Уильям Хорвуд - Ивы зимой

ИВЫ ЗИМОЙ

Посвящается памяти сына Кеннета Грэма Аластера, 1900–1920, первого слушателя Ивовых историй.

The Willows in Winter © 1993 by William Horwood

Illustrations copyright © 1993 by Patrick Benson

Перевод с английского Владимира Правосудова

I СКВОЗЬ БУРАН

Тепло камина приятно согревало пятки Крота. За стенами дома яростно и бессильно завывал зимний ветер — ему удавалось лишь изредка швырнуть вихрь дыма да горсть сажи вниз по каминной трубе. Крот размышлял о том, что дела идут почти отлично, хотя и не совсем.

«Нельзя быть таким злым и жестокосердным, — повторял он про себя, хотя, судя по не свойственному его рыльцу мрачному выражению, давалось ему это нелегко. — Я жив, здоров, — убеждал он себя, — у меня есть дом, и нельзя, нельзя быть таким негостеприимным».

Крот бросил взгляд на кресло по другую сторону камина — поменьше и не такое удобное, как то, в котором сидел он сам. Там-то и была причина его плохого настроения.

Крот отвел глаза и снова уставился в камин, повторяя про себя: «Нужно набраться терпения, обрести в душе сострадание, смириться, наконец. Нужно, нужно… Надоело!»

Ветер взвыл еще сильнее так, что вздрогнула дверь, скрытая среди корней рухнувшего старого дуба. Словно отвечая ударам бури, громко треснуло горевшее в камине буковое полено. На коврик бодро выскочил и задымился яркий уголек.

— Не утруждайся, — поспешил сказать незваный гость, сидевший в кресле напротив, — я сейчас уберу…

— Как-нибудь уж сам обойдусь. Премного признателен, — пробурчал в ответ Крот — совсем не так вежливо, как можно было ожидать, зная его характер. — Ой! Ах ты!

Крот затряс лапой от острой боли в ладони, неловко перебросив уголек обратно в огненное логово.

— Может быть, ты хочешь…

— Не может! Не хочу! — отчеканил Крот, едва сдерживаясь. — Я хочу, я хочу… я…

Но оказалось, что высказать то, чего он хочет, вовсе не так легко. Поди попробуй вслух заявить, что больше всего хочется, чтобы тебя оставили в покое, одного в собственном доме, предоставили возможность коротать, бездельничая, этот зимний вечер, приготовить какое-нибудь согревающее питье — или не приготовить, это уж ему заблагорассудится, но, во всяком случае, быть свободным и не думать о ком-нибудь еще.

Свободным не только на сегодняшний вечер, но и на все предстоящие вечера.

Какими же далекими и недостижимыми казались теперь эти вечера, которые он счастливо проводил дома один! Что за славные были денечки! Да, пришла зима, но что с того? Ну подумаешь, ветер бьет в дверь и заносит ее снегом. Что с того, что по ночам — но пути от камина в гостиной до теплой и уютной постели в спальне — тянет ледяным сквознячком? Ну — зима, ну — холодно, но все это — сезонные неудобства, весь этот снег и лед — не идет ни в какое сравнение с горечью от утраты неприкосновенности частной жизни, испытанной Кротом впервые с тех пор, как он когда-то высунул нос из своей норки.

Крот внимательно разглядывал отметину, оставленную угольком на прикаминном коврике, и всячески пытался убедить себя в том, что именно он — он сам — и есть настоящий бессердечный крот, не заслуживший всех тех радостей, которые подарила ему жизнь. И если он не в состоянии набраться хоть капельки терпения и переждать еще всего несколько…

— …месяцев! — нечленораздельно простонал он себе под нос. — Несколько самых длинных месяцев года — вот сколько он еще здесь проторчит! Не могу же я выставить его в такую погоду. Да и не за что, абсолютно не за что его выпроваживать или сердиться на него. Не за что. Это я во всем виноват. Это я достоин осуждения. Нужно было вовремя спровадить его.

— Дядя, как вы себя чувствуете? — подал голос нежеланный гость. — Сдается мне, выглядите вы как-то угрюмо…

— Э-э… нет. — Тон ответа вовсе не располагал к продолжению беседы.

— А мне сдается, что именно так вы и выглядите.

Резкий порыв ветра швырнул в дверь очередную лопату мокрого снега. Сквозняк сильнее побежал по полу. Опора и укрытие домика — старый упавший дуб вздрогнул, заставив Крота и его гостя внимательно посмотреть на потолок, а затем на буфет, в котором звякнули, пританцовывая, тарелки и чашки.

— Неужели тебе больше нечем заняться, кроме болтовни? — проворчал несчастный Крот.

— Абсолютно нечем, особенно в такую погоду, — ответил его Племянник, выжидательно глядя на Крота.

Поняв, что дядя не собирается продолжать, и убедившись, что никак не перебьет старшего Крота, Племянник повел разговор дальше:

— Вы только представьте себе: зимняя ночь, буран, ураган — ну как сегодня, — ничто не испугает вас. В такую погоду, когда большинство живых существ в страхе дрожит в глубине своих нор и гнезд, вы — я уверен — смогли бы прошагать много миль сквозь чащу Дремучего Леса и, несмотря на ветер, снег и другие опасности, спасти попавшего в беду зверя… если, конечно, придется…

— Сколько раз я тебе говорил: я вовсе не тот Крот, каким ты меня представляешь! — буркнул в ответ Крот. — Выйти из дома в такую ночь — это вряд ли придет в голову любому здравомыслящему существу, включая и меня. Я совершенно не тот храбрый, дерзновенный Крот, о котором ты, похоже, где-то слышал. Я самый обыкновенный крот, и мне не по себе, когда ты предполагаешь, что я…

— Но, дядя, я же знаю, что вы — не обыкновенный крот. Дядюшка Рэт Водяная Крыса рассказал мне, что вы — храбрейший и мудрейший Крот из всех кротов, с которыми ему доводилось встречаться. Мистер Тоуд Жаба так прямо и заявил мне: кого он хотел бы видеть рядом с собой в тяжелую годину — так это вас, дядя. И даже мистер Барсук — а его мудрость всем хорошо известна — сказал (я цитирую): «Есть только один Крот, и нет никого лучше, храбрее и отважнее его!» Так что, дядя, ложная скромность здесь неуместна.

Крот, который в общем-то ничего не имел против кое-какой лести в свой адрес, в глубине души признавал, что, говоря начистоту, все эти комплименты были высказаны ему абсолютно незаслуженно. Вздохнув, он подвинул пятки поближе к камину и решил попытаться извлечь из ситуации, в которой оказался, максимум пользы.

— Если тебе действительно больше нечем заняться, то нет ничего дурного в том, чтобы приготовить для меня доброй горячей сливово-черничной наливки, — негромко сказал он.

Не успел Крот закончить фразу, как Племянник бросился исполнять его просьбу — действуя излишне энергично и производя слишком много шума: звеня посудой, шаркая тапочками, грохоча каминной решеткой и — что было абсолютно непереносимо — напевая что-то себе под нос.

Крот снова нахмурился, скривил рыльце в недовольной гримасе и вдруг улыбнулся.

Сидя в уютном кресле, положив передние лапы на мягкие подлокотники, чуть наклонив к камину голову и глядя прямо в огонь, он чувствовал, как ласковое тепло окутывает его, согревая даже вечно мерзнущий острый нос.

Храбрый? Да нет же…

Отважный? Бросьте вы… Выдающийся? Ой, перестаньте…

— Вот Рэтти, — бросил он через плечо, — тот действительно отважный зверь.

— Что вы сказали, дядя?

— Я говорю: Рэтти — вот кто у нас храбрец, — ответил Крот, оборачиваясь к Племяннику.

— А мистер Барсук тоже?

— А как же! Барсук так же отважен, как и умен. Это уж само собой.

— А мистер Тоуд? Он ведь тоже храбрый?

Крот рассмеялся:

— Ну… храбрый? Пожалуй, так назвать старину Toy да я бы не рискнул. Лихой — конечно, безрассудный — определенно, тщеславный — абсолютно точно. Но храбрый — это вряд ли.

— Но вы ведь его любите? — решил уточнить Племянник, ставя на столик — так, чтобы Кроту было удобно — поднос с кружкой горячей зимней наливки, куском поджаренного хлеба и пудингом, поблескивавшим дрожащим озерцом растопленного масла.

— Вообще-то не за что, — ответил Крот, принюхавшись к пудингу и откусив основательный кусок. — Люблю я или не люблю Toy да — дело не в этом, — пояснил Крот, прожевав. — Тоуд есть — и все тут. Ну как есть деревья, река, лето и зима. Тоуд, наверное, самое несносное создание из всех, кто когда-либо жил или будет жить на земле (может быть, даже еще несноснее, чем ты, если такое возможно), но знаешь, сидя вот так вечером у камина, в тепле и спокойствии собственного дома, когда лишь воспоминаниям дано нарушать безмятежность нашего отдыха, когда впереди нас ждет только хорошее, а в первую очередь сладкий сон в уютной постели, — так вот, в свете всего этого я могу с уверенностью утверждать, что не будь в нашей жизни Тоуда, она потеряла бы всякий смысл.

Крот приложился к кружке со сливово-черничной наливкой, откусил еще кусок пудинга и сосредоточенно уставился на огонь, плясавший в камине.

Племянник в нерешительности поглядывал на Крота. Ему так хотелось, чтобы тот разговорился и поведал о приключениях, которые выпали на долю самого Крота, дядюшки Рэта Водяной Крысы, а с ними и мистера Тоуда Жабы, и мистера Барсука, о захватывающих дух историях про жизнь на Берегу Реки и в Дремучем Лесу. Ведь именно ради этих рассказов Племянник и проделал неблизкий путь откуда-то из Дальних Краев Белого Света, разыскал своего знаменитого родственника и остался у него погостить на некоторое время.