Страсть на холсте твоего преступления - Mirin Grots

— Ничего, Харрис, это первый раз. В следующий будет лучше, — уверял дядя, похлопав меня по детской спине. Бетонный холодный пол, о который я опирался. Бетонные грязные стены с засохшими пятнами крови. Единственный яркий свет над головой сидящего мужчины. Его лицо искажено гримасой боли, и я будто чувствую её в своей груди, в своём горле, в своем желудке. Меня скручивает от его боли, от страдания и физического насилия, которым его пытают. Мне было 9, когда это случилось. Мне было 9, когда мой отец умер, когда его машина не справилась с управлением и въехала в дерево. Мне было 9, когда мой дядя сломал мою психику.

— Мама, — задыхаясь в слезах и своей тошноте, выдавил я.

— Твоей мамы тоже нет, Харрис. Теперь я твоя родня, сынок.

— Харрис? — её ласковый голос выбил меня из раздумий, и я сфокусировал свой взгляд на чистейшем лице девушки. Она была бледной, но её щеки покрывал красный возбужденный румянец. Я желал остаться с ней в салоне машине, часами прижимая её тело к своему, но не мог. План свергнуть Андреаса был для меня на первом месте. Я сделаю всё, ради того, чтобы мой дядя поплатился за всё, что сделал. Первым делом — я вытащу свою мать, как только узнаю, где он её держит. Это будет легко, так как я был лучшим в грабеже. Я мог с легкостью ограбить офис Андреаса и заполучить все данные, но на это нужно было время. Время, чтобы ослабить его бдительность. И Тереза сыграет в этом свою основную роль.

— Мне звонят, — я потряс телефоном возле её головы, и она вскинула брови, разочарованно выдыхая.

— Конечно, — кивнула она и слезла с моего тела. Холод, который появился после её ухода, словно жестокая и отрезвляющая пощечина, возвращающая меня в реальность. Я открыл дверь машины и вылез на холодную улицу. Дублин в середине ноября ужасно моросил кости, а дожди в это время года шли все 29 дней из 30. Я поднёс телефон к уху, оборачиваясь на дверь машины. Тереза скрестила руки на груди и смотрела куда угодно, лишь бы не на меня. Я прижал пальцы к переносице, раздражаясь обстановкой.

— Да?

— Как поживает мой любимый племянник? — шумно улыбается Андреас на другой линии, и я выдыхаю.

— Ты хотел что-то определенное? — торопясь спросил я, желая вернуться в салон машины и вздохнуть запах этого чёртового геля для душа. Её геля для душа.

— Вижу ты не совсем в настроении. Я хотел обсудить с тобой даты, на которые запланирована вечеринка. Точнее, наш приветственный ужин с золотом, — золото, он называл Терезу золото. Я сжал челюсть и глянул на толпу зевак, выходящих из офиса гребанного здания Хендерсон Консалтинг. Ну почему её угораздило родиться под фамилией Хендерсон? Почему старшей дочкой? Почему я влип по уши?

— Что с ними не так? — поинтересовался я, максимально холодным голосом. Он заметит любой дрогнувший мускул на моём лице, любой обман, потому что всё-таки дядя сотворил из меня чудовище. Вскормил меня болью, сильной эмоциональной трагедией, который 9-ти летний ребёнок не перенес. И я сломался. Но он собрал меня в те куски, которые ему удобнее всего использовать и манипулировать. Так же он собирался сломать и Терезу.

— Планы поменялись. На эту дату у меня стоит улёт в Сербию, к моему давнему другу и я никак не могу перенести поездку, понимаешь? — спросил он, будто бы я понимал, о чём дядя говорит.

— Конечно. На какую дату мне перенести? — хладнокровно спросил я, хотя внутри кипел от негодования. Чёртов ублюдок. Он собирался сломать мою девочку, так ещё и разбрасывался датами так, будто делает это каждый день.

— На неделю до запланированной. Суд Джеймса как раз закончится в этот период, и я смогу рассчитаться со всей его семьей, — от его слов меня бросило в мелкую рябь, которую я не смог контролировать. Я бросил взгляд на Терезу, будто всегда нуждался в том, чтобы видеть её. Видеть и знать, что она в безопасности.

— Конечно, — сказал я, смотря на хрупкую девушку.

— Мы уничтожим всю семейку Хендерсон в первую субботу декабря. Передай всей группе, — распорядился Андреас и затянулся сигарой. Чтоб она тебе в горло упала и задушила, чёртов ублюдок.

— Конечно, мы уничтожим, — проговорил я, очерчивая глазами изгибы её профиля. Маленького носика, пухлых надутых розовых губ и ресниц. Она оборачивается на меня, будто услышав и растерянно смотрит своими зелёными яркими глазами, способными задушить меня в агонии.

Она моя погрешность, это чертовски верное определение.

Он вернулся в другом настроении. Несмотря на то, что Харрис скуп на эмоции, я научилась распознавать их по жестам его тела. Они говорящие. То, как он стучит пальцами по рулю — говорит о явной нервозности. То, как касается переносицы — доказывая, что раздражен. То, как сжимает челюсть — говорящий признак его контроля над собой. Я бы хотела показать ему, что рядом со мной можно не контролировать себя и что я уже видела его сломанную сторону, которую с удовольствием бы приняла и пригрела. Но ему не нужна была моя ласка, и я не понимала, что этому человеку действительно нужно было. Понять, о чем думает камень невозможно.

— Мы едем в мой офис. У меня договорная встреча по поводу новой системы безопасности, — говорит спокойно, разворачивая машину.

— А мое мнение ты спросил? Возможно у меня дела. И вообще, мы оставили Эйвона одного, — начала я, но его поднятая рука остановила мой монолог. Я замолкла, недовольно прищуривая глаза. Он повернулся ко мне через плечо, рассматривая собранный вид. Да, я быстро пришла в себя. После нашего развратного контакта, который мог продолжиться, если бы не звонок, я быстро привела себя в порядок.

— Тебе необходим опыт. Ты узнаешь, как ведутся правильные переговоры, — намекнул он, от чего я поддалась вперед.

— Ты считаешь, мой отец вел переговоры неправильно? Я буду считать это