Уильям Хорвуд - Ивы зимой
«Сегодня не воскресенье, — прикинул в уме Тоуд. — На общую молитву по случаю церковного праздника тоже не похоже: слишком уж веселы и беззаботны эти люди и нет в них подобающей торжественности. Наверное, в деревне свадьба! А значит, здесь соберется немало народу в самом благостном расположении духа, что может сослужить добрую службу несчастной жабе… то есть бедному странствующему трубочисту, которого не только накормят и дадут выпить, но и одарят на радостях шиллингом-другим, а то и поболее. Э, да что там: я сам готов отдать последний грош (если бы он у меня был) за то, чтобы посидеть вечер в веселой компании и переночевать в деревенском трактире».
Подбадривая себя сладостными грезами, Тоуд приближался к деревне, не забывая весело и дружелюбно приветствовать всех обгонявших его гостей, ехавших на свадьбу.
— А свадьба-то, должно быть, знатная! — присвистнул он, прикинув количество гостей.
В радужных мечтах бродяги вожделенная пара шиллингов на глазах вырастала до флорина, а то и — страшно сказать — до полгинеи!
Чем ближе он подходил, тем лучше ему становилась видна немалая толпа людей, собравшихся у деревенской церкви. Не занятая гостями часть площади посреди деревни была уставлена бричками, двуколками, другими экипажами, среди которых наметанный глаз Тоуда тотчас же отметил с полдюжины автомобилей (два из них — новейших моделей). Гости мужчины были одеты в парадные костюмы, дамы — в подобающие случаю нарядные платья. Помимо гостей на площади собралась целая толпа зевак, из которых одни были одеты едва ли не лучше, чем приглашенные, а другие — в жалкие лохмотья хуже тоудовских.
Когда он подошел к церкви, приглашенные уже скрылись за ее массивными дверями. Попытки Тоуда выяснить у зевак имена виновников торжества ни к чему не привели. Оставшиеся на площади все свое внимание перенесли на ожидание невесты и ни на миг не хотели отвлекаться ради того, чтобы объяснить бродячему «трубочисту» суть дела.
Наконец невеста появилась на площади, выйдя из ворот ни много ни мало самой мэрии, здание которой располагалось как раз напротив церкви. Сопровождал невесту высокий седовласый джентльмен — ее отец, выступавший с такой гордостью и радостью, словно сам был женихом на этой свадьбе.
А радоваться было чему: если уж молодые надумали обвенчаться зимой, то о лучшей погоде для дня свадьбы и мечтать было нельзя. Яркое солнце сияло на чисто вытертом ватными облаками и теперь безупречно голубом небе. Жимолость, обвивавшая каменные стены церкви словно праздничными гирляндами, была украшена бриллиантами крупной росы. Клумбы покрывали нежные облачка цветущих подснежников и веселые золотинки мать-и-мачехи, уже попадавшиеся Тоуду в полях и распустившиеся здесь, на взрыхленной земле, в полную силу.
В общем, нельзя было винить Тоуда в том, что он, расчувствовавшийся и умиленный этой красотой, несколько расслабился и просмотрел приближение кое-кого из чуть задержавшихся важных гостей. А были среди них весьма заметные персоны, такие, например, как парочка епископов, наряженных в праздничные пурпурно-черные одеяния. Неплохой компанией для них были четверо высоких, сильных, в полной форме, почетных стражников. Судя по их грозному и надменному виду, этот квартет был удостоен чести никак не меньшей, чем охрана какого-нибудь лорда.
Очнувшемуся Тоуду оставалось только вздрогнуть и икнуть от страха. Влип он основательно, ибо вслед за пурпурной парочкой и рослым квартетом на площади появился блестящий черный автомобиль, до поры до времени скрывавшийся в одном из примыкавших к площади переулков. Из чрева машины вынырнуло не менее восьми (!) человек в синей форме — полиция! Полицейские, все — важные офицерские чины, проследовали в церковь, лишь на миг залив площадь сполохами синего пламени своих парадных мундиров.
Эта синяя вспышка вернула Тоуда к реальности. Он очень пожалел, что вовремя не предусмотрел такого поворота событий. Пока что внешне все было спокойно, но внутренний голос убежденно твердил Тоуду: что-то здесь не так.
Тем не менее Тоуд тряхнул головой и поборол свое паникующее второе «я», которому пришлось по-тихому удалиться и попридержать на время язык. Сам же Тоуд пробился сквозь напирающую толпу зрителей и оказался в первом ряду — у самого выхода из церкви, там, где наблюдать за появлением свадебной процессии было удобнее всего.
Пройдя по площади под градом пожеланий счастья, невеста с отцом скрылись за дверями церкви. Устроители свадьбы позаботились и о тех, кто остался снаружи. Пока в церкви шел обряд венчания, зрителям были вынесены пирожки и горячий пунш, что подкрепило их силы и согрело в этот солнечный, но все же не жаркий день. Наконец послышались звуки органа, исполняющего свадебный марш. Зрители замолчали и поспешили занять места поближе к дверям церкви. Вскоре тяжелые створки распахнулись, открывая путь новобрачным.
Вся эта праздничная кутерьма совсем вскружила Тоуду голову. Даровая еда притупила осторожность, а бесплатная выпивка и вовсе помогла забыть о каких-то опасностях в таком прекрасном, согретом ярким солнцем мире. Тоуд вместе со всеми зрителями весело смеялся, шутил и даже присоединился к паре песен, исполнявшихся импровизированным народным хором, помогая себе дирижировать связкой длинных щеток.
Не обратив внимания на посланные ему судьбой предупреждения в виде появления епископов, стражи и полиции, Тоуд осознал всю серьезность опасности, нависшей над ним, когда кто-то из зевак поинтересовался у него:
— Ты-то здесь как, официально?
— Я? — ничего не понимая, переспросил Тоуд.
— В смысле — по службе, не иначе? Собеседник Тоуда ухмыльнулся и вдруг добродушно расхохотался. Тоуд не придумал ничего лучше, как рассмеяться вместе с ним. Эх, если бы он только знал…
— Молодые идут! — пронесся по площади веселый крик, сопровождавшийся мощными аккордами свадебного марша, доносившимися из церкви.
Тоуд все еще пытался вернуться в беззаботную атмосферу праздника, все еще убеждал себя, что никакой опасности нет. Ну что плохого ждать от счастливых жениха и невесты, что может быть от него нужно гордым и довольным родителям? Какую опасность может таить в себе процессия дядюшек и тетушек, братьев и сестер, кузин и кузенов, епископов и…
— Епископов?! — сдавленно прошептал Тоуд, опускаясь с небес на землю.
Благовест, отбиваемый церковными колоколами, зазвучал для него тревожным набатом. Парочка епископов, на которых Тоуд до того не обратил внимания, появилась на пороге, предвещая появление кого-то еще более грозного и опасного. И он появился — облаченный в еще более пурпурную мантию, с огромным, больше, чем у всех других, крестом, он шагнул вперед; от его пасторского посоха, казалось, исходила святая благодать.
Хотя… благодать не благодать, это уж кому как. Тоуд, например, присмотревшись к лику святого отца, чуть не упал в обморок: ему ли было не знать это лицо, лицо его светлости лорда-епископа, в крышу оранжереи которого довелось угодить Тоуду при вынужденном десантировании с борта падающего аэроплана.
Последние свои силы Тоуд направил на то, чтобы, пятясь, затеряться в толпе. Безуспешно: зрители стояли сплошной стеной, не желая расступаться ни на дюйм. Вынужденный оставаться в первом ряду, он с отчаянием наблюдал, как за спиной его светлости показались четыре стражника, а с ними — не кто иной, как тот самый дворецкий, некоторое время назад подававший Тоуду в постель деликатесы и нектары. Да, это был Прендергаст — собственной персоной.
— И он тут! — охнул Тоуд, только сейчас осознав, куда он влип.
Женихом на свадьбе, гостем которой он оказался по прихоти судьбы, был не просто кто-то из местной знати, а сын и наследник владельца той усадьбы, где он, Тоуд, провел три дня на тех же правах, что птенец кукушки в чужом гнезде.
Он еще раз попытался протиснуться в толпу. Снова безрезультатно. Словно живая стена подпирала его сзади. Потом в глазах Тоуда зарябило от череды синих мундиров, появившихся на церковном пороге. Столько полицейских сразу он еще никогда не видел. Может быть, страх помог разыграться воображению, но Тоуду показалось, что не только все приглашенные, но и вся толпа зевак облачилась в синюю форму. Тем не менее он абсолютно верно угадал причину появления на этой свадьбе такого количества блюстителей закона: вслед за роем синих пчел, выпорхнувших из улья, в дверях церкви показался крестный отец невесты — комиссар полиции (и тоже собственной персоной).
«Кто же отец жениха? — успел спросить себя Тоуд. — Неужели сам лорд-епископ?»
— Так и есть! — простонал он, зажатый между живой стеной и косяком церковной двери.
Деваться было некуда. Словно в кошмарном сне, ставшем явью, Тоуд оказался в шаге от самых опасных для него людей — не в силах что-либо предпринять для своего спасения: ни отступить, ни убежать, ни испариться, да что там — далее отойти на шаг назад не представлялось возможным.
