От двух до пяти - Корней Иванович Чуковский

Но он уже в три года постиг, что мужскому роду не пристало иметь женское окончание «а»:

— Я не черепаха, а я черепах.

Вера Фонберг пишет мне из Новороссийска о следующем разговоре со своим четырехлетним сыном:

— Мама, баран — он?

— Он.

— Овца — она?

— Она.

— А почему папа — он? Надо бы пап, а не папа.

Другой такой же грамматический протест:

— Мама, у меня на пальце царап!

— Не царап, а царапина.

— Это у Муси если, — царапина, а я мальчик! У меня царап!

От четырехлетней Наташи Жуховецкой я слышал:

— Пшеница — мама, а пшено — ее деточка.

О такой же классификации родовых окончаний, произведенной одним дошкольником, мне сообщают из Вологды:

— Синица — тетенька, а дяденька — синиц.

— Женщина — русалка. Мужчина — русал.

Начинают играть:

— Я буду барыня, ты, Таня, слуга, а Вова будет слуг.

Позже, к семилетнему возрасту, дети начинают подмечать с удивлением, что в русской грамматике слова одной и той же категории бывают и мужского и женского рода:

— Мам! Москва — она, и Пенза — она. Ростов — он, Смоленск — он[20].

Когда отец Алены Полежаевой укоризненно сказал ей: «Ляля — бяка», она тотчас же от этого женского рода образовала мужской:

— Папа — бяк! Папа — бяк! Папа — бяк!

— Папа, ты мужчин! — говорит Наташа Маловицкая, так как с окончанием а у нее связано представление о женщинах. Это представление в некоторой степени свойственно также взрослым. Недаром в народе говорят: «с мальчишкой», «с дедушкой».

Трехлетний Вова играет в уголке:

— Бедный ты зайчонок... Тебя пьяниц сбил...

Очевидно, для его языкового сознания только женщина может быть пьяницей.

«Клевачий петух»

На предыдущих страницах мы говорили главным образом о той любопытной структуре, которую малолетние дети придают глаголам и существительным. Имена прилагательные сравнительно редко встречаются в речи детей. Но даже в том небольшом их числе, которое удалось мне собрать в течение очень долгого времени, тоже явственно выразилось присущее детям чутье языка:

— Червячее яблоко.

— Жмутные туфли.

— Взбеситая лошадь.

— Дочкастая мамаша.

— Зоопарченный сторож.

— Грози́тельный палец.

— Пугательные сказки.

— Сверкастенький камушек.

— Молоконная кастрюля.

— Какой окошный дом!

— Какой песок песучий!

— Вся кровать у меня крошкинная.

— Что ты мне даешь слепитые конфеты?

— Зубовный врач.

— У нас электричество тухлое.

— Жульничная я, все равно как мальчишка.

— Брызгучая вода.

— Насмарканный платок.

— Лопнутая бутылка.

— Ты, мама, у меня лучшевсехная!

— Это рыбижирная ложка?

— Я не хочу эту сумку: она вся дыркатая.

— Этот дом высокей нашей почты.

— Почему у ящерицы людины пальцы?

— Наше радио очень оручее.

— Уж лучше я непокушанная пойду гулять.

— Исчезлая собака.

— Клевачий петух.

— Раздавитая муха.

— Креслые ноги.

— Махучий хвост.

(Несколько иначе у Чехова: «насекомая коллекция».)

Галочка четырех лет похваляется:

— Говорят: надень чулки — надеваю носки! Говорят надень носки — надеваю чулки. Я вообще наоборотливая.

Мальчик услышал, как некая купальщица сказала на пляже:

— Я прямо с ума сошла. Купаюсь четвертый раз.

И спросил у матери часа через два:

— Куда она ушла, сумасошлатая?

Четырехлетняя Майя:

— Лес заблудительный, однойнельзяходительный.

Несмотря на всю свою причудливость, почти каждое из этих прилагательных, изобретенных малым ребенком, соответствует духу русской народной речи, и не было бы ничего удивительного, если бы в каком-нибудь из славянских языков оказались такие слова, как «червячее яблоко» или «заблудительный лес».

Скрещивание слов

Из созданных ребенком прилагательных мне особенно пришлось по душе слово «блистенький»:

— Моя чашка такая блистенькая (блестящая и чистенькая сразу).

Блистенький — синтетическое слово. В нем слиты два разных слова, корни которых созвучны. Таково же услышанное мною недавно: бронемецкая машина.

Замечу кстати, что такое скрещение двух разных корней наблюдается не только в прилагательных. Например:

— Я поломою (мою полы).

— Где же твоя волосетка? (сетка для волос).

— Я безумительно люблю кисанек! (безумно плюс изумительно).

К этой же категории относится слово переводинки — переводные картинки.

Недавно мне сообщили о маленьком Юре, которого взрослые назойливо спрашивали:

— Чей ты сын?

Вначале он всякий раз отвечал:

— Мамин и папин!

Но потом это ему надоело, и он создал более краткую формулу:

— Мапин!

— Смотри, какая жукашечка ползет! (жук плюс букашечка).

— Давай сделаем из снега кучело! (куча плюс чучело).

Примеряет бескозырку:

— Шапка с морякорем (моряк плюс якорь).

Кира, лет двенадцати, крикнула:

— Мама, дай мне, пожалуйста, луксусу!

Я не понял, чего она хочет.

— Луксус — это лук с уксусом, — пояснила мне Кирина мать. — Кира, когда была маленькая, так быстро произносила «лук с уксусом», что у нее получался «луксус». Слово это осталось в нашей семье навсегда.

Владимир Глоцер в детстве кого-то обозвал подхализой (подхалим плюс подлиза).

Трехлетняя Таня Дубинюк:

— У моего папы тоже такой пиджакет (пиджак плюс жакет).

И вот гибрид паука с тараканом:

— Мама, я боюсь, на полу паукан!

Луксус, мапин, пиджакет, паукан, подхализа, волосетка, безумительно, блистенький — подобные составные слова создаются не только детьми. И. Е. Репин в своей книге «Далекое близкое» выразился, например, о газетных писаках, что они «шавкали из подворотни». Это была обмолвка. На самом деле он хотел написать «тявкали, как шавки», — но слово «шавкали» так выразительно, что отказаться от него было жалко, и я как редактор книги свято сохраняю его в репинском тексте.

Когда два схожих слова вклиниваются одно в другое так, что в результате получается новое, состоящее из двух приблизительно равных частей, это слово называется гибридным. Примером такого гибрида может служить слово драмедия (драма + комедия); слово это придумал один из друзей Чарли Чаплина, стремившийся охарактеризовать те своеобразные киноспектакли, которые созданы гениальным актером.

«Его комедии балансируют на грани трагедии. Для этого подходящее название — драмедия»[21].

Таким же гибридом является другое английское слово смог, сложенное из двух слов: смок — то есть дым, и фог — туман.

«Смог, — говорит Сергей Образцов, — непроницаемый, рыжий, отравленный углеродом холодный пар»[22].

Слово это возникло давно: оно встречается в английской газете «Daily News» уже в 1905 году. Знаменитый английский писатель Льюис Керролл, автор «Алисы в стране чудес»,