Страсть на холсте твоего преступления - Mirin Grots
Я молча доела обед, заказанный Харрисом и не проронила ни слова. Ему позвонили, и он сделал короткий перерыв, встав и скрывшись в уборной. А я размышляла и чем больше думала, тем сильнее сжималась грудь. Состояние, когда мы чувствуем, что силы и эмоциональные связи, которые держали нас вместе, исчезают и ослабевают. Это чувство, когда мы чувствуем себя утраченными, неполными и оторванными от окружающего мира.
Харрис вернулся и увидев мой сосредоточенный взгляд, склонился надо мной, одной рукой опираясь о стол, а другой держа спинку моего стула.
— Что ты чувствуешь? — он будто высмеивал моё состояние и я подняла глаза, нахмурившись.
— Больно? — спросила и утвердила я, заставив его наклонить голову так, что чертовы голубые глаза заполняли всё моё сознание. Его глаза не давали потеряться.
— Боль теперь твой назойливый и верный друг, Тереза. Но ты станешь сильнее, а я добьюсь своего.
* * *Всю ночь я не смыкала глаз, поэтому решила заварить поздний чай. Мне было по-прежнему смешно с того, что дом, где меня насильно удерживали, стал ближе родного дома, где меня стыдливо прогнали. Прогнали, будто я не родная дочь своей матери, будто я нарушила закон и обрекла свою семью на верную смерть. А я всего лишь потерялась, запуталась, неизвестность сделала свое дело, загнав меня в тупик.
Эйвон спал на диване, я не смела ему мешать, но блондина разбудил свет кухни. Он помычал и попытался подняться, на что я громко шикнула.
— Лежи и не двигайся, — буркнула я, а он широко улыбнулся. Парень был под таблетками, под большим количеством обезболивающего и его голова пьяно плыла.
— Обычно девушки говорят такое, когда собираются оседлать меня, — мечтательно пропел парень и я засмеялась.
— Боже, Эйвон, ты даже в больном состоянии остаешься полным придурком.
— А как без этого, малышка? — хихикнул блондин и упал на диван. Я минуту проследила за ним, чтобы он не смел встать и обернулась только тогда, когда хлопнула дверь. Я вышла в холл, встречая незваных гостей и встала в ступор, разглядывая дикого Харриса. Он учащённо дышал, его чёрная рубашка была наполовину расстёгнута. Я медленно скользила по его телу взглядом, пока не дошла до рук. Странный ужас охватил меня. Его рука была в засохшей крови, которую он с силой пытался оттереть. Он не видел меня, я стояла в тёмном дверном проёме зала, зато лунный свет освещал его царственный и жестокий вид.
Он был человеком безжалостной натуры, а его жестокость проникала до самых глубин моей души. Я пыталась найти в себе силы, чтобы выстоять, но его присутствие окутывало меня тьмой и угнетением. Я был запугана и ощущала, что никогда не смогу освободиться от его железной хватки, если подойду к нему. Тем не менее, я кинулась к Харрису, как самый глупый, нелепый, несуразный и жалкий оленёнок бросается в лапы властному, повелительному и твёрдому волку.
Я не боялась за свою жизнь и отбросила назад крадущийся по спине страх за себя. Я боялась за него.
— Ты ранен? Что произошло? Тебе нужно обработать раны, Харрис, иначе пойдёт инфекция, как у Эйвона. Чёрт, это же надо было так пострадать, — лепетала я, касаясь его широкой ладони. Он молчал, и я боялась поднять глаза.
— Нужно вызвать врача, — уверенно сказала я, перебив своё запыхавшееся дыхание в норму. Харрис поднял руку, занося её за мою голову и касаясь моих распущенных волос.
— Большие, чуть раскосые с опасной лисичьей формой. Зелёные, как первая весна, — шептал он так тихо, что я еле услышала последние слова. Он говорил о моих глазах, продолжая трогать волосы. Глубокие голубые глаза, словно искрятся льдом. Их холодность настолько интенсивна, что создает ощущение, будто ледяная стужа проходит сквозь хрупкое тело.
— Тебе нужна помощь, — я прохлопала ресницами, ощущая странное давление на сердце. Я не могу продолжать так стоять и слушать его слова, позволять трогать себя, будто ему до сих пор это позволено. Но проблема была в том, что ему действительно позволено. Даже дикому, холодному, жестокому, я позволю трогать себя и залезать глубоко в грудную клетку, оставляя там свою ледяную стужу.
Он — суровая зима, но смотрел на меня так, будто я его первая весна.
— Помощь? — будто пришел в себя и посмотрел мне за спину, отвлекаясь от разглядываний моих волос и лица.
— Это твоя кровь? — спросила бережно я, боясь его спонтанной реакции.
— Кровь? — он переспрашивал каждый мой вопрос и сказанное слово. Харрис будто был не в себе, не в своём теле, отвлеченный сильной травмой и это пугало. Это очень пугало, потому что я привыкла видеть в нем огромный потенциал силы и сдержанной энергии. Я молча взяла его за руку и повела в комнату, а он так легко поддался. Боже, что с ним случилось?
Его холодные глаза смотрели в пол, в одну чертову точку, и я пугалась сильнее. Я зашла в ванную, включила теплую воду и поднесла большие ладони Харриса к раковине. Он молча наблюдал, как я отмывала его руки, брезгливо смотря на розовую воду на белой раковине. Она стекала каплями, заставляя морщиться. Он был за моей спиной, а я, маленькая, просочилась вперед и сама схватила себя в ловушку его рук.
Когда я поняла, что кровь не его испытала целый спектр эмоций. Радость, что кровь не его и ужас, и тревожность, что возможно, тот, чья это кровь, уже мертв. И прямо за моей спиной стоит убийца, жестокий и маниакальный. А я бережно мою его руки, дабы он не обжёгся. Дура! Будто прочитав мои мысли, Харрис быстрым движением закрыл кран и развернул меня к себе. Я вжалась в
