Зинаида Шишова - Приключения Каспера Берната в Польше и других странах
- О, не вспоминайте об этом, пан Каспер!
Как-то молодой человек, глянув на эти лежащие рядом руки, сказал с улыбкой:
- "Мавр и христианин". Так, панна Ванда, в Марокко называется похлебка из черных и белых бобов... Просто совестно рядом с вашей лилейной ручкой держать этакую грубую лапищу!
Ничего не отвечая, Ванда, вдруг стремительно наклонившись, прикоснулась губами к его загорелой, загрубевшей и сильной руке.
Долгое время пан Суходольский не подавал о себе вестей, семейные его стали уже тревожиться, как вдруг пришло долгожданное письмо.
"С делами, - писал пан Вацлав, - уже покончено, отец Ваповский обещал мне поддержку и подмогу, король получил мою встречную жалобу, делу будет дан ход, и можете ждать меня в конце месяца".
- Могу тебя порадовать, Адольф, - весело сказал Збигнев, повстречавшись вечером этого дня с сестрой, Куглером и Каспером у того же "Артуса". - Надо думать, что отцам иезуитам уже не придется накладывать лапу ни на наш дом в Гданьске, ни на наш Сухой дол. Отец пишет, что дела идут на лад. Но он очень поиздержался в Кракове... Придется, как видно, выслать ему немного денег. А я, кстати, получил письмо из имения, от пана Каэтана, управляющего. Он тоже сообщает приятные вести: хлопы наши понемногу оправились от разорения и наладили свои хозяйства. Только пан Каэтан почему-то спрашивает, кому следует выслать деньги, нам ли (я имею в виду матушку и Ванду) или... негоцианту пану Куглеру... Откуда-то он взял, что деньги следует выслать тебе! - добавил Збигнев со смехом. - Слыхал звон, да не знает, где он! Пан Каэтан человек бесхитростный и не осведомлен о том, что отец заложил у тебя и имение и дом только для того, чтобы спасти наше имущество от святых отцов инквизиторов!
Адольф Куглер высоко поднял брови.
- Не так уж он не осведомлен, этот ваш пан Каэтан, - сказал купец холодно. - Ему была переслана копия обязательства пана Вацлава, а также распоряжение, чтобы управляющий, как только соберется определенная сумма, деньги пересылал мне. Имение ваше ведь у меня в залоге и все доходы с него должны поступать мне.
Збигнев, совсем как пан Вацлав, с силой дернул себя за ус.
- Вы шутите, пан Куглер! - сказал он возмущенно. - Кто бы отдал вам в залог такое богатое имение за несчастные десять тысяч талеров? Если господь бог пошлет нам урожай, мы соберем...
- "Соберем"? - ядовито перебил его Куглер. - Могу напомнить, что, пока я не занялся ведением ваших дел, этот ваш "бесхитростный пан Каэтан" даже не мог собрать суммы, необходимой для прожития вашей небольшой семьи. Я говорю не о военном времени, а о мирном, когда за двенадцать лет хозяйничанья пана Каэтана выдался всего один неурожайный год. Ведь и этих "несчастных" десяти тысяч у вас в нужный момент не оказалось!
Збигнев молчал. Только на щеках его под кожей ходили злые желваки.
- Деньги на дорогу пану Вацлаву я, конечно, вышлю... - продолжал Куглер. - Но до этого мне необходимо поговорить с панной Вандой.
Мимо, в плавной паванне, раскланиваясь и приседая, прошла Митта с каким-то рослым шляхтичем. А где же Ванда? Ага, вот и она, обмахиваясь платочком, стоит у стены, а около нее, конечно, Каспер Бернат.
Эта пара так была занята беседой, что Збигневу пришлось дважды окликнуть сестру.
- Ванда, - сказал он, когда девушка со своим каналером подошла к ним, купец Куглер хочет с тобой поговорить.
Ни в этот день, ни когда-либо потом никто из близких панны Ванды не узнал подробностей ее разговора с женихом.
Из комнаты, куда они удалились по просьбе Куглера, девушка вышла с пылающими от гнева щеками.
- Все кончено, - сказала она Касперу со вздохом облегчения, - я уже не буду Куглершей! Господи, какое счастье!
- Панна Ванда, - начал Каспер обеспокоено, чувствуя, как громко и радостно забилось его сердце, - панна Ванда, если вы имели неосторожность обидеть Куглера, то, боюсь, он отомстит вам. А от него всего можно ожидать... Теперь я имею право сказать вам это...
- Я имела неосторожность, - ответила Ванда весело, - сказать купцу, что никогда его не любила и, конечно, никогда не полюблю. Что дала согласие выйти за него замуж, полагая, что он человек честный, благородный, всецело преданный интересам нашей семьи. А поскольку он и не честен, и не благороден, и не предан интересам нашей семьи, я возвратила ему его кольцо и взяла назад свое слово... Только не стращайте меня, пан Каспер, а поддержите в эту трудную минуту, - сказала девушка тихо. - Я у вас хочу учиться мужеству и самообладанию. Куглер сказал: "Сегодня вы прогоняете от себя Куглера, а завтра он выгонит вас с вашим братцем и батюшкой из вашего прекрасного городского дома и из вашего прекрасного Сухого дола!"... Но отнюдь не поэтому мне нужна ваша поддержка, пан Каспер. Мы со Збигневом готовы уже ко всему... Беспокоят меня только отец и матушка: как они перенесут это известие?
Даже Юзеф, старый слуга Суходольских, был несказанно рад, что его панночка не сделается купчихой Куглершей.
- Ведь вы подумайте, - говорил он жалобно, - придет он к старому пану, даже разрешения не спросит, развалится в кресле... А намедни стал палкой своей измерять зальце, где панночка и панич учатся заморские танцы... Говорит, что здесь он, мол, какую-то свою пантору устроит!
Вечером Каспер в первый раз в жизни обманул своих друзей и не пришел, как обещал, к Францу, а там, дожидаясь его, собралось немало народу.
Из Орденской Пруссии пришли нехорошие вести, и вот, чтобы потолковать о них с Каспером, Франц и зазвал к себе соседей и единомышленников.
А Каспер, ничего не подозревая, танцевал в это время с Вандой в "зальце" Суходольских, так и не превращенном в "пантору" купца Куглера.
Легкомысленный и беспечный дух дома взял верх над рассудительностью и благоразумием Каспера.
- Порадуемся же немного, пока мы еще можем радоваться, - сказала Ванда, - и вы с нами, пан Каспер! Мне кажется, что вам необходимо каждый день петь, танцевать и веселиться, чтобы в вашей душе изгладились печальные воспоминания.
Вернись Каспер в тот вечер пораньше, ему, возможно, довелось бы еще застать в живых своих старых друзей и однокашников - Сташка Когута, прозванного Жбаном, и Яся-Сороку.
В сумерках, как раз тогда, когда Каспер с Вандой выполняли какие-то новые затейливые па, мимо домика Франца раз-другой прошел худенький монашек в грязной, заношенной рясе. Он заглянул в дверь, в окно, а так как в этой части города монахов не очень жалуют, то хозяин немедленно осведомился, что ему здесь нужно, и не очень любезно добавил приглашение убираться "до дзьябла".
Монашек вместо ответа протянул записочку, адресованную Касперу Бернату. На грязном клочке бумаги старый однокашник Каспера - Ясь, прозванный Сорокой, сообщал, что он, Ясь, а также Станислав Когут арестованы святой инквизицией по обвинению в сочувствии и содействии еретику и споспешнику Томаса Мюнцера - бунтовщику Генриху Адлеру.
"Сташка так пытали, - писал Ясь, - что размозжили ему руки и ноги, а у меня, хвала господу, пострадали только ноги, и я могу держать перо. Пишу тебе по-польски, а не по-латыни для того, чтобы если не ты, то другие смогли прочитать это письмо. Ни у меня, ни у Сташка нет ни одного зуба во рту: святой отец выбил их тяжелым распятием. Жить нам осталось недолго, значит, муки наши скоро придут к концу. Сожгут нас в ночь на святое воскресенье".
Каспер вздрогнул от спокойного тона, каким сообщалась эта страшная новость.
"Если брат Тадеуш застанет тебя, то он же проводит тебя на парусник и доставит в Крулевец, чтобы ты все увидел и рассказал кому надо о нашей смерти. Брата Тадеуша послали нам на выручку братья из Орденской Пруссии, но ни я, ни Сташек не можем двинуться с места. Хвала господу, что нам хотя бы не вырвали языки. Сташек перед смертью хочет поговорить с народом. А я, хоть и прозвали меня в академии Сорокой, красно и складно говорить не умею. Да хранит тебя господь, Каспер, как радостно будет нам со Сташком сознавать, что ты будешь при нашей кончине. Только в первые ряды не вылезай, спрячься в толпе!
Твой старый товарищ Ясь. За Станислава Когута расписался тот же Ясь".
С письмом этим до прихода Каспера познакомился Франц. Потом, созвав друзей, он им также его прочитал.
Славные люди на разные лады строили планы, как бы отбить отца Станислава и отца Яна у отцов инквизиторов, но монашек объяснил, что это дело невыполнимое.
Осужденные строго охраняются. А кроме того, если бы каким-нибудь чудом и удалось их освободить, до лодки с размозженными ногами они добраться не смогут... Жалел очень монашек, что не удалось ему повидать Каспера Берната, но ждать он не может, пора в обратный путь.
Он, монашек Тадеуш, возьмет все же на свою душу грех и сообщит осужденным, что друг их Каспер прибыл вместе с ним в Крулевец, чтобы попрощаться со старыми друзьями.
Петер Кёниг и его товарищи вызвались проводить брата Тадеуша до гавани, где в стороне от других стояло у причала его маленькое суденышко.
