Анатолий Мошковский - Трава и солнце
Фима сузила глаза и затаила в уголках губ улыбку.
- Так то не полы мыть и не на базар для стариков бегать. И ночью встану, чтоб вымазать тебя илом и бросить в Дунай...
- Ох и хитрющая ты! Я тебе... - погрозила пальцем Маряна. - Чтоб в ближайшие дни сбегала...
- Есть! - Фима вскинула к виску ладошку.
- А ты, Селивестр?
- Был у своего деда раз пять.
- Как дела у Аверьяна?
- Нормально. Жалоб от старушки не поступит. - Аверя нахально посмотрел в глаза Маряне, и его лицо, худощавое с грубым, неровным, обветренным, каким-то пятнистым загаром, было чуть надменным и лихим.
- Проверю.
- Хоть сейчас.
За спиной заиграла румынская музыка: скрипки и цимбалы, обгоняя друг друга, разлились над пляжем и полетели над Дунаем.
Аверя перекатился на другой бок и увидел в руках Льва маленький, чуть побольше "Зоркого", приемничек в кожаном футляре. Лев с Аркадием и две девушки сидели неподалеку от них и прислушивались к голосу Маряны.
Лев поманил Аверю пальцем. Аверя подполз на коленях.
- Кто она такая?
- Маряна-то? Вожатая. А что?
- Аркадь, ты слышишь... Как тебе нравится это имя? Как звучит, а?! А ты не хотел ехать сюда, дурья голова. - Потом вдруг быстро спросил у Авери: - Ты-то в бога веришь?
Готовый к любому вопросу, но не к этому, Аверя смутился.
- А чего в него верить?.. Мне... Мне все равно...
- А бог есть, нет?
- Нет, - проговорил Аверя, - откуда ему быть... Атмосферные явления все это... В школе так говорили, и опять же - Маряна.
- А дед-бабка у тебя есть?
- У кого же их нет?
- Молятся на иконы? Справно молятся на иконы?
- Так они старые.
- А много их у вас?
- Откуда много, только трое: одна бабка, материна, померла, а теперича трое...
Лев пригладил волосы и поморщился:
- Да не стариков, икон.
- Да есть. А вам что?
- Да я так просто.
- А я думал - верующий. У нас в городе церкви богатые. Одну старообрядческую, правда с согласия епархии, закрыли...
- Ну? - Лев заинтересованно придвинулся к нему и серьезно изучал его лицо сквозь большие, в квадратной оправе очки с широкими дужками на ушах.
- А почему закрыли?
- Между батюшками ссора произошла - не поделили они что-то, писали друг на друга архиепископу нашему...
- Как это - нашему?
- Да старообрядческому. Наша церковь особая, мы - за старую веру...
- Ты, я вижу, в этом деле академик...
- Чего там... - Аверя прямо-таки весь зарделся. - Жить здесь и не знать... Вот мой деда такое рассказывал о протопопе Аввакуме...
- Ребята, вы слышите, что он говорит?! - закричал своим товарищам Лев, и они на животах сползлись к Авере. - Об Аввакуме слыхал, и вообще, должен вам сказать, образованнейший малый...
- Аверька, мы уходим! - крикнул Селька.
И Аверя увидел, что все уже одеты. Ах, как не хотелось ему уходить! И он остался бы с этими добрыми, веселыми туристами, если б не Алка, подошедшая к ним.
- Садись, девочка, - предложил Лев, - ты тоже местная?
- Наша, - бросил Аверя, - я вот ее все плавать учу - слабовата.
- Не похоже, что местная.
- Мой папа мастер по лодкам, и я скоро уеду отсюда, - сказала Алка. Он не сам делает лодки, а руководит, и все в цеху ему подчиняются...
- Вот оно как... - пропела толстенькая девушка в синей купальной шапочке, с ямками на тугих щеках, Вера, как звали ее туристы.
- Аверька, - вдруг сказала Алка, - как тебе не стыдно купаться в таких трусах? Прямо до колен. Все культурные люди купаются в плавках, а ты как деревенщина.
- Отстань, - вяло огрызнулся Аверя, - не продаются они у нас.
- А твои родители молятся на иконы? - спросил у Алки Лев.
Алка, трогавшая на коленях хорошо накрахмаленное платьице, возмущенно посмотрела на него:
- За кого вы меня считаете? Мой отец - член партии, мама активистка, и председатель райисполкома часто бывает у нас в гостях, а вы про бога! Я убежденная атеистка...
- Ого! - воскликнула вторая беленькая девушка - Люда. - И ты никогда не верила?
- Что я, дура какая? Старичкам еще простить можно: жили при русском царизме и под турецкими боярами, темные и невежественные, потому и верили в сверхъестественные силы... А чтоб я?..
- Идейная какая! - Вера похлопала себя по собравшимся в складки бокам.
Алка зарозовела от удовольствия.
- А как же иначе, я как пионерка... - И вдруг перебила себя и показала на уходившую с ребятами Фиму. - Вон ту видите? Так сама помню, как она в церковь бегала. А братишка ее, Локтя, и сейчас ходит с крестиком. И главное - пионер: под красным галстуком носит крестик. Это ведь возмутительно! - При этом Алка выразительно посмотрела в лицо Авере.
- Позор! - отрезал Лев.
- Зато она плавает, как шаран, - вставил Аверя, - как сазан, по-вашему.
- И вся она как мальчишка! Только что не курит. И хочет стать капитаном. Правда, смешно? Настоящей девочке не самое главное - хорошо плавать. Я вот даже и учиться не хочу хорошо плавать. Это для мальчишек, а не для нас, девочек... Что у нее за жизнь: торгует семечками, месит ногами ил, спит под иконами, а их у Зябиных что ворон на лозе...
- Что ты говоришь?! - Лев вскочил с песка.
- Ну, пошли, - сказал Аверя, хмурясь и прерывая Алку, - надо Маряну догнать.
- А я не пойду и расскажу им все.
- Ну и оставайся. Пока.
Аверя быстро оделся и побежал за скрывшимися ребятами.
Ребят он не догнал.
Зато вечером столкнулся с Маряной у Дома культуры. Она была все в том же платье, только без тесемок купальника, узлом завязанных на шелушащейся от загара шее. Маряна жила небогато, со стариками, и, по предположениям Авери, у нее было одно-два летних платья, не больше.
- Тебе Саша сказал что-нибудь? - спросила она.
- А чего? Нет, ни слова. Как с собакой - так я нужен, я и мои штаны, а как без собаки - так другие... Или, постой, что-то, кажется, говорил...
Маряна дала ему легкий подзатыльник.
- Завтра патрулирование. Сообщи связным, чтоб к семи утра все были на месте.
- Есть, - вяло сказал Аверя.
У щита с объявлением, что в Доме культуры открыта школа бальных танцев, а также липси и других, топталась Алка с белыми капроновыми бантиками в волосах и в белоснежных туфельках. Но Аверя лишь краем глаз посмотрел на нее - болтушка!
Откуда-то явился Саша с пограничниками и за руку, как маленькую, повел Маряну на танцплощадку, примыкавшую к Дому культуры. Площадка была ограждена высоким забором, и у входа стояла билетерша. Пограничники и знакомые проходили даром, и Саша запросто провел Маряну внутрь.
Аверя прильнул к щелке в заборе. На длинных скамьях сидели разряженные девушки, тщательно причесанные, отглаженные.
Особенно бросались в глаза две: в ярко-красном и ярко-голубом платьях, таких широких и круглых внизу, точно вентерь на обручах. У них были высоченные, как стожки сена, прически. Девушки стояли у стены, такие необычные, броские (одна работала секретаршей в райисполкоме, вторая официанткой в чайной), что ребята и подойти к ним стеснялись.
Зеленой группкой толклись у стенки пограничники, робели видно, и поглядывали, как танцуют наиболее смелые пары. С солдатами была и Маряна.
Танцевали больше девушка с девушкой.
Вдруг Саша махнул рукой и потянул Маряну, положил одну руку на ее талию, вторую - ладонь в ладонь, поймал старым кирзовым сапогом такт и поплыл по танцплощадке.
В это время у входа раздался шум. Молодые рыбаки вталкивали на площадку случайно оказавшегося здесь Акимова деда. Дед ругался, мотал седой бородищей, упирался в косяк двери. И все-таки его втолкнули внутрь и загородили выход. Деду надоело ругаться, он засмеялся и протянул руки к билетерше, приглашая на "русскую".
- Пошел, старый. Бородой исколешь, да и на службе я...
На голоса бесшумно нагрянули три дружинника с красными повязками на рукавах. Молодые ребята тут же подались в тень, и Акиндин беспрепятственно, хотя и без явной охоты, вышел с танцплощадки. Чей-то локоть коснулся Авериной руки. Оглянулся - Фима. Она тоже прильнула к щели.
- Завтра в семь к заставе, - сказал Аверя, - на патрулирование. И еще вот что: сходила бы к моему деду, к тимуровскому, полы надо вымыть.
- Хорошо.
Аверя оторвался от забора и пошел по вечерней, полной народа Центральной улице.
Глава 4
У ПОГРАНИЧНОГО СТОЛБА
- Смотри, смотри, может, тот? - шепнула Фима и показала на человека, одиноко стоявшего у вербы.
- Своих не узнаешь, - прошипел сквозь зубы Аверя. - Гаврила, рыбак с "Норда".
Они пошли дальше. Миновали пограничный столб. Железобетонный, зеленый, с красными полосами и номером, он стоял в деревянной оградке и сверкал оттиснутым металлическим гербом Советского Союза. Фима знала: такие столбы расставлены вдоль всего Дуная, потому что эта пограничная река только наполовину наша.
"Как смешно, - думала часто Фима, - одна и та же рыба, скажем сом, зигзагами плывущий по Дунаю, то и дело нарушает границу и по десятку раз в день является то советским, то румынским, пока не попадется на чей-либо крючок и гражданство его определится окончательно и навсегда..."
