Льюис Кэрролл - Alices Adventures in Wonderland. Аня в стране чудес

— Это все ее воображенье. У нее, знаете, никакого и горя нет!

Они подошли к Чепупахе, которая посмотрела на них большими телячьими глазами, полными слез, но не проронила ни слова.

— Вот эта барышня, — сказал Гриф, — желает услышать твою повесть.

— Я все ей расскажу, — ответила Чепупаха глубоким, гулким голосом. — Садитесь вы оба сюда и молчите, пока я не кончу.

Сели они, и наступило довольно долгое молчанье. Аня подумала: «Я не вижу, как она может кончить, если не начнет». Но решила терпеливо ждать.

— Некогда, — заговорила наконец Чепупаха, глубоко вздохнув, — я была настоящая черепаха.

Снова долгое молчанье, прерываемое изредка возгласами Грифа — хкрр, хкрр… — и тяжкими всхлипами Чепупахи.

Аня была близка к тому, чтобы встать и сказать: «Спасибо, сударыня, за ваш занимательный рассказ», но все же ей казалось, что должно же быть что-нибудь дальше, и потому она оставалась сидеть смирно и молча ждала.

— Когда мы были маленькие, — соизволила продолжать Чепупаха, уже спокойнее, хотя все же всхлипывая по временам, — мы ходили в школу на дне моря. У нас был старый, строгий учитель, мы его звали Молодым Спрутом.

— Почему же вы звали его молодым, если он был стар? — спросила Аня.

— Мы его звали так потому, что он всегда был с прутиком, — сердито ответила Чепупаха. — Какая вы, право, тупая!

— Да будет вам, стыдно задавать такие глупые вопросы! — добавил Гриф. И затем они оба молча уставились на бедняжку, которая готова была провалиться сквозь землю. Наконец Гриф сказал Чепупахе:

— Валяй, старая! А то никогда не окончишь.

И Чепупаха опять заговорила:

— Мы ходили в школу на дне моря — верьте не верьте…

— Я не говорила, что не верю, — перебила Аня.

— Говорили, — сказала Чепупаха.

— Прикуси язык, — добавил Гриф, не дав Ане возможности возразить. Чепупаха продолжала:

— Мы получали самое лучшее образованье — мы ходили в школу ежедневно.

— Я это тоже делала, — сказала Аня. — Нечего Вам гордиться этим.

— А какие были у вас предметы? — спросила Чепупаха с легкой тревогой.

— Да всякие, — ответила Аня, — география, французский…

— И поведенье? — осведомилась Чепупаха.

— Конечно, нет! — воскликнула Аня.

— Ну так ваша школа была не такая хорошая, как наша, — сказала Чепупаха с видом огромного облегченья. — У нас, видите ли, на листке с отметками стояло между прочими предметами и «поведенье».

— И Вы прошли это? — спросила Аня.

— Плата за этот предмет была особая, слишком дорогая для меня, — вздохнула Чепупаха. — Я проходила только обычный курс.

— Чему же Вы учились? — полюбопытствовала Аня.

— Сперва, конечно, — чесать и питать. Затем были четыре правила арифметики: служенье, выметанье, уморженье и пиленье.

— Я никогда не слышала об уморженьи, — робко сказала Аня. — Что это такое?

Гриф удивленно поднял лапы к небу.

— Крота можно укротить? — спросил он.

— Да… как будто можно, — ответила Аня неуверенно.

— Ну так, значит, и моржа можно уморжить, — продолжал Гриф. — Если Вы этого не понимаете, Вы просто дурочка.

Аня почувствовала, что лучше переменить разговор. Она снова обратилась к Чепупахе:

— Какие же еще у вас были предметы?

— Много еще, — ответила та. — Была, например, лукомория, древняя и новая, затем — арфография (это мы учились на арфе играть), затем делали мы гимнастику. Самое трудное было — язвительное наклонение.

— На что это было похоже? — спросила Аня.

— Я не могу сама показать, — сказала Чепупаха. — Суставы мои утратили свою гибкость. А Гриф никогда этому не учился.

— Некогда было, — сказал Гриф. — Я ходил к другому учителю — к Карпу Карповичу.

— Я никогда у него не училась, — вздохнула Чепупаха. — Он, говорят, преподавал Ангельский язык.

— Именно так, именно так, — проговорил Гриф, в свою очередь вздохнув. И оба зверя закрылись лапками.

— А сколько в день у вас было уроков? — спросила Аня, спеша переменить разговор.

— У нас были не уроки, а укоры, — ответила Чепупаха. — Десять укоров первый день, девять — в следующий и так далее.

— Какое странное распределенье! — воскликнула Аня.

— Поэтому они и назывались укорами — укорачивались, понимаете? — заметил Гриф.

Аня подумала над этим. Потом сказала:

— Значит, одиннадцатый день был свободный?

— Разумеется, — ответила Чепупаха.

— А как же вы делали потом, в двенадцатый день? — с любопытством спросила Аня.

— Ну, довольно об этом! — решительным тоном перебил Гриф. — Расскажи ей теперь о своих играх.

Глава 10. Омаровая кадриль

Чепупаха глубоко вздохнула и плавником стерла слезу. Она посмотрела на Аню и попыталась говорить, но в продолжение двух-трех минут ее душили рыданья.

— Совсем будто костью подавилась! — заметил Гриф, принимаясь ее трясти и хлопать по спине. Наконец к Чепупахе вернулся голос. И, обливаясь слезами, она стала рассказывать.

— Может быть, Вы никогда не жили на дне моря («Не жила», — сказала Аня) и, может быть, Вас никогда даже не представляли Омару. (Аня начала было: «Я как-то попроб…» — но осеклась к сказала: «Нет, никогда!») Поэтому Вы просто не можете себе вообразить, что это за чудесная штука — Омаровая Кадриль.

— Да, никак не могу, — ответила Аня. — Скажите, что это за танец?

— Очень просто, — заметил Гриф. — Вы, значит, сперва становитесь в ряд на морском берегу…

— В два ряда! — крикнула Чепупаха. — Моржи, черепахи и так далее. Затем, очистив место от медуз («Это берет некоторое время», — вставил Гриф), вы делаете два шага вперед…

— Под руку с омаром, — крикнул Гриф.

— Конечно, — сказала Чепупаха.

— Два шага вперед, кланяетесь, меняетесь омарами и назад в том же порядке, — продолжал Гриф.

— Затем, знаете, — сказала Чепупаха, — вы закидываете…

— Омаров, — крикнул Гриф, высоко подпрыгнув.

— Как можно дальше в море…

— Плаваете за ними, — взревел Гриф.

— Вертитесь кувырком в море, — взвизгнула Чепупаха, неистово скача.

— Меняетесь омарами опять, — грянул Гриф.

— И назад к берегу — и это первая фигура, — сказала Чепупаха упавшим голосом, и оба зверя, все время прыгавшие как сумасшедшие, сели опять очень печально и тихо и взглянули на Аню.

— Это, должно быть, весьма красивый танец, — робко проговорила Аня.

— Хотели ли бы вы посмотреть? — спросила Чепупаха.

— С большим удовольствием, — сказала Аня.

— Иди, давай попробуем первую фигуру, — обратилась Чепупаха к Грифу. — Мы ведь можем обойтись без омаров. Кто будет петь?

— Ты пой, — сказал Гриф. — Я не помню слов.

И вот они начали торжественно плясать вокруг Ани, изредка наступая ей на ноги, когда подходили слишком близко, и отбивая такт огромными лапами, между тем как Чепупаха пела очень медленно и уныло:

— Ты не можешь скорей подвигаться? —Обратилась к Улитке Треска. —Каракатица катится сзади,Наступая на хвост мне слегка.Увлекли черепахи омаровИ пошли выкрутасы писать.Мы у моря тебя ожидаем,Приходи же и ты поплясать.Ты не хочешь, скажи, ты не хочешь,Ты не хочешь, скажи, поплясать?Ты ведь хочешь, скажи, ты ведь хочешь,Ты ведь хочешь, скажи, поплясать?

Ты не знаешь, как будет приятно,Ах, приятно! — когда в вышинуНас подкинут с омарами вместеИ — бултых! — в голубую волну!— Далеко, — отвечает Улитка, —Далеко ведь нас будут бросать.Польщена, говорит, предложеньем,Но прости, мол, не тянет плясать.Не хочу, не могу, не хочу я,Не могу, не хочу я плясать.Не могу, не хочу, не могу я,Не хочу, не могу я плясать.

Но чешуйчатый друг возражает:— Отчего ж не предаться волне?Этот берег ты любишь, я знаю,Но другой есть — на той стороне.Чем от берега этого дальше,Тем мы ближе к тому, так сказать,Не бледней, дорогая Улитка,И скорей приходи поплясать.Ты не хочешь, скажи, ты не хочешь,Ты не хочешь, скажи, поплясать?Ты ведь хочешь, скажи, ты ведь хочешь,Ты ведь хочешь, скажи, поплясать?

— Спасибо, мне этот танец очень понравился, — сказала Аня, довольная, что представленье кончено. — И как забавна эта песнь о треске.

— Кстати, начет трески, — сказала Чепупаха. — Вы, конечно, знаете, что это такое.

— Да, — ответила Аня, — я ее часто видела во время обеда.

— В таком случае, если вы так часто с ней обедали, то Вы знаете, как она выглядит? — продолжала Чепупаха.