Н. Долидзе - Грузинские народные сказки. Сто сказок.
Принес нос веретено и сел снова на место. Увидел царевич, пошел к жене и говорит:
– Удивила меня наша Анана. Влезла она высоко на гору, села сучить шелк да обронила веретено; отрезала тогда она нос, бросила вниз: «А ну, носик, принеси веретено!» Принес нос веретено и сел снова на место.
– Что же тут удивительного? – сказала жена. – Это и я могу.
Влезла на крышу, взяла веретено и стала прясть: обронила она веретено, отрезала свой нос и бросила его вниз. Нос не принес веретена, сама вся кровью изошла и умерла. Опять овдовел царевич, пошел к Анане и спрашивает:
– Какого ты роду-племени?
– Имя у меня порейное, пояс на мне укропный, простая я девушка, – говорит Анана. Ушел царевич, пришел в горы, отыскал свинопаса, купил свинью, сказал: «Мясо вам, а кровь мне», – велел ее заколоть, затем приказал:
– Вымажьте меня всего в крови, отведите и положите возле Ананы.
Зарезали свинью, вымазали царевича кровью, отнесли к Анане и бросили. Увидела Анана окровавленного царевича и вскрикнула:
Солнце – мать, отец мой -месяц,Звезды – братья в синем небе,Сбросьте вниз мою скамейку,Умер милый мой царевич.
Только сказала – раскрылось небо и опустилась золотая скамья.
Встал царевич, обнял Анану, стал ее целовать и ласкать. Отпраздновали они свадьбу и зажили счастливо.
Конь Лурджа
Было, да и не было ничего – жили царь и царица, и была у них дочь невиданной под солнцем красоты. Царь и царица прятали дочь далеко, в высокой башне, сами с нею не видались и никому не показывали.
В этом царстве жила одна старая колдунья, пристала она к царице:
– Разлюбил тебя царь. Подумай, как опять вернуть его любовь.
– Что же мне делать, – говорит царица, – и время ли нам о любви думать. И как опять заставить любить себя?
Нет, не унимается старуха, говорит царице:
– Зарежьте вашу дочь, съешьте ее сердце, печенку, и опять будет промеж вас любовь да ласка.
Уговорила-таки царицу. Пошла она к мужу, сговорилась с ним, и призвали они к себе дочь, чтобы убить ее.
Идет дочь к родителям, радуется, что вспомнили ее, ведь еще и не видала она их ни разу.
Идет навстречу ей конь Лурджа и говорит:
– Чего ты радуешься, что к родителям идешь, задумали они тебя убить. Смотри же, как войдешь, скажи: «Знаю я, отец да мать, что вы задумали, и мне ли перечить вам, а только исполните мою последнюю волю – оденьте меня перед смертью по-мужски и дайте мне коня, хочу хоть раз проехаться, посмотреть, что на свете делается». Пустят тебя – выходи, садись на меня, а в остальном уж на меня положись.
Вошла девушка к родителям, сказала все, как ее конь научил, отпустили ее. Вышла она, оделась по-мужски, волосы в шапку спрятала, взяла в руки плеть и пошла к своему коню.
Сказал конь;
– Садись, ударь меня три раза, да так, чтобы три полосы кожи с меня слетело и три с твоей руки, только знай сиди покрепче, держись.
Вскочила девушка на коня, вытянула его плетью и раз, и другой, и третий, – понесся конь.
Летит, летит конь, перелетел уже через девять гор. А там охотится сын царя. Увидел он девушку, а она ведь по-мужски одета, и позвал к себе в гости. Поехала девушка. Угостили ее хорошим ужином и спать уложили.
Задумался юноша – не девушка ли это, очень уж красива для мужчины, и говорит матери:
– Не мужчина это, мать, девушка она.
А мать:
– Нет, сынок, что ты!
А он все свое:
– Нет, девушка она, девушка.
Сказала мать:
– Хорошо, затей завтра джигитовку, тут уж легко заметить – юноша это или девушка.
На другой день говорит царевич девушке:
– Поедем сегодня поджигитуем.
Пошла девушка к своему коню и говорит:
– Сын царя зовет меня джигитовать, а какой же я джигит?
А тот в ответ:
– Не бойся, ты только держись в седле, а как выедем – вытяни меня раз плетью, чтоб и с меня и с твоей руки кожу содрать, а в остальном на меня положись.
Началась джигитовка.
Вытянула девушка плетью своего коня, полетел он, подхватил и царевича и его коня: царевич впереди, конь позади, на крупе. Полетали так, натешились и обратно прилетели.
Приходит юноша к матери.
– Ну как? – спрашивает она.
– Хорошо джигитует, лучше меня.
– Говорила я тебе, что это юноша, ну где девушке так на коне ездить? – говорит мать.
А юноша все свое:
– Нет, девушка она!
– Ну, хорошо, – говорит мать, – поведи его осмотреть нашу казну, смотри, что ему больше по сердцу придется, узнаем, юноша это или девушка.
Пошел сын царя к девушке и говорит:
– Пойдем со мной в нашу казну, может, тебе что по сердцу придется.
А девушка коню: так и так, как быть?
Говорит конь Лурджа:
– Ничего, иди с ним, только не смотри по сторонам, а как войдешь, повернись, висит там за дверью меч, ты сорви его со стены и скажи: ох, и прелесть, клинок старый, и ножны каковы! Сними и перевесь через плечо.
Так и сделала девушка: как вошла в казну, и не посмотрела она по сторонам, а только повернулась, увидела меч и воскликнула:
– Ох, и меч, и клинок старый, и ножны каковы! Сняла со стены и повесила на себя.
Пришел сын царя к матери, рассказал обо всем.
– Говорила я тебе, что не девушка это, – говорит мать.
– Нет и нет, – твердит сын, – не верю, девушка она, и все. Сказала мать:
– Хорошо, пригласи его выпить вместе с тобой вина. Не сумеет пить, значит, девушка.
– Очень хорошо, – сказал сын.
Пошел он к девушке и говорит:
– Давай-ка сегодня выпьем вина, посмотрим, кто кого перепьет. Пошла девушка к коню и говорит:
– Что же мне делать, Лурджа? Зовет он меня вино пить, а я и капли в рот никогда не брала.
Сказал конь:
– Скажи ему: «Что ж, выпьем, только я привык, чтоб мой конь стоял за моим стулом». И сколько ни будет тостов, ты, как возьмешь рог, повторяй про себя: «Я пью, а Лурджа пьянеет!»
Так и сделали. Пьет девушка, приговаривает: «Я пью, а Лурджа пьянеет!» И сидит она, как будто и не пила ничего.
Вот уж последний тост – благословение дому пьют, а она и забудь сказать: «Я пью, а Лурджа пьянеет». Забыла, и все это опьянение на нее пало.
Охмелела она, сомлела, так за столом и уснула. Упала с головы шапка, рассыпались по плечам волосы.
Раздели ее, уложили в постель, мужскую одежду всю спрятали, а взамен положили возле ее постели весь золототканый парчовый женский наряд.
Проснулась наутро красавица, видит, нет ее мужского платья, а взамен женский наряд лежит.
Заплакала она, да уж что делать! Оделась, пошла к своему коню, плачет, убивается:
– Что ж мне теперь делать, что со мною будет?
А Лурджа в ответ:
– Чего же ты плачешь? Выходи за него замуж, кого еще лучше искать?
Поженились они и стали жить вместе мирно да счастливо.
Прошло время. Отяжелела она, а сын царя уехал в гости к другому царю.
А как уезжал, сказал жене:
– Дай мне твоего коня.
Сказала красавица:
– Он мне дороже моей жизни, но не дороже твоей. Возьми, только скажи конюхам, чтобы не привязывали его, на свободе бы его держали.
Уехал сын царя.
Родила она чудесного золотокудрого мальчика.
Послали свекор со свекровью гонца с радостной вестью:
«Родился у твоей жены золотокудрый мальчик».
А путь гонцу лежал через царство родителей той красавицы.
Зазвали его, выспросили, куда и зачем он едет.
Показал он письмо. Взяли они, порвали письмо и написали другое.
«Родился у твоей жены не то щенок, не то котенок», – написали и дали гонцу. Повез гонец к сыну царя письмо. Прочитал тот, опечалился, да уж что делать, написал в ответ: «Что родилось, – родилось, берегите жену, ждите моего приезда».
Проклял бог гонца – опять он через то царство поехал.
Зазвали его, взяли письмо, порвали и написали другое. «Разожгите печь, три дня топите и бросьте в нее мою жену с ее детенышем».
Подали письмо царю с царицей.
Плачут они, убиваются, да уж что делать?
Разожгли печь, топят, накаливают.
Настала третья ночь, пришло время бросить бедняжку в печь. А там, у сына царя, водили, водили конюхи коня Лурджу, устали, привязали за ногу и оставили.
Вот подняли красавицу вместе с постелью и ребенком и несут в печь, а Лурджа учуял недоброе, рвется, рвется, оторвал ногу, осталась она на привязи. Понесся конь на трех ногах. Вот-вот мать с ребенком в печь бросят, а он прилетел, схватил их вместе с постелью и унес далеко в горы.
Сложил Лурджа свою ношу на одной высокой горе и говорит красавице:
– Не слуга я тебе о трех ногах. Убей меня, поставь по трем сторонам по одной ноге, а в середине голову. Стань на голову и скажи: «Во имя правоты и честности моего коня да будет здесь храм, достойный службы и преданности его!»
Плачет женщина, плачет, убивается: «Как мне своею рукою тебя убить!» Не отстал Лурджа, настоял на своем. Взяла она нож, убила его, поставила, как он велел, три ноги по трем сторонам, а в середине голову, стала на голову и сказала:
