Лабиринт мертвеца - Евгений Всеволодович Рудашевский
Все следили за моими движениями. Я взяла банку. Она оказалась тяжёлой, и пришлось тут же подхватить её второй рукой. В ней явно что-то лежало. Я сняла крышку. Забыла, где нахожусь, больше не прислушивалась к звукам за стенами маяка, не боялась разоблачения. Смотрела прямиком в банку. Не сразу поняла, что именно вижу. Какая-то серая картонка. Защитный слой? Я чуть повернула банку и поняла, что это никакая не картонка. Песок. Или пепел. Или цементный порошок. Или даже не знаю что… Наверное, нечто такое, что должно предохранять от порчи содержимое – сложенную карту сокровищ или бумажку с объяснением головоломки Смирнова, с координатами закопанного им сундука. Я положила крышку на пол и бережно наклонила банку. Позволила песку частично высыпаться на крышку. Песок был странный. Сухой, но тяжёлый и потому сходивший слоями. В нём поблёскивали мельчайшие крупинки. Я отдалённо уловила металлический запах, хотя не была уверена в собственном обонянии, слишком уж надышалась кирпичной пылью.
– Порох? – спросил Гаммер.
Я глубже накренила банку. Песок заструился наружу. Покрыл крышку и рассыпался по полу.
– Прах? – спросила Настя.
– Чей? – нахмурился Гаммер.
– Смирнова?
Меня передёрнуло от ужаса. Банка выскользнула из рук. Я отметила, что в воздух не поднялось различимого облачка, как бывает, если бросить цементный порошок или… прах. Я никогда не видела прах, но решила, что он отчасти похож на золу – лёгкий, летучий, должен ощутимо взметнуться и долго оседать, как известковая пыль после ремонта, а серый песок из тайника просто лёг на пол и заблестел ещё ярче. Сухой металлический запах усилился.
– Нет, – сказал Глеб. – Смирнов умер уже после того, как на маяке начался ремонт.
– Написал в завещании, чтобы его урну засунули сюда! – не успокаивалась Настя. – За девятый кирпич! Трудно, что ли, вынуть кирпич, а потом вернуть на место?!
– Такая урна, что куда деваться, – прошептал Гаммер.
Глеб подался вперёд, схватил банку и высыпал остатки содержимого. Убедился, что внутри больше ничего нет. Ничуть не брезгуя, запустил в песок пальцы. Разгрёб серую горку. Опять заглянул в банку. Вскочив, швырнул её об стену. Банка звонко ударилась и отскочила в угол. Я никогда прежде не видела Глеба таким раздосадованным. Он сжал кулаки, на худом лице проступили острые скулы, а глаза сузились и потемнели. Я и не догадывалась, что лабиринт мертвеца настолько его захватил. Глеба можно было понять. Подсказки Смирнова привели в тупик. Последний и окончательный. Мы ничего не нашли. Ни карты, ни ключа, ни малейшего намёка на то, как поступить с другими, ещё не использованными зацепками.
Глеб отчего-то посмотрел на меня, будто заподозрил, что ночью я сбегала на маяк, выколупала кирпич, достала спрятанную Смирновым карту и вернула кирпич на место – скрыла от всех свою находку и запланировала одна, без конкурентов добраться до золота в сундуке.
Глеб вдруг склонился над тяжёлым песком, схватил горсточку и начал перетирать её в ладони, позволяя песку высыпаться между пальцами, словно надеялся на ощупь определить его состав.
– Ты чего? – удивилась Настя.
– Уходим, – ответил ей Глеб. – Мы и так задержались.
Гаммер тоже потрогал песок – я отказалась даже в мыслях допускать, что это чей-то прах, – и осмотрел отброшенную Глебом банку. Помедлил, не зная, стоит ли брать её с собой. В итоге положил обратно в угол и помог мне выбраться из дома. Я подумала, что неплохо бы оставить записку с извинениями, но сама же усмехнулась собственной наивности. Будто записка могла хоть отчасти смягчить гнев и ужас Николая, когда он вернётся с рыбалки и обнаружит устроенный нами погром.
Мы больше не таились. Не огибали дерево, не прятались в беседке. Пошли прямиком к изгородям. Я не успела испугаться при мысли, что мне придётся повторить смертельное сальто, – Гаммер сложил покрывало в два раза, набросил его на провисшую струну колючей проволоки, и мы на удивление быстро перемахнули через неё, затем перелезли и через решётчатую изгородь.
Отрывать лоскутки ткани от колючей проволоки никто не захотел. Мы и без того наследили предостаточно. Собрались в закутке с электрическим столбом. Попытались привести себя в порядок. Полили друг другу воды из бутылочки, ополоснули лицо, руки, но выглядели всё равно удручающе – чумазые, исцарапанные, в подранной одежде. Идти в таком виде по Заливину было бы опасно. Мы бы точно привлекли внимание и не смогли бы притвориться туристами. Глеб предложил вызвать такси. Гаммер заметил, что мы выдадим себя: когда тут начнут разбираться в случившемся, выйдут на таксиста и узнают о четырёх странных пассажирах.
– К этому времени мы доберёмся до Калининграда, – ответил Глеб. – Никто не будет искать нас по всей области. Мы же ничего не украли, ни на кого не напали.
– Да, только разгромили маяк!
– Один кирпич!
Они ещё поспорили, потом Настя поддержала Глеба – ей не терпелось принять душ, – и Гаммер уступил. Правда, связь тут была на одну неустойчивую полоску, и Глеб, стараясь зайти в приложение, поднял айфон повыше.
– Мы ошиблись кирпичом? – спросил Гаммер.
– Вряд ли, – отозвался Глеб. – Девятый. По номеру книжной тетради.
– А если там за каждым кирпичом что-то спрятано?
– Тогда за первой кладкой была бы сплошная пустота. Нет, мы всё сделали правильно.
– Ну да…
Гаммер приуныл. А Настя выглядела довольной. Ей понравилось наше приключение, и тупик, в который зашло расследование, её не слишком расстроил. Кажется, Настя никогда особенно не интересовалась сокровищами Смирнова, лишь радовалась возможности поучаствовать в необычном квесте, покататься с друзьями и вломиться с ними в парочку закрытых дверей. Подбоченившись, выпрямившись, словно приготовившись немедленно отправиться на поиски новых приключений, Настя рассмеялась и повторила, что мы осквернили чью-то могилу – ну, или как называют место, куда прячут урну с прахом усопшего человека, – а Смирнов нарочно всё подстроил таким образом, чтобы преподать нам урок.
– Показал, что охота
