Джеймс Барри - Питер Пэн и Венди. Повесть-сказка
— Но ведь это не так, Венди? — спросил он с тревогой.
— Конечно нет, если ты этого не хочешь, — ответила она. В ответ послышался вздох облегчения.
— Питер, — сказала Венди, пытаясь придать своему голосу твёрдость. — Как ты ко мне относишься?
— Как преданный сын, Венди.
— Так я и думала.
Она встала, ушла в дальний угол комнаты и села там.
— Ты какая-то странная! — недоумевал Питер. — И Тигровая Лилия тоже. Она хочет мне кем-то быть, но только не мамой.
— Конечно, не мамой, — сказала Венди холодно. Теперь я понимаю, почему ей не нравились индейцы.
— Тогда кем же?
— Девочкам нельзя говорить об этом первыми.
— Ну, как хочешь, — произнёс Питер с лёгким раздражением. — Может, Динь-Динь мне скажет, в чём дело?
— Динь-то тебе, конечно, скажет, — ответила презрительно Венди. — Она вообще бессовестная!
Тут Динь, которая подслушивала весь этот разговор из своего будуара, что-то дерзко прокричала в ответ.
— Она говорит: «Ну и пусть бессовестная!» Она этим даже гордится! — перевёл Питер.
Тут ему в голову пришла неожиданная мысль.
— Может, Динь хочет быть моей мамой?
— Болван! — злобно крикнула Динь.
Она так часто повторяла это слово, что Венди понимала его теперь без перевода.
— Я готова согласиться с нею! — сказала Венди резко.
Нет, ты можешь себе представить? Именно так она и сказала! Правда, весь этот разговор был для неё очень мучителен, к тому же она ведь не знала, что их ожидает в тот вечер. Если бы знала, она бы, конечно, сдержалась.
Никто из них не знал, что их ждёт. Может, оно и лучше, что они ничего не знали. Это дало им ещё целый счастливый час; то был их последний час на острове, а потому давай порадуемся, что в нём шестьдесят счастливых минут. Они пели и плясали в ночных рубашонках. Песенка была пресмешная: они притворялись, будто их пугают собственные тени; им и в голову не приходило, что скоро вокруг них сгустятся настоящие тени и им будет по-настоящему страшно. Как весело они плясали, а в самый разгар веселья валили друг друга на кровать, а с кровати на пол! И вот уже они не пляшут, а бросают друг в друга подушками, а подушки просят кинуть их ещё разок, будто предчувствуя, что это в последний раз. А сколько сказок они рассказали друг другу! Даже Малыш попросил в тот вечер рассказать сказку, но начало у неё было такое скучное, что он сам пришёл в ужас.
— Скучноватое начало, — сказал он мрачно. — Давайте притворимся, будто это конец!
Все улеглись в постель, и Венди стала рассказывать свою сказку, которую мальчики любили больше всех других, а Питер ненавидел. Обычно стоило только Венди начать эту сказку, как он зажимал уши или уходил из дому; поступи он так и на этот раз, возможно, они всё ещё были бы на острове.
Но в этот вечер он остался сидеть на месте. Сейчас ты узнаешь, что из этого вышло.
Глава одиннадцатая
СКАЗКА ВЕНДИ
— Ну так слушайте, — сказала Венди, начиная свою сказку. Люлька, в которой лежал Майкл, стояла у её ног, а семеро мальчиков лежали на кровати. — Жил-был один человек…
— Пусть лучше будет женщина! — перебил Задира.
— Пусть лучше будет белая мышь! — вставил Задавака.
— Успокойтесь, — сказала Венди, — будет там и женщина, и…
— Мам! — закричал первый Близнец. — Правда, там будет женщина? И она не умрёт, нет?
— Нет, конечно нет.
— Я очень рад, что она не умрёт, — сказал Шалун. — А ты рад, Джон?
— Конечно.
— А ты, Задавака?
— Пожалуй.
— А вы, Близнецы?
— И мы рады.
— Ах, боже мой, — вздохнула Венди.
— А ну потише! — прикрикнул на мальчиков Питер, решив, что надо дать Венди рассказать её сказку, хотя ему самому эта сказка казалась просто чудовищной. Он всегда стоял за справедливость.
— Этого человека, — продолжала Венди, — звали мистер Дарлинг, а эту женщину — миссис Дарлинг.
— Я с ними знаком, — похвалился Джон, чтобы позлить остальных.
— И я, кажется, тоже, — сказал Майкл неуверенно.
— Они были муж и жена, — объяснила Венди. — И угадайте, кто у них был?
— Белые мыши! — весело закричал Задавака. — Нет!
— Никак не догадаюсь, — сказал Шалун, хоть он и знал эту сказку наизусть.
— Тише, Шалун. У них было трое потомков.
— А что такое потомки?
— Ну, вот, например, ты, Близнец, — потомок.
— Слышишь, Джон? Я потомок!
— Потомки — это просто дети, — сказал Джон.
— Ах, боже мой! — вздохнула Венди. — У этих детей была верная няня по имени Нэна, но однажды мистер Дарлинг рассердился и посадил её на цепь во дворе, и тогда дети улетели из дому.
— Чудесная сказка! — сказал Задавака.
— Они улетели, — продолжала Венди, — на Нигдешний остров, где живут пропавшие мальчишки.
— Так я и думал, — сказал Задира взволнованно. — Не знаю почему, но только я так и думал!
— Венди! — закричал Шалун. — Скажи, а среди пропавших мальчишек был Шалун?
— Да.
— Я в сказке! Ура! Задавака, я в сказке!
— Тише, успокойтесь! Подумайте лучше о бедных родителях, оставшихся без детей!
— О-о! — застонали мальчики разом, хотя бедные родители их ни капельки не беспокоили.
— Подумайте о пустых кроватках!
— О-о!
— Как всё это грустно, — сказал первый Близнец весело.
— Конец у этой сказки, по-моему, будет печальный, — подхватил второй Близнец. — А ты как думаешь, Задавака?
— Я очень волнуюсь.
— Если бы вы знали, как велика материнская любовь, — сказала Венди с торжеством, — вы бы не волновались.
Она приближалась к тому месту в своей сказке, которое Питер ненавидел всей душой.
— Материнская любовь — это вещь, — сказал Шалун и изо всех сил ударил Задаваку подушкой. — Как по-твоему, Задавака?
— Пожалуй, — ответил Задавака и ударил Шалуна подушкой.
— Понимаете, — продолжала спокойно Венди, — наша героиня знала, что мама всегда оставляет окно открытым, чтобы дети могли прилететь обратно, вот почему они так долго не возвращались и жили в своё удовольствие.
— А потом они вернулись?
— Давайте заглянем в будущее, — сказала Венди, подходя к самому трудному и самому чудесному месту в сказке.
И все мальчики вытянули шеи, чтобы легче было заглянуть в будущее.
— Прошли годы… Кто эта изящная женщина неопределённого возраста, выходящая из вагона на лондонском вокзале?
— Ах, Венди, кто она? — закричал Задавака, словно он слышал эту сказку впервые.
— Неужели это?… Да… Нет… Да, так оно и есть… Неужели это прекрасная Венди?!
— О-о!
— А эти два рослых юноши, что с таким достоинством идут рядом с нею? Неужели это Майкл и Джон? Да, так и есть!
— О-о!
— «Смотрите, дорогие братья, — говорит Венди, указывая наверх. — Окно открыто! Вот награда за нашу веру в материнскую любовь». И они влетели в окно, к маме и папе. Задёрнем же занавес над этой счастливой сценой, ибо перо не в силах её описать.
Вот и вся сказка. Мальчикам она нравилась так же, как и самой рассказчице. Всё в этой сказке так, как должно быть, правда? Мы улетаем, словно самые бессердечные существа (дети все таковы, но они так милы!), живём, ни о ком не думая, а потом, как только нам потребуется особое внимание, мы благородно возвращаемся домой, уверенные, что нас встретят объятиями, а не шлепками.
Так велика была их вера в материнскую любовь, что они решили: ещё немножко можно ни о ком не думать!
Но у одного из них не было этой веры, и, услышав конец сказки, он глухо застонал.
— Что с тобой, Питер? — вскричала Венди, подбегая к нему. Она решила, что он заболел, и осторожно пощупала ему живот.
— Где у тебя болит?
— Это совсем другая боль, — сказал Питер загадочно.
— Какая же? Говори!
— Венди, ты не знаешь, что такое матери!
Мальчики в ужасе окружили Питера, его волнение их напутало, и он поведал им то, о чем молчал до сих пор.
— Было время, — сказал он, — когда и я, как вы, думал, что моя мама всегда будет держать окно открытым, и я не возвращался много лун подряд, но вот наконец я прилетел домой. И что же? Окно было заперто, потому что мама совсем забыла обо мне, а в моей кровати спал другой мальчик!
Не знаю, так ли всё было на самом деле, но Питер так думал, и это их испугало.
— Ты уверен, что мамы все такие? — Да!
Так вот, значит, какие они! Изменщицы, жабы!
Значит, лучше не рисковать, подумали они. Уж кто-кто, а дети знают, когда следует уступить.
— Венди, вернёмся домой, — закричали Джон и Майкл разом.
— Хорошо, — согласилась она, крепко обнимая братьев.
— Сегодня? — вскричали, растерявшись, пропавшие мальчишки.
В глубине сердца (или того, что каждый из них называл своим сердцем) они твёрдо верили, что могут прекрасно обойтись и без мам, — это только мамам кажется, будто без них нельзя обойтись.
