Макс Крузе - Урмель, который приплыл на льдине
— Не представляю. Ни разу в жизни не ссорился с Хрюквой, — ответил он. — Послушай, что это там такое блестит на берегу?
Шуш уселся на ветку. Она закачалась. Шуш вылупил глаза, но так ничего толком и не разглядел.
— Слетаю-ка я туда, погляжу! — крикнул он.
В этот миг на вершине горы Высполпу показались Вава и Пинг. Вот они уже взобрались на крыльцо профессорской хижины.
— Интегггесно, — цокнул клювом Башмак, — Пингвину тоже будут пихать в клюв гггязную тгяпку?
Тим с проворством мартышки соскользнул с дерева и припустил к дому. Шуш, сгорая от любопытства, отправился следом за ним. Подлетев к хижине, он уселся на сук.
Вскоре из домика раздалось пыхтение верной Хрюквы.
— Дайте же профессору выспаться! Фффууу. Безобразие! Только бедный человек прилег, как его уже тормошат! Даже не постучались! Что за манеры!
Пинг обиженно закрякал:
— Откуда нам знать, что профессор спит среди бела дня?
— Да не сплю я, не сплю! — закричал из кровати профессор.
— Да не спит он, не спит! — пролопотал ободренный Пинг. — Гы!
— А айшшшберг тем временем тает… — прошелестел варан.
— Что-о-о?! — вскричал профессор. — Айсберг? Где?! У нас?!! — Он открыл дверь, подвязывая на ходу свой красный халат.
— Ага, настояфффий айсберг! — закивал Пинг. — И там фффто-то такое вмерзло! Фффто-то больфффое! Вдруг это ракуфффка?!
Профессор сунул ноги в шлепанцы и пошаркал вниз по тропинке. Пинг похромал за ним. Вава юркнул вперед. Шуш взмыл в небеса.
— Уфф-уфф! Вот ведь бездельники любопытные! — Хрюква бросила тряпку и потрусила вдогонку. — Свин его знает, чего они там без меня натворят! — пыхтела она.
Кляксик, понятное дело, бежал самым первым.
Глава четвертая
На сушу выносит нечто несухопутное
Как ледяная глыба оказалась у берегов Хатихрю — наука этого так до сих пор и не выяснила. Возможно, еще на Севере она откололась от вечных льдов, и сперва ее понесло Лабрадорским течением, а затем шторма и попутные ветры пригнали ее к экватору.
За время своих скитаний гора изрядно подтаяла, но все же размеры ее впечатляли.
Тибатонг изумленно разглядывал льдину.
— Какое событие! Да ведь теперь мне придется разработать совершенно новую теорию морских течений… — пробормотал он. В тапках, даже не подобрав полы халата, он побрел по воде, чтобы взглянуть на чудо вблизи. Сдвинув очки на кончик носа, он внимательно изучал ледяные кристаллы.
— Профессор! Уфф!!! — причитала Хрюква. — Насморк схватишь! — Она сидела на теплом песке и озабоченно шмыгала пятачком.
Шуш опустился на острую верхушку айсберга. Пинг, подплывавший к льдине, чтобы еще раз взобраться наверх, заверещал во все горло:
— А ну слезай! Я первый его увидел!
— Нет, я! — надулся Вава.
— А вот и не ври! — разозлился Пинг. — Я первый увидел, фффто там вмерзла фффтукенция!
— Следует вытащить айсберг на берег! — сказал профессор решительно.
— Но он же растает, растает! — закрякал Пинг.
— Ну так и что же? — щелкнул клювом Башмак. — До Рррождества он все ррравно не пррротянет.
— Его нельзя оставлять в воде! — заявил Тибатонг. — Если туда действительно что-то вмерзло, то, когда лед растает, оно или пойдет ко дну, или уплывет восвояси.
— Туда ему и дорога! — фыркнула Хрюква. — Одна грязища, а толку нуль. Уф…
— Но как же мы втащим на шушу такую шшштуковину? — засомневался Вава. — Такую большущую и холоднющую?
— А пусть Селифант подтащит. Он у нас сильный, как трактор! — предложил Тим Кляксик.
Предложение все сочли разумным и дельным. Пинг тут же кинулся в волны, чтобы поскорее доплыть до Селифантова островка. Но Шуш — увы! — опять оказался проворней.
Бурляев и пенясь, бились волны о серые камни. Ластоногий сидел, опершись на самый кончик хвоста.
Он вздымался над Океаном огромной горой. Тянул жирную, в складочках, шею, с тоской прижимал к сердцу передние ласты, широко разевал огромную пасть. Темные глаза его влажно блестели, усы подрагивали на ветру.
— Ох-хо-хооооо… Как мне плохо-хо-хооо… — рыдал Селифант.
— Ну пегггестань, пегггестань! — затараторил Башмак. — Тибатонг пгггосит тебя погггаботать!
— Ооооо… — вздохнул Селифант. — Порабооооотать? Меня?!
— Тебя, тебя, кого же еще! — закрякал Пинг. — Кроме тебя, ни у кого силы не хватит!
И они объяснили, что надо делать.
Но Селифант, уныло качая большой головой, ответил протяжно и басовито:
— Я бы охооооотно помооооог Тибатооооонгу, но это, увы, невозмооожно. Мне ооочень гооорестно. А если придется рабооооотать, то гоооресть ведь может уйти. Вы меня понимаете?
— Не понимаем, — хором сказали Пинг и Башмак.
— Мда… — вздохнул Селифант. — Никтооо не хооочет понять. Оттого-то и гооорестно. — И морской слон печально воззрился на свой хвостовой плавник.
Наконец он все же поддался на уговоры. Грузная туша плюхнулась в воду. Поднялся огромный фонтан.
Вот он уже нырнул под ледяной обломок и, поднатужившись, приподнял глыбину над водой.
— Потряшшшающе! — восхитился Вава.
— Остогггожно! Тгггеснет! — беспокоился Башмак.
Селифант громко пыхтел. Ласты его взбаламутили воду, подняв со дна тучи песка. Сантиметр за сантиметром, айсберг двигался к берегу. Профессор и Тим по мере сил помогали. И вот наконец, после тяжких трудов, белоснежный кристалл оказался на берегу. Он искрился на солнце, большой-пребольшой. В воде он казался раза в три меньше!
Под истаявшей коркой льда проглядывал какой-то круглый предмет в серовато-белую крапинку.
— О-о-о! — вскричал Тибатонг. — О-о-о! Да это… неужели? Я… я… я… Кажется, я на пороге великого открытия!
— А я свое уже совершила. На тебя, профессор, смотреть страшно. Не профессор, а чудо-юдо какое-то! — буркнула Хрюква.
Свинка была права. Мокрый халат облепил ноги, тапки уплыли, вся голова в песке… Хорош профессор!
Селифант отдыхал на берегу. Он положил голову на передние ласты и мерно ею покачивал. Но так как никто на него не смотрел, то ластоногий решил удалиться.
— Хоть бы спасибо сказали… — бурчал он, подплывая к своему островку. — Благодарности я и не ждал, но все же тоскливо… Мда…
И Горестная Песнь вновь разнеслась над волнами. Профессор хлопнул себя по лбу.
— Ой, мы же забыли сказать Селифанту спасибо за его героический труд! — с досадой воскликнул он. — Это упущение необходимо исправить! Но сейчас нельзя терять ни минуты. Шуш и Пинг, будьте так любезны, отбейте клювами лед от предмета, который внутри. Но умоляю, по крупинкам! Представьте, что это ваза из драгоценного китайского фарфора. А ты, Вава, сбегай ко мне в кабинет. На столе под окошком лежит стетоскоп. Я точно помню, что оставил его там, когда лечил Хрюкву от кашля. Принеси мне его, дружочек!
— Профессор! — в ужасе запыхтела Хрюква. — Неужели ты позволишь Ваве — уфф! — грязными лапами карабкаться на стол и рыться в твоих бумагах!..
Но профессор был слишком взволнован, чтобы внять словам Хрюквы.
— Голубушка Хрюква! Принеси полотенец и одеял, да побольше! Тим, помоги ей! — кричал Тибатонг.
Хрюква, Тим и Вава понеслись выполнять поручения профессора. Тем временем Пинг и Шуш принялись тюкать клювами лед, освобождая таинственную штуковину. Ее очертания проступали все отчетливей. И чем яснее они проступали, тем сильнее профессор волновался.
— Стойте! Осторожно! Не так сильно! — просил он.
Наконец Пинг и Шуш остановились.
— Превосходно, — сказал профессор. — Яйцо!
Он осмотрел скорлупу.
— Целехонькое! Какое счастье! Вава, стетоскоп у тебя?
Варан держал инструмент в пасти.
— Только он лежал вовщщще не на шшштоле, а в коржжжинке для мушшшора, — заметил Вава.
Глава пятая
Терпение наших островитян повергается испытаниям, а затем сполна вознаграждается
Тибатонг прослушал яйцо сверху, снизу, с боков. Звери, волнуясь, скакали вокруг, и Тибатонг несколько раз просил, чтобы они не галдели. Но шум прибоя и отголоски Горестных Песен все равно мешали ужасно.
— Ничего не слышно! — огорченно пробормотал профессор. — Видно, оно промерзло насквозь. Хрюква, ты принесла полотенца и одеяла? Прошу тебя, Тим, помоги мне сухо-насухо вытереть это яйцо. До последней льдинки. До капельки. Только осторожно!
— Ты полагаешь, шшшолнышко шшшможет выщщщидеть это яйцо? — осведомился Вава.
— Ну что ты! — отвечал профессор. — Солнышка тут недостаточно. Яйцу нужно другое тепло — животное, материнское. Придется вам поработать наседками. Вава, ты будешь первым. Позволь, я тебя подсажу. Только не ерзай! Представь, что в яйце твое родное дитя.
