городе узнали!
В конце концов согласились на том, что успехов было много, но все они были какими-то мелкими.
Слово взял Георгий Медведев:
— Давайте разделим наши задачи на две группы. Они должны быть тактическими — на каждый день. И стратегическими — на недели и месяцы вперед. К тактическим задачам я отношу митинги, призывы и листовки. Так же встречи с избирателями и прием населения.
— Мы все это делали, кроме приема населения, — обиженно сказал Владик.
— Значит, надо срочно провести прием.
— А где? — спросила Люба Кукарекова.
— Кто нам даст помещение? — спросил Пал Палыч.
— Нам не надо помещения. Прием проведем на ступеньках городской администрации.
— Очень мило, — сказала практичная Люба Кукарекова. — Нас сразу же и разгонят.
— Вот и хорошо, — ответил Георгий. — Чем больше нас будут доставать, тем больше у нас шансов победить.
— А какие стратегические задачи вы имеете в виду, молодой человек? — спросил папа Устинов.
— Завоевание авторитета у народа. Необходимо устроить встречу нашего кандидата с духовенством. Пусть отец Евлампий нас благословит.
— У нас очень сложное духовенство, — сказала Люба. — Впередсмотрящее.
— К этому Евлампию без подношений не суйся, — добавил Паша Огурцов.
— Значит, сделаем подношение.
— Но ведь Жабжабыч некрещеный, — продолжала Люба.
— Стало быть, надо креститься.
— А у Жабжабыча есть душа? — спросил новенький Паша Свеклин.
Вопрос повис в воздухе.
— Не надо креститься, — сказал Георгий Медведев. — Надо только сделать хорошую фотографию Жабжабыча с отцом Евлампием.
— Или фото «Жабжабыч зажигает свечи в храме», — сказал папа Устинов. — Этого будет достаточно.
Сам Жабжабыч ничего не говорил. Он не очень понимал, что происходит вокруг. Но многозначительно курил себе сигару и иногда одобрительно кивал головой. Своим молчанием он производил на людей более сильное впечатление, чем своим самым умным разговором.
Итак, было решено первым делом провести прием населения.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ. Два мира — два приема
В это время мэр города Кресттопор Кресттопорович Барсуков тоже вел прием населения. Он принимал сына губернатора N-ской области Василия Проценко.
Проценко был тридцатилетний крепкий господин с остатками некой застенчивости на лице. При беседе присутствовал председатель избирательной комиссии Балаболкин. На его лице было написано чувство глубоководной вины. Еще бы — Жабжабыча признали кандидатом!
— Слушай, Вася, — говорил Барсуков, — у нас тут городской парк пропадает. Не интересуешься?
— Чем?
— Парком.
— В каком смысле?
— В таком — особнячки построить. Ты же у нас строитель.
— Особнячки построить? В парке?
— Да, в парке. Все очень просто. Берешь у нас парк в аренду на сто лет, и все.
— Да, кто же мне его даст?
— Мы дадим, Вася. Я и Кабанов — мэр города и вице-мэр.
Через паузу он объяснил:
— Мы объявим конкурс на облагораживание парка, на строительство в нем аттракционов, детских площадок, дендрариев. Ты этот конкурс выиграешь. И все. Поехали.
— А закон?! — спросил Вася.
— Все будет юридически чисто, — ответил Барсуков. — Вот Балаболкин подтвердит. Он же у нас юрист.
Балаболкин подтвердил.
— Условия конкурса надо печатать в газетах, — угрюмо сказал Василий Проценко.
— В газете, Вася. В газете, — с нажимом произнес Барсуков. — И мы эту газету создадим. Она будет называться «Вестник мэрии», например, или «Народная воля». Тираж будет один экземпляр. И будет всего два конкурсанта. Ты да вот Балаболкин. Может быть, Кувшинова третьим присоединим. Понял?
Василий все еще сомневался:
— Как-то это не по-божески. А народ? Ведь будут протесты. Демонстрации.
— Никаких протестов не будет. Это у вас там, в столицах, протесты. У нас все будет тихо и гладко. Никаких протестов, никаких демонстраций.
— А насчет Бога ты не беспокойся. Обнесешь парк забором как для чистки территории, — наседал он на Васю. — Заборчик постоит год или два. Все к нему привыкнут. Вот и строй свои особняки.