Георгий Полонский - Рыжий, честный, влюбленный
– Двухэтажная, – сказал Людвиг. – А рядом – коробки без окон...
– Это домишки для коров, лошадей, овец... это нам без интереса. Если уж нанести туда визит, – так в тот главный маленький домик, где живут куры, цыплята и яйца... – у Лабана, похоже, поднялись на голове рыжие вихры, словно от сильного ветра. Но ветра не было, даже слабого. – Вот где есть нам занятие по вкусу и по способностям!
Людвиг честно высказал свое впечатление:
– У тебя сейчас лицо стало... ну совершенно бандитское!
Лабана не обидел такой отзыв:
– Ишь ты... не нравлюсь? Нет-нет, там я буду сплошное обаяние излучать! И благородство! – он постарался изобразить обольстительную «рекламную» улыбку.
– А Пес Максимилиан? – напомнил Людвиг. – Папа говорит, что он ужасный... забыл?
– Пугаешь меня этим кривоногим страшилищем? Меня? Да я в три раза моложе его! И знаю такие новые приемчики, от которых он будет иметь бледный вид и ломоту в коленях!
Людвиг сказал тихонько, а все же разборчиво:
– Один хвалился, да в лужу свалился...
А потом вскочил и замахал руками: от белой мазанки (по эту, по лесную сторону поля) бежали в своих теннисных костюмчиках Юкке-Ю и Туффа-Ту. Ужасно захотелось поиграть с ними! Может, к ним-то Лабан отпустит? Отвяжет свою окаянную веревку, чтобы перед друзьями не позорить его?
– Это те самые Зайцы? – спросил Лабан. – Твои приятели?
Людвиг не ответил.
Увидев не только Людвига, но и почти взрослого Лабана, эта парочка остановилась на всякий случай поодаль. И поклонилась вежливо:
– Доброе утро! – это они произнесли одновременно. – Людвиг, топай с нами, не пожалеешь!
Юкке-Ю объявил, куда и зачем они бежали:
– Горностаи сказали, что в киоск завезли свежие медовые пряники! И что они – нарасхват!
А Туффа-Ту добавила:
– Мы разбили свою копилку, представляешь? Юкке, покажи.
Юкке предъявил глиняного кота с дырой в голове и трещиной вдоль спинки. Внутри кота звякало. И сказал, что они подсчитали: денег должно хватить ровно на пять фунтов пряников! И снова пригласил: айда с нами!
Людвиг отозвался с большой охотой:
– Это здорово! Я как раз голодный, как Волк...
Осторожные его приятели на это заметили с упреком, что вспоминать про всяких уголовников совсем необязательно в такое чудесное утро! И опять спросили:
– Так ты идешь?
Людвиг сказал «еще бы» и рванулся к ним. На минуту забыл он про пленное свое положение. И был наказан постыдным падением, когда, как домашнего козлика, стреножила его натянутая веревка!
Потрясенные Юкке и Туффа только тогда и поняли, что он привязан, но все-таки переспросили: так ли это и почему... Лабан сказал с ленцой:
– Да это у нас так... прыгалки. Рукой ему надоело крутить, вот и пробует ногой... Эй, ну покажи дружкам, как это у нас выходит.
Свой конец веревки Лабан отдал Юкке, а Людвиг принялся вращать ногой: нелепо, конечно, но чуть лучше все-таки, чем козликом быть на привязи! Лабан сам попрыгал четыре раза через эти скакалки, а потом Туффу пригласил, у которой это получалось несравненно лучше...
– Ну попрыгайте, попрыгайте... никуда не денутся ваши пряники... – улыбался Лабан.
Звякало во время прыжков содержимое глиняного кота.
– Вот как славно! Весело, да? – оценивал Лабан мастерство Туффы. – Прямо как эта... как Белка!
– А теперь поменяемся, – предложил Людвиг. – Ногой покрутишь ты! Ну отвяжи, Лабан, ну зовут же меня...
– А наше занятие? – спросил брат, что-то обдумывая. – Уже побоку? Впрочем... – фраза повисла, недосказанная. Лабан вытащил большой кнопочный нож, испугавший Зайцев, оттуда выскочило сверкающее лезвие, и веревка на ноге у Людвига была обрезана, наконец-то.
– Отпущу его с вами: наш урок все равно пришлось бы свернуть, сократить: общественное поручение у меня... Всех подряд обойти надо – от Косули до Медведя, от Черепахи до Кабана... – Лабан рассказывал это, полуобняв брата почему-то. Людвиг не помнил, когда он так нежничал в последний раз, бывало ли с ним вообще такое!
Людвиг спросил, для чего понадобилось обходить всех в лесу.
Брат отвечал: это по делу, о котором твои друзья должны знать наверняка. Но у Юкке и Туффы выражение лиц не прояснилось ничуть, а еще больше озадаченным стало.
Тогда Лабан сказал:
– Я собираю у всех – кто сколько может – для их породы. Да-да, для несчастных соплеменников ваших... так-то, Зайчики. Расскажите сами Людвигу, что стряслось... Я не говорил ему, поскольку он слишком у нас впечатлительный... – глубоко вздохнув после этих слов, Лабан стал сматывать веревку.
– Простите, – решился спросить Юкке после паузы. – А что мы должны ему рассказывать?
– Как? И вы ничего не знаете?!
Нет, они даже не понимали, о чем речь.
– Ну вот! Взрослые, как всегда скрывают от ребят все плохое и трудное, а потом удивляются, что вырастают эгоисты! Да вы сами должны были дознаться у мамы: отчего это она вздыхает украдкой?..отчего у нее такие тени под глазами? Но разве вы замечаете такое? Вы – морковку в зубы и айда гулять, горя не зная! Так или нет?
Юкке подтвердил, что да, именно так и бывает чаще всего... Туффе сделалось стыдно по-настоящему:
– А правда, Юкке, нам бы только играть... а у нее – тени... А Людвигу стало уже невтерпеж:
– Лабан, ну говори же!
– Речь идет об одном негодяе... Он потряс и возмутил всех имеющих сердце, – начал Лабан, сильно удивляя младшего брата серьезностью и печалью своего тона и самих слов. – Случилось это не у нас, а в лесу Святого Августина, по ту сторону Большого Оврага. Там он захватил в заложники ровно 77 зайцев...
– Желтый Питон? – спросил шопотом Юкке и побледнел.
– Он самый, погибели на него нет, – мрачно подтвердил Лабан. – Семьдесят семь душ, в основном – женщины и дети. Держит он их в своих жутких объятьях и требует огромный выкуп за их жизнь. Причем – срочно! Если сегодня до захода солнца он не получит половину этого выкупа... двадцать два зайца будут уже с едены! Такие дела. Моя задача – разбудить совесть каждого, у кого она есть, и собрать нужную сумму. Для этого детоубийцы, террориста... твари этой кровожадной! – не знаю даже, как назвать его... слов не хватает!
Людвиг ни разу в жизни не слышал от старшего брата речей о совести, о жалости... Поэтому не мог не спросить:
– Эй, Лабан... а ты... ты не обманываешь?
Брат посмотрел на него озадаченно:
– Что? Думаешь, я преувеличиваю? Нет, братишка... На самом деле я преуменьшаю. Я еще не все вам сказал! Ужас в том, что несколько душ уже задохнулось в кольцах Питона! Первыми, конечно, не выдерживают дети...
Все трое слушателей почувствовали, что слезы перехватывают Лабану горло, хотя зубы его были мужественно стиснуты, а желваки затвердели; он нервно искал по карманам носовой платок, и Людвиг протянул ему свой... Туффа попыталась соответствовать, но получился только скулеж, ни то, ни се – слезы ей не давались сейчас. Юкке и Людвиг стояли очень мрачные.
– Так тебе надо к самому Питону, что ли? – спросил Людвиг.
– А по-твоему, есть другой выход, малыш?
– Слушай... а можно и мне с тобой?
– Вот еще! Такой риск... Мама перекусит мне горло за тебя...
– Ну Лабан! Я от тебя – ни на шаг! А маме не скажем!
– Ладно, твоя взяла... Это ведь недолго: пакет с выкупом надо будет просто кинуть через бамбуковые заросли. И тогда освобожденные зайцы станут сигать к нам в объятья по одному! Вот тут твое дело – считать внимательно: 22 штуки должно быть! Успеть бы только: их жизни – на волоске, а выкупа еще нет...
Все было яснее ясного, но зайцы проявляли недогадливость, они почесывались только и сопели... Юкке объявил, что он вспотел весь, а Туффа сказала, что ей напрочь расхотелось пряников. А про то, чтобы помочь с выкупом – ни гу-гу! Лабан заторопился:
– Ну все, Людвиг. Если ты со мной, – прощайся и уходим.
Туффа смотрела на них обоих с ужасом и только попросила:
– Людвиг... ты поаккуратней там... уж пожалуйста!
И протянула руку ему. Но Людвиг убрал свою: разочаровался он как-то в этой парочке: то ли жадины необычайные, то ли редкие такие тугодумы? Он повернулся к брату:
– Лабан, а кто поможет-то?
– Искать надо... тех, кто и побогаче, и поотзывчивей...
Только после этих слов Юкке, наконец, осенило:
– Так возьмите же наши сбережения! И простите, что мы не сказали сразу!
И Туффа-Ту закричала:
– Все-все, до последней кроны, возьмите! Мама только похвалит нас, – верно, Юкке? У нас же полно родственников в лесу Святого Августина!
Но Лабан был весь в сомнениях, когда они совали ему своего глиняного кота, брякающего кронами:
– Не-не-не, дети в этом не участвуют.. Ну у кого поднимется рука – оставить вас без медовых пряников?
Юкке-Ю и Туффа-Ту кричали, что они не хотят, что пряники застрянут у них в горле, что им теперь и думать неохота про сладости... Лабан взял копилку, но не слишком охотно. Позволил им уговорить себя:
