Ирина Ставская - Чудесные каникулы
Незаметно подошла Олгуца, взяла ее за руку:
— Идем играть с нами в прятки, что сидишь здесь одна?
Олгуца — подруга Дицы. Учатся они в одном классе, сидят на одной парте, всегда неразлучны. Олгуца — белокурая, синеглазая. Сегодня мама нарядила ее в сиреневое платье, и глаза Олгуцы тоже кажутся сиреневыми.
Дица включилась в игру, пошла жмурить, когда настал ее черед, стала лицом к стене, закрыла глаза и начала громко считать. Дети попрятались: Корина, словно мышонок, притаилась за бочкой с дождевой водой, почти рядом с Дицей; Влад и еще какие-то мальчики побежали и спрятались за гаражи; Ионел шмыгнул в коридор и замер за дверью, а Олгуца скрылась за стволом старой шелковицы; остальные — где попало.
Дица уже заканчивала считалку, когда вдруг на весь двор раздался голос Андрея:
— Ребята, где вы? Я хочу показать вам интересный фокус!
Дети сразу же выбежали из своих тайников — игра: прекратилась. Окружили Андрея. Андрей, с тех пор, как в их городе побывал Московский цирк, только тем и занимался, что придумывал разные штучки. Можно было подумать, что цирк, уехав, забыл одного из своих неутомимых фокусников.
Андрей стоял среди детей, смотрел на них и улыбался, уверенный в успехе.
— Покажи! Покажи! — кричали все.
Малыши толкались за спинами старших, протискивались между ними, стараясь что-то разглядеть.
— Э-э, так дело не пойдет! А ну-ка посторонитесь! — приказал Андрей. Круг раздался.
Андрей направился к дому, поднялся по ступенькам входной лестницы и остановился на широкой площадке, словно на сцене. Дети тоже поднялись. И снова начали толкаться.
— Нет, так дело не пойдет! — повторил Андрей. Поглядел вокруг себя и вдруг просиял: — Вот как сделаем! — Он опустился на площадку спиной к открытой двери и приказал:
— Садитесь и вы!
Дица и Олгуца сели на край площадки. Витя и Ионел примостились рядом с Андреем, а Влад постарался втиснуться между Ионелом и Андреем.
Владу нравилось все, что делал Андрей, и он изо всех сил старался на него походить. Так старался, что даже заикаться стал немного, как Андрей. И если бы он мог поменять свои красивые зубы на большие фасолины Андрея, он сделал бы это с превеликим удовольствием. Влад не догадывался, что Андрей втайне страдает и потихоньку грызет сухари в надежде, что зубы сточатся немного и станут поменьше…
— Давай быстрее, показывай свой фокус! — сказал Влад, садясь рядом с Андреем.
— Сейчас! — ответил Андрей, развернул газету и извлек из нее здоровенный будильник. Он поставил его себе на колени и пригладил рукой чуб, поглядывая то на будильник, то на ребят.
Дети притихли.
Лишь Корина никак не могла найти себе место по вкусу. Она то садилась, то вставала, то вновь возвращалась на прежнее место. Вертелась она неспроста: видно, хотела, чтобы Дица и Олгуца да и другие заметили ее новые босоножки.
— Что ты все мельтешишь? Угомонись! — прикрикнул на нее Андрей, потеряв терпение.
— Мне не хватает места! — капризно ответила ему Корина. Перешагнула еще раз через колени Андрея и — кто знает! — может быть, нарочно, а может, случайно зацепила будильник ногой, обутой в новенькую босоножку. Будильник прыгнул на площадку, блеснул своими полированными боками и покатился кубарем вниз по ступенькам, глухо звякая… Замер он на асфальте посреди двора…
— Ой! Ай! Ах! — раздалось со всех сторон.
Кто-то, кто сидел ближе, кинулся к будильнику, поднял и молча протянул его Андрею. Безмолвие было глубоким: молчали дети, молчал и будильник.
Андрей схватил его обеими руками, поднес к уху, прислушался, потряс — сначала тихонько, а потом сильно-сильно, так, что зазвенели все внутренности, — но будильник не проснулся.
— Готов! — сказал Андрей, не глядя на товарищей.
— Жалко!
— Что скажет мама?
— А он дорогой?
— У, вертлявая! — сказал Влад в сердцах Корине.
Всем было ужасно жаль, что разбился будильник, но еще больше жалели, что остались без фокуса Андрея, теперь никто о нем заикнуться не смел.
Что касается Корины, то она сначала испугалась было и отошла в сторону, но теперь пришла в себя и задиристо ответила:
— Сам вертлявый!
— Еще огрызаешься?! — возмутилась Олгуца.
— Мог не приносить!
— Не просто же так принес, фокус хотел показать, — сказал Ионел.
— Никто его не просил, — не сдавалась Корина.
Поднялся невообразимый шум. Все сразу стали кричать, и понять что-либо было невозможно.
Неожиданно неподалеку раздался голос Корининой матери.
— Что там за базар у вас? Корина, доченька, где ты?
— Я здесь, мама! — ответила Корина и кинулась к матери.
— Екатерина Михайловна, Корина разбила будильник Андрея! Вон, посмотрите!
— Какой еще будильник? Что за Андрей? Зачем он вообще пришел в наш двор?! — крикнула она, бросив беглый взгляд в сторону Андрея. — Корина, домой! — и Екатерина Михайловна с независимым видом начала подниматься по лестнице.
За нею засеменила в своих новых босоножках и Корина.
Андрей, пытаясь улыбнуться, сказал:
— Металлолом, но все же я его понесу домой. Поколдую, авось пойдет, — и завернул будильник в помятую газету.
— Ты хочешь его отремонтировать? — спросил Влад.
— Попробую, — наморщил нос Андрей.
— Счастливчик! — воскликнул Ионел. — Если я что-то ломаю, никому уже не починить.
Андрей направился к воротам. Он спешил домой, ломая голову над двумя трудными задачами: как донести будильник до буфета и поставить на место так, чтобы мама не заметила, и, вторая, — может быть, лучше просто честно отнести его сразу в чулан на «кладбище будильников», в ту большую коробку, в которой свалены в кучу другие вещи, сломанные им? Что тянуть время? Уж если поломал, одна дорога у будильника — на «кладбище»! К тому же, придется выслушать еще мамину проработку. Андрей вздохнул. Знал, что мама припомнит все его проделки, по крайней мере, последних лет: пылесос, миксер, о которых мастера сказали, что дешевле купить новые, чем чинить поломанные и разобранные до последнего винтика, — до такого состояния они доходят, пройдя через руки Андрея, — припомнит ему ножницы, которые ничего не режут, «хоть режь их», и закончит:
— Возможно, ты и станешь когда-нибудь мастером на все руки, но пока что от тебя одни убытки.
Люди, к сожалению, судят о достоинствах человека по его делам, а не по намерениям, — подумал Андрей. — А как было бы хорошо, если бы наоборот, — мама тогда убедилась бы, что ее сын вовсе не такой уж плохой.
И огорченный Андрей скрылся в подъезде.
Глава II
Дица проснулась. Подняла с подушки голову, чтобы увидеть, что делает Влад. Брат еще спал. А отец уже ушел на работу. Через открытую дверь она видела папин диван: постель убрана. В комнатах было тихо-тихо, только на кухне падали капли из крана… Дице вспомнились события вчерашнего дня.
Как обычно, они — Люда, Олгуца и Дица — затеяли во дворе игру в прятки. Неподалеку играла со своими куклами Корина. Она дулась на всех после той истории с будильником.
Только девочки разбежались прятаться, как раздался ее злорадный голос:
— А я вас выдам!
Пришлось Люде и Дице выйти из своих тайников. Игры не получилось. Тогда решили взобраться на дерево — там-то уж Корина им не помешает.
Шелковица будто ждала их. Они нашли себе, каждая, удобное место на толстых ветках, поближе к стволу, и расселись. Здесь было славно — прохладно, тихо. Только листья шелестели вокруг. И девочки притихли, не смея нарушить очарование зеленого царства, в которое попали.
Внизу, на земле, Корина сидела на корточках и копошилась в песке. Сверху видны были ее худенькие плечи, голая спина, не тронутая солнцем, с острыми лопатками, тоненькая шея и красный, как огонь, бант, повязанный на макушке, — он соединял черные косички, поднятые вверх. Какая милая девочка играла под шелковицей!
Через какое-то время под деревом никого уже не было видно.
— Ушла, — шепнула Дица. — Можно поболтать.
Люда сгорала от нетерпения рассказать подругам, что она видела вчера в кино, и описать, какое мороженое ела в кафе. Только она открыла рот, чтобы произнести первое слово, как раздался сухой стук: что-то ударилось о ветку и упало под шелковицей.
Все трое посмотрели вниз.
Под деревом, запрокинув голову и глядя на них в упор насмешливыми глазами, стояла Корина. Одной рукой она держала подол платьица, наполненный камешками, а другой вытаскивала по нескольку и бросала их вверх, стараясь попасть в девочек.
Один камешек угодил Люде в ногу, и она вскрикнула.
Стало невозможно сидеть на ветках. С трудом, одной рукой прикрывая лицо, а другой крепко держась за ствол, чтобы не упасть, слезли девочки с дерева.
